Мои глаза поднялись, и я начала изучать его так, как будто под поверхностью может быть еще что-то.

— Уверена, что буду чувствовать себя так еще долго.

— Ты исцелишься, и я клянусь, он никогда больше не причинит тебе боль.

— Я не знаю, как ты можешь это обещать.

Коннор оттолкнулся от перил.

— Потому что он точно не причинит тебе боль, если ты будешь в моем доме. Если ты решишь вернуться домой, мы придумаем много способов защитить тебя, если его освободят из тюрьмы. В любом случае, сегодня вечером, завтра или пока ты не будешь готова уйти, со мной ты в безопасности.

В безопасности. Это слово я много раз воспринимала как должное.

Когда была маленькой, я помню, как мой отец всегда обнимал меня и говорил, что защитит меня. Он запирал двери, принимал меры предосторожности, а потом однажды, когда я училась в колледже, другая машина выехала на их полосу и убила их обоих. Водителя другой машины так и не нашли.

Ничто не уберегло их.

Когда я встретила Кевина, он нас всех обманул. Мои родители любили его, считали его милым, замечательным и говорили, как мне повезло встретить такого мужчину, как он, на первом курсе колледжа. Он унаследовал ферму за месяц до конца года, поэтому мы с ним пригласили их посмотреть.

Они были так счастливы в ту ночь. Они полюбили землю, город и надеялись, что я, возможно, когда-нибудь здесь буду жить. Потом их убили, а я стала пустой. Я думала, что он заполнит пустоту из-за потери моих родителей. Я была так одинока. Такой грустной, и хотелось, чтобы кто-то сделал все немного лучше. Кевин был там, обещал заботиться обо мне, дать мне любовь и жизнь. Я влюбилась в это, крючок, леску и грузило, пока не оказалась на его катушке.

Теперь я чувствую себя выпотрошенной, как рыба.

— Я ценю это, но я нигде не в безопасности. Можем мы не говорить об этом прямо сейчас? Мой разум… Ну, я сейчас не могу думать.

— Конечно, я могу посидеть с тобой? — Я отодвинулась, давая ему место, и он сел возле меня на качели. — Мне жаль. Я не должен был подталкивать тебя к разговору.

— Нет, ничего страшного. Я слабая и в беспорядке, но ты ничего плохого не сделал.

— Ты не в беспорядке, — сказал Коннор и быстро начал говорить. — Расскажи мне о Хэдли, когда она была младенцем.

Я в сотый раз посмотрела в окно. Я постоянно проверяю, чтобы убедиться, что она действительно там и что это не какая-то альтернативная реальность, которую я создала в своей голове.

Сейчас я ничему не верю, потому что не уверена, что жива, и это не подвешенное положение.

За исключением боли. Конечно, в смерти нет боли, и точно не было бы Хэдли.

— Хэдли всегда была лучшим ребенком. Она никогда не капризничала в детстве и спала всю ночь так, как я, наверное, заслужила ее. Это было так, будто она следовала детской книжке, которую я читала, потому что она достигала каждой вехи тогда, когда должна была капризничать.

Он улыбнулся.

— Кажется, она хороший ребенок.

— Да, она такая. Мне так повезло с ней. Я так и не поблагодарила тебя за то, как ты заботился о ней, когда она поранила руку. Это очень много значит. Я искренне ценю, что ты нашел ее и вернул домой.

Коннор начал осторожно раскачивать качели.

— Я бы никогда не отпустил ее так. Она была единственной причиной возвращения сюда, которая не была плохой. Этот город не совсем мое любимое место.

— Почему?

Он пожал плечами.

— Здесь много воспоминаний. Много того, что я пытался забыть и оно не исчезло. Знаешь, моя мама делала это каждое утро. — Я посмотрела на него, думая, что он имеет в виду. — Она каждое утро садилась на эти качели и смотрела на восход солнца. Я помню, как пытался проснуться рано, чтобы выйти с ней сюда. Она говорила, что это ее отрезок времени, когда ее ничто не может беспокоить.

Я улыбнулась, несмотря на тот ад, через который прошла.

Представила его маленьким мальчиком, который пришел сюда просто посидеть с ней.

— Я считаю, что для детей важно проводить такое время со своими родителями. У нас с Хэдли есть распорядок сна, которым я дорожу и молюсь, чтобы она всегда помнила.

