Он поднимает нож, и мое сердце останавливается, когда он небрежно взмахивает им.

— Зависит от того, что ты подразумеваешь под этим.

Я делаю медленный, глубокий вдох, стараясь, чтобы мой голос звучал ровно, даже когда мое сердце на грани разрыва.

— Сколько девушек ты похитил?

Он кладет руки на подлокотники кресла и наклоняется. Он должен вызывать у меня отвращение, но жидкий жар разливается по моему телу, когда его худое, мускулистое тело нависает над моим. Даже без куртки от него все еще пахнет кожей.

— Ты первая девушка.

— Ты похищал людей? — Я искренне шокирована этим.

Бо выпрямляется, тыкая кончиком ножа в свой палец.

— Да, но обычно именно они доставляют больше всего неприятностей, не так ли?

— Я не создаю никаких проблем, — быстро говорю я. — Я не буду.

Он усмехается.

— Ты уже сделала это, принцесса.

Мои глаза наполняются слезами, и я снова пытаюсь ослабить свои оковы. Но ясно, что он не лжет — он делал это раньше.

— Что я сделала?

Я не могу придумать ничего такого, что я могла бы сделать, чтобы заставить его хотеть пытать и убить меня.

Он кладет нож на верстак, и облегчение ненадолго ослабляет тугой узел у меня в груди, пока он не начинает водить пальцем по пламени свечи.

— Бентли вашей семьи попал в небольшую аварию, да?

У меня кровь стынет в жилах. Я не должна удивляться, что он знает. Все в Уэстбруке знают, и если он следил за мной, не может быть, чтобы он не услышал.

Он наклоняет свечу, течет горячий воск. Я проглатываю твердый комок в горле, но он не сдвигается с места.

— Полагаю, твой мастер отправился на небольшую увеселительную прогулку. Как его звали? Майкл?

— Какое это имеет отношение ко мне? — Шепчу я.

— В этом суть наезда и бегства, не так ли? Никогда