Мне неудобно ни с кем разговаривать, но Сидни кажется доброй, и она была там той ночью. Она не смотрит на меня с осуждением, и это самое большее, о чем я могу просить.

— Нет, дело не в этом, и я не думаю, что ты бы кому-то что-то рассказала. Уверена, ты можешь себе представить, как это унизительно, и я….

— Ты не должна чувствовать себя так со мной.

Хотелось бы, чтобы это было так просто. Хотелось бы, чтобы все это было плохим сном, после которого я собираюсь проснуться.

— Я в порядке. Просто хочу покончить с этим.

— Я могу тебя понять. Знаю, что ты через многое прошла, и этот процесс не будет легким. Сейчас у нас есть временный приказ о защите как для тебя, так и для Хэдли, который позволяет нам продолжить развод после окончания девяностодневного периода ожидания. Я не думаю, что у нас будет проблема с доказыванием вины, поскольку у нас есть фотографии и показания офицера полиции о жестоком обращении твоего мужа. Если тебя это устраивает.

Мои руки начали дрожать, и меня тошнит. Вот почему так много женщин молчат. Страх высказаться и не быть услышанной. Если я пойду к судье и расскажу ему все, что если он сочтет это недостаточным и выпустит его? Конечно, судья отказал в залоге, что заставляет меня верить, что суд вынесет решение в мою пользу, но даже Нейт сказал, что нам повезло попасть на судью, который нехорошо относится к таким мужчинам. Что, если мне попадется тот, кто относится к ситуации совсем не так? Без ареста Кевин мог бы оспорить развод и использовать это как еще один способ контролировать меня.

— Ты имеешь в виду, что они все еще могут мне не поверить? Они могут подумать, что я вру о насилии, и не осудят его? Даже когда есть свидетели и все такое?

Сидни отложила ручку и положила руку на мою.

— Элли, не имеет значения, если дело пойдет не так, как планировалось. Мы знаем, что произошло, и я тебе верю. Ты не одна. Ты не сделала ничего плохого, и несмотря ни на что, я помогу тебе выбраться из этого как можно быстрее.

— Я не хочу, чтобы он снова причинил нам боль.

— Знаю, и я собираюсь сделать все возможное, чтобы предотвратить это.

Я сделала глубокий вдох и опустила подбородок к груди, говоря: — Я должна была сделать это много лет назад.

— Ты молодец, что вообще это сделала. Я хочу сказать, что мне жаль, — Она сжала мою руку, — Ты здесь долго живешь, но никто из нас никогда не протягивал руку помощи. Я всегда считала, что ты не хочешь быть частью общества.

Я покачала головой, когда чувство одиночества снова вынырнуло на поверхность, вместе с чувством мести.

— Мне не позволяли быть частью сообщества.

— Я вижу это сейчас.

— Кроме того, трудно иметь друзей, когда ты маскируешь синяки.

Сидни отвела руку, и ее плечи опустились.

— Надеюсь, ты знаешь, что тебе больше ничего не надо рассказывать, Элли. Я очень бы хотела быть твоей подругой, если ты хочешь быть моей.

Подругой. Такое простое слово, но это то, чего у меня так давно не было, что я даже не знаю, что оно значит. Тем не менее, Сидни любезна и предлагает мне оливковую ветвь, которую я бы никогда раньше не приняла.

— Я бы очень хотела этого.

Она улыбнулась.

— Хорошо. А теперь давай рассмотрим детали и подготовим нашу информацию, чтобы мы могли подать следующую, когда нам это позволят, ладно?

— Хорошо.

Я собираюсь сделать все возможное, чтобы оставить все позади, и это первый шаг.

— Мамочка? — спросила Хэдли, когда мы идем по полю, чтобы добраться до дома, чтобы взять одежду и вещи, которые нам нужны. Прошла неделя, все стало на свои места, хотя это уже невозможно. Нам нужно больше одежды и вещей, если мы собираемся остаться с Коннором.

— Да?

— Почему папа тебя ударил?

Моя рука немного сжалась, когда вопрос застал меня врасплох. Я не знаю, как ей ответить. Хэдли может быть только семь, но она умная и все видит. Она не маленькая и не доверчивая.

Это шанс для меня помочь ей не делать тех же ошибок, которые сделала я. Я хочу, чтобы она знала, что так не должно быть. Никто никогда не должен прикасаться к ней, особенно в гневе. Я оставалась там слишком долго, много оправдывалась, но больше не буду.