— С каждым из нас мама сделала что-то особенное. Она поставила себе цель сделать нас счастливыми. Но она умерла, когда я был в возрасте Хэдли.

Я коснулась его руки.

— Мне очень жаль, что ты ее потерял. Я видела с твоим отцом несколько раз, но не знала его хорошо. Я бы хотела с ней познакомиться, она, кажется, была замечательной.

— Моя мать была святой. Я немного помню, но какие воспоминания у меня есть… это все. Хотелось бы, чтобы я мог четче видеть ее лицо в своей голове.

— Я знаю, что ты имеешь в виду. Я тоже потеряла маму, поэтому знаю, как это тяжело. Она бы очень гордилась мужчиной, которым ты стал. Знаю, что мы на самом деле не знаем друг друга, но все, что я видела до сих пор, говорит о том, что ты хороший человек.

Я не знаю, как это объяснить, но с тех пор, как Коннор вернулся в мою жизнь, все изменилось. Возможно, это ничего, а, возможно, это вселенная говорит мне, что я облажалась той ночью, когда оставила его спать в гостиничном номере, и я должна прислушаться. Возможно, это мои родители дают мне знак сверху.

Как бы там ни было, за последнюю неделю Коннор помог мне больше, чем кто-либо другой с тех пор, как я переехала в этот город.

Он спас мою дочь, а теперь и меня. Он был добрым и не заставлял меня чувствовать себя маленькой. Даже сейчас, вместо того, чтобы ошеломить меня или заставить говорить, он дает мне что-то другое, чтобы занять мозг и поговорить.

Я так долго думала о нем, и он здесь. Именно тогда, когда я нуждаюсь в нем больше всего.

Когда Коннор посмотрел на меня, его глаза остекленели.

— Я очень надеюсь. Мы с братьями старались жить так, чтобы она гордилась нами.

— Расскажи мне что-нибудь о ней, — попросила я. Я лучше буду говорить о ней, чем о собственных родителях или о том, что произошло.

— Она делала самый лучший пирог. На день рождения она готовила нам любимый пирог вместо торта. Нас не волновали ни подарки, ни что-то другое, пока она готовила пирог.

— Какой был твоим любимым?

— Яблочный.

— Тот же, что и Хэдли, — сказала я и снова посмотрела в окно. — Эта девушка может съесть целый яблочный пирог сама. Думаю, что мой не такой вкусный, как тот, что готовила твоя мама, но…

— Я уверен, что он идеален, Элли.

Я прикусила губу, чтобы она не дрожала, но это слишком. Я не могу это остановить.

— Боже, Коннор, я могла умереть, и тогда кто бы приготовил ей пирог? Что было бы с ней, если бы ты туда не попал? Как я могу простить себе то, что разрушила ее мир?

— Ты не умерла, ты здесь.

Правда? Вина и боль охватили меня, не давая вдохнуть. Я так старалась держать все на расстоянии, но я в полном беспорядке.

В абсолютный беспорядке.

— Мне не стоило пытаться идти вчера вечером. Если бы я была умнее и подождала…

— Что? Как ты думаешь, что бы случилось, Элли? Мужчинам, которые используют кулаки, все равно, когда это происходит.

Мужчины, которые используют свою силу, чтобы заставить людей подчиняться себе, не заботятся о ситуации или человеке, это все о них. Ты поступила правильно.

Я покачала головой и вытерла слезы на лице.

— Я ничего не сделала правильно.

Его глаза посмотрели внутрь, а потом снова на меня.

— Ты поступила правильно для нее. Ты не позволила ему причинить ей боль. Ты поставила Хэдли на первое место, чтобы она ела пирог, когда захочет.

У меня заболела грудь, и не только от раненых ребер. Я почувствовала себя беспомощной, исчезающей, как утренний туман, превращаясь в ничтожество. Я так боялась, что он выполнит свое слово, что дала ему возможность это сделать.

— Я пообещала себе, что, если он когда-нибудь тронет Хэдли, я уйду. Я пообещала, что никогда не позволю никому причинить ей боль, и посмотри… — Мои заплаканные глаза посмотрели на маленькую девочку, спящую на диване. Луч солнца освещает ее лицо. — Я нарушила свое слово и подняла ее.