Любой мог пройти мимо и догадаться по звукам, доносящимся из ванной. Но мне насрать. Мой член входит и выходит из нее легче, быстрее, по мере того, как она становится все влажнее для меня. Она трется между ног, и мой взгляд опускается туда, где она прикасается к себе. Я не могу отвести от нее глаз, взгляд мечется взад-вперед между ее рукой, ласкающей чувствительный бугорок, и ее грудью, дико подпрыгивающей при каждом толчке.

Я наклоняюсь к ней, дыхание ласкает ее ухо.

— Я собираюсь кончить в тебя. Не позволяй никому видеть, как это вытекает.

Она сжимается вокруг меня и вскрикивает в мою руку, оргазм захлестывает ее, и ее киска сжимается вокруг меня.

Я кусаю ее плечо, чтобы подавить свой собственный стон, когда я врезаюсь в нее раз, другой, прежде чем излиться в нее. Мой член дергается снова и снова с каждым толчком. Наши сердца бьются о грудные клетки, тяжелое дыхание наполняет маленькую комнату.

Когда я наконец выхожу из нее, она улыбается и поправляет платье.

— Это был тайный секс?

— Прости, что заставил тебя чувствовать себя так. Ты мне действительно, действительно нравишься, Кэсс. Я хочу быть с тобой. — Я беру ее за руку. — Меня не волнует, кто это знает.

Она сжимает мою руку.

— Я тоже хочу быть с тобой. Но я не против подождать с оглаской, пока мы не подключим твоего отца к работе. Я не хочу, чтобы он возненавидел меня еще до того, как я с ним поговорю. До тех пор, пока ты больше не запрешь меня в чулане или не заставишь лазить по окнам. Я не хочу чувствовать, что ты стыдишься меня.

— Я не стыжусь тебя. Даже близко. Я самый счастливый парень на планете, что у меня есть ты. — Я кладу руку ей на поясницу. — Пойдем, я тебя представлю.

Мы находим моих родителей на кухне, погруженных в напряженный, приглушенный разговор. Кэсс напрягается под моей ладонью, но мы продолжаем идти вперед, в логово льва.

— Папа. — Я стараюсь говорить непринужденно. — Я хочу представить тебе Кэсс Син…. Кэсси Синклер.

Его каменный взгляд останавливается на Кэсс, и она практически тает рядом со мной. Черт. Это была плохая идея.

— Мисс Синклер. — Он протягивает руку, в другой зажат стакан скотча. — Приятно познакомиться.

Кэсс пожимает ему руку.

— Я тоже рада с вами познакомиться, — бормочет она.

— Скажи мне, Кэсси, ты когда-нибудь пробовала Романи-Конти? — Он достает бутылку из винного шкафа.

Она слегка улыбается ему.

— Нет.

— О, это восхитительно. Тебе двадцать один, верно? — Он подмигивает ей, уже наливая стакан. Затем его взгляд переключается на мою маму. — Дорогая, почему бы тебе не оставить нас одних?

Дерьмо. Я смотрю на маму, желая, чтобы она не уходила, но она понимает приказ, когда слышит его.

Папа протягивает Кэсс напиток, ожидая, пока она сделает глоток. Как только она делает, кивая и притворяясь, что ей нравится, он взбалтывает свой скотч.

— Послушайте, вы двое. Я помню, каково это - быть молодым. Но вы совершаете большую ошибку. — Он каким-то образом сохраняет свой голос легким, непринужденным. Как будто каждое слово не является угрозой. — У полиции есть зацепка, и Ноэль может вернуться в любой день. Нет смысла портить свою репутацию в глазах общественности, прежде чем это сделает она. Если вы пока сохраните ваши отношения в тайне, вы сможете скакать по городу вместе сколько захотите, когда вернется Ноэль. Если нет... — Он пожимает плечами, отпивая из своего бокала. — Все взгляды будут прикованы к вам двоим. Не лучшая ситуация, особенно когда ты не можешь позволить себе хорошего адвоката.

Между нами повисает напряженная тишина. Теперь он обращается непосредственно к Кэсс. Очевидная угроза, замаскированная ложным беспокойством. Он провел свое исследование.

Кэсс вздергивает подбородок, хотя неуверенность ясно читается в ее глазах.

— Я не думаю, что нам с Тео есть о чем беспокоиться, если мы невиновны.