Я немного выпрямилась и поработала над тем, чтобы мой голос звучал уверенно.

— Он ударил меня, потому что был зол и не мог контролировать себя. Никогда нельзя так делать, ты же это знаешь, не так ли? Это было неправильно с его стороны.

— Ему жаль?

Нет, я сомневаюсь, что ему жаль.

— Я очень надеюсь.

— Он любит нас?

О, мое сердце разрывается.

— Я думаю, он очень любит тебя.

Хэдли, конечно, слишком умна, чтобы не заметить, что я оставила себя без внимания.

— Он любит тебя, мам?

— Я верю, что он очень старается, но… — Теперь я разрушу ее мир. — Но когда ты кого-то любишь, ты никогда не хочешь причинить ему боль. То, что он сделал — недопустимо, и это не тот способ, которым демонстрируют кому-то свою заботу. Ты понимаешь?

Она посмотрела на меня, и я начала молиться, чтобы она услышала, что я говорю.

— Думаю, что да.

Я присела на соломенном поле и пожелала, чтобы эта маленькая девочка никогда не позволила кому-то причинить ей боль.

— Неважно, это папа, или другой мужчина, или друг или кто-то, кого ты не знаешь. Никому никогда нельзя позволять делать тебе больно. Ты должна немедленно кому-то сказать, если это произойдет. Никогда не бойся, что это твоя вина, потому что ты в этом не виновата.

Хэдли покачала головой, но ее взгляд не отрывался от моего.

— Я люблю тебя, мама.

— Я люблю тебя, милая девочка. Я хочу, чтобы ты знала, что то, что случилось, больше никогда не повторится. Мы с тобой больше не будем жить с папой.

— Почему нет?

Защищать ее от правды — это все, что я делала. Я не хочу, чтобы она ненавидела его, но хочу, чтобы она видела во мне силу. Она должна всегда понимать, что выбор, который я сейчас делаю, может быть непростым, но он правильный. Я не могу сойтись с ним. Я не позволю ему быть рядом с Хэдли и позволить ей думать, что это то, каким должен быть брак.

— Потому что я больше не собираюсь оставаться с ним в браке. Мы переедем из того дома, и с нами все будет в порядке.

По ее лицу потекла слеза, и я хотела бы забрать всю ее грусть.

— Я сделала что-то не так?

— Нет, детка. Ты ничего не сделала, и я тоже. Я делаю это, потому что должна защитить нас. Знаю, что это страшно и есть о чем волноваться, но я хочу, чтобы ты знала, что я тебя очень люблю, и сделаю все, что от меня зависит, чтобы мы были в безопасности.

— А разве он меня не любит?

— Кто мог бы устоять перед тем, чтобы не любить тебя? — спросила я ее.

— Если бы он любил меня, он бы не хотел, чтобы мы уходили.

Вот что я боюсь ей сказать. Я не хочу, чтобы Хэдли думала, что это ее вина.

— Тебе нравится, когда папа кричит на нас?

Она покачала головой.

— Мне тоже. Я не хочу, чтобы кто-то из нас снова боялся. Ты и я, мы сильные девочки, и никто больше не будет на нас кричать. Ты лучшая маленькая девочка, которую может пожелать любая мать, и часть моей работы заключается в том, чтобы защитить тебя.

— Он вернется за нами?

— Нет, его больше с нами не будет. — Независимо от того, что мне придется сделать, я сдержу это обещание. — Мы найдем жилье, которое нам обоим понравится.

— Мы можем остаться с Коннором?

Я тихо улыбнулась. Утешение наполняет мою душу тем, что он так много значит для нее.

— Нет, милая. Коннор не останется в Шугарлуафе надолго, и хотя он был очень добр к нам, у него есть своя ферма, с которой ему нужно иметь дело.

И я даже близко не готова к этому.

— Я думаю, ты ему нравишься.

— Я думаю, ТЫ ему нравишься! — сказала я, хихикая. — У тебя есть домик на дереве на его ферме, и он собирается пойти с тобой в школу.

И он может быть твоим папой.

— Мне будет грустно, когда он уедет.

Мне тоже. Я буду скучать по тому, как он на меня смотрит, а также по его непоколебимой силе, пониманию и поддержке.