- Янка – Белозерская… - пробормотал Егор.

- Знаю, - согласился дедушка. – Однако это фамилия ее отца, а не матери. А он их давно бросил. Честно говоря, я пытался выяснить, не родственники ли они с князьями, но ничего не вышло. Революция, войны… Да и архивы не все доступны, знаешь ли.

- Скажи, а если я женюсь… на Янке? – решился спросить Егор. – Вы с бабушкой расстроитесь?

- Мы с бабушкой будем счастливы, - серьезно ответил дедушка. – Когда вы успели поссориться? Ведь так дружили!

- Это я виноват, - поморщился Егор.

- И что, сильно виноват?

- Сильно, - кивнул он.

- Думаешь, не простит?

- Не знаю. Но я попытаюсь.

Янка обещала Егору разговор, но он не спешил. Все думал, где лучше устроить встречу, как извиниться, чтобы она поверила его словам. Но ничего оригинального в голову не пришло. Подарить ей цветы? Банально. Пригласить в ресторан? Пошло. Закончилось все тем, что Егор вышел во двор, когда Янка, в очередной раз заменяя мать, скребла метлой и без того чистый асфальт.

- Ян… - позвал Егор, подходя к ней. – Ульяна…

Она обернулась, поправив на голове платок.

- А, Старшов… Привет, - сказала она. – Хотел чего?

- Ты обещала, что выслушаешь.

- Сейчас, что ли? – удивилась она. – Я занята, ты же видишь.

- Сейчас.

К чему слова и долгие речи? У Егора нет оправданий, а говорить о том, что привиделось в коме – глупо. Значит, единственное, что он может сделать – сказать правду. Искренне.

И будь, что будет.

Егор опустился на колени прямо посреди двора.

- Ты чего? – обалдела Янка. – Совсем… того? Ты чего творишь?!

- Ты обещала выслушать, - напомнил Егор. – Я прошу прощения за все зло, что тебе причинил. За все обидные слова, за все вредные поступки. И особенно за тот случай… на даче. Ульяна, пожалуйста, прости. Я понимаю, что уже ничего не изменить. Но… Я люблю тебя.

- Что? – переспросила Янка. – Ты сказал…

- Я люблю тебя, - повторил Егор. – Всегда любил. Просто я сволочь…

- Вставай уже, ненормальный! – перебила его Янка. – Да встанешь ты или нет? Лопаты мало? Сейчас метлой огрею!

Она вроде бы злилась, но плакала. И плакала так горько, что у Егора будто все внутренности скрутило в тугой узел. Ни вздохнуть, ни выдохнуть.

Что ж, он хотя бы попытался…

Егор медленно встал, не обращая внимания на испачканные мокрые брюки.

- Янка, не плачь, - попросил он. – У меня сердце разрывается, когда ты плачешь. Хочешь, я уеду? Тебе так будет лучше? Скажи, я все для тебя…

Янка подлетела к нему, толкнула кулаком в плечо.

- Старшов, если это опять розыгрыш, я тебя убью! Честное слово! Пусть сяду, но убью!

Розыгрыш? Егор огляделся. Вокруг них уже собрались местные зеваки, в основном бабушки с собачками на поводках. Местные сплетницы.

- Нет же, не розыгрыш. Ян, я люблю тебя. Разве это смешно?

- Мне не было смешно, когда ты опозорил меня перед своими друзьями!

- Ладно, я понял. Это невозможно простить. – Егор сжал кулаки, пряча руки за спину. – Но от своих слов я не отказываюсь. Я всегда любил только тебя.

- Тогда почему?! – Янка топнула. – За что?

Самое время рассказать о матери, о том, каким глупым и доверчивым он был. О том, как хотел исправить ошибку, но боялся отказа. О том, как сподличал, пытаясь забыть. Но Егор отрицательно мотнул головой, самому себе. Прощение не стоит оправданий.

- Что бы я ни сказал, это не оправдает моего поступка, - произнес он тихо. – Ничто не оправдает, Ян… Просто знай, что я сильно раскаиваюсь в том, что сделал.

Она смотрела на него молча, а из ее глаз текли слезы. И это было невыносимо. Невыносимо смотреть, как любимая плачет, без права утешить ее. Особенно когда он сам – причина этих слез.

Оставить Янку в покое – единственное, что он может сделать.

Егор повернулся и пошел к своему подъезду, не чувствуя под собой ног.

Янка догнала его у самой двери. Налетела со спины, обхватила руками и прижалась, не давая пошевелиться.

- Я, наверное, дура, - сказала она. – Нет, не наверное, а точно! Я дура, но я люблю тебя. Я тоже тебя люблю. Давай, говори, где тут скрытая камера? Я опять поверила тебе. Я всегда буду тебе верить. Это сильнее меня. Я тебя люблю, Старшов. Я всегда тебя любила.

Егор затащил Янку в подъезд, и там поцеловал – впервые, по-настоящему, не веря собственному счастью. И еще, и еще… как подросток, впервые пробующий вкус поцелуя. Янка отвечала ему так же жарко. Платок упал с ее головы. Верхняя пуговица пальто расстегнулась, обнажая шею. И когда Егор отстранился, чтобы глотнуть воздуха, взгляд его упал на цепочку, блеснувшую под волосами. А на ней…

- Что это? – спросил он севшим голосом, коснувшись знакомой вещицы.

- Что? А, это… - Янка обвела пальцем образок. – Святая Иулиания. Меня крестили, как Иулианию, это мое церковное имя. А образок – единственное, что осталось от отца. Его подарок на крестины. Вроде как семейная реликвия.

- Я видел его раньше?

- Навряд ли. В школе я его не носила. Мама отдала мне его недавно, когда ты учился за границей.

Егор порывисто сжал Янку в объятиях.

Было или не было? Привиделось или нет? Какая теперь разница! Навряд ли он забудет то, что случилось с ним в 1859 году. А Янка – его настоящее сокровище. Здесь – в прошлом, настоящем и будущем.

В Заволжье, на берегу реки Большой Иргиз, и в наши дни стоит Свято-Никольский женский монастырь. Богатая у него история, непростая. Основан он был, как мужской старообрядческий монастырь, позже, с насилием и кровопролитием, объявили его единоверческим, а потом преобразовали в женский. Советская власть его не пощадила, но на рубеже веков монастырь возродился силами прихожан. Исправно идут службы в церкви, далеко по реке разносится колокольный звон с часовни.

Если верить тому, что привиделось Егору в коме, в храме этого монастыря венчалась княжна Ульяна Дмитриевна Белозерская со Львом Мстиславовичем Громовым. К сожалению, записи тех лет не пощадило время. И на кладбище не нашел Егор могилы матушки казначеи Фионы.

Путешествовали по святым местам Саратовской области молодожены вместе. Не сразу, но рассказал Егор Янке о своих «приключениях» в прошлом. Побаивался, что засмеет она его, однако Янка отнеслась серьезно к этой истории.

- Мистика мистикой, - сказала она, - но что с душой происходит, когда человек в коме, никому не ведомо.

- А есть она, душа? – отчего-то усомнился Егор.

- Ты как думаешь? – усмехнулась Янка. – Побывав на чужом месте, в чужом теле? Нету?

- Пожалуй, что есть, - согласился Егор. – Образок твой я там, как наяву видел, хотя не знал, что он у тебя есть.

- Сказка – ложь, да в ней намек, - мудро изрекла Янка.

И согласилась медовый месяц провести не на берегу теплого моря, а в Заволжье. Благо лесов и болот с комарами и прочими кусачими тварями там почти не осталось.

Понимал Егор, что не найдет ни Стожар – время стерло это название с карт, - ни города не узнает, ни деревень. И усадеб помещичьих нет, только кое-где развалины сохранились. Так что путешествовали они с Янкой по святым местам, только там можно было прикоснуться к древностям, почувствовать память веков.

А Свято-Никольский монастырь Егор узнал из-за реки, все так же стоял он на излучине, как и в то время, когда Егор привез сюда Ульяну Белозерскую для встречи с матерью.

Там, стоя на берегу Иргиза, Егор и сказал Янке, что хочет венчаться с ней в монастырском храме.

- Ты не торопишься? – спросила осторожная Янка. – Мы только поженились, еще и не жили вместе. А вдруг через год или два захочешь развестись? Венчание – это серьезно.

- А свадьба – несерьезно? – помрачнел Егор. – Мне не восемнадцать лет, и это не спонтанное решение.

Откровенно говоря, ему до сих пор казалось, что доверие Янки он не вернул, что она все еще ждет от него подвоха. Это больно царапало сердце, но Егор понимал, что сам виноват, и воспринимал все, как справедливое наказание.