Зловещая полуулыбка тронула уголки его губ.

— Невинные люди постоянно оказываются за решеткой. Полиция уже разыскивает кого-то, близкого к Ноэль. Давайте просто надеяться, что это не кто-то из вас двоих. Потому что им может не понравиться то, что они найдут.

ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ

БО

— Ты готова, принцесса?

В подвале Ноэль стоит передо мной, покрытая мурашками от моего голоса ей на ухо.

Я снимаю повязку с ее глаз и обвожу комнату жестом с самой широкой дерьмовой ухмылкой. Она загорается, и ее прекрасные голубые глаза наполняются слезами.

Подвал был преобразован. Черные полки, заставленные банками с краской и кистями, настенные мольберты, прочный верстак, корзины для хранения бумаг и две лампы, компенсирующие недостаток естественного света, проникающего через крошечное окошко.

— Бо, — шепчет она, и на ее губах снова звучит мое имя. Этот сладкий, восхитительный звук. — Это потрясающе.

Я ухмыляюсь.

— Подумал, что ты могла бы использовать меня в качестве музы для своей первой работы в твоей новой официальной художественной студии.

— Да? — Она озорно улыбается своим прелестным маленьким ротиком. Та улыбка, от которой мне хочется засунуть свой член между ее губ. — Ты собираешься позировать для меня?

Я обвиваю руками ее бедра.

— Не совсем. Ты нарисуешь меня, я нарисую тебя, а потом мы будем трахаться, чтобы создать лучшее произведение искусства, которое ты когда-либо видела.

— Звучит забавно. Сейчас?

Я грубо притягиваю ее к себе.

— Очевидно. — Она слегка взвизгивает, когда я откидываю ее волосы назад и обнажаю шею, прежде чем взять в рот ее нежную кожу. Я уже заставил ее извиваться.

Я разворачиваю огромный холст, краска уже на месте, потому что я точно знал, как это будет происходить. Мы смотрим друг на друга, как раздеваемся, хотя я хочу сам сорвать с нее одежду. Иногда ожидание заставляет меня кончать сильнее.

Ее сиськи выпадают из лифчика, когда она наконец снимает эту ужасную штуку. Теперь, когда она правильно питается, они стали больше. Как и ее бедра. Упругая и восхитительная задница. Когда ее трусики снимаются следующими, я ухмыляюсь и больше не могу сдерживаться. Я хочу попробовать ее на вкус, прежде чем покрыть ее тело краской.

Она ахает, когда я со всей силой втягиваю ее сосок в рот, моя рука скользит между ее ног, чтобы я мог почувствовать, какой влажной она становится для меня, когда я грубо в нее вхожу. Вот как моя принцесса любит, когда ее трахают, и я рад услужить.

Я хватаюсь за другую грудь, и она хнычет, дергая меня за волосы. Ей чертовски нравятся мои волосы. Моей девочке нравится во мне все, даже те части, которые ее пугают. Особенно те.

Я переворачиваю ее на спину, погружаясь языком прямо в ее киску. Она извивается и вскрикивает, и требуется каждый мускул, чтобы бороться с ухмылкой, которая хочет расползтись от уха до уха. Мне нравится, когда она сходит с ума от моего языка, моих пальцев, моего члена.

— Ты чертовски промокла для меня, принцесса. — Просто она мне нравится.

Я облизываю и посасываю ее клитор достаточно долго, чтобы заставить ее сердце учащенно биться, прежде чем отстраняюсь.

Она хнычет, не готовая к тому, что я остановлюсь, но когда я опускаю руку в банку с синей краской и провожу ею по ее груди, она не жалуется.

Она хихикает и макает палец в красную краску, проводя линию от моей грудины к тазу.

— Это весело.

Это займет слишком много времени, если она планирует покрывать меня одним пальцем за раз. Я бросаю в нее пригоршню синей краски, и она ахает, уставившись на свой забрызганный синевой живот с открытым ртом, пока не достает красную краску и не швыряет ее в меня.

Через несколько секунд мы оба смеемся так сильно, что у нас болит живот, забрызгивая друг друга краской с головы до ног. Пока она внезапно не останавливается, ухмыляясь мне. Она выглядит нелепо и красиво, покрытая синей и красной краской.

— Не думаю, что когда-либо раньше слышала, чтобы ты так смеялся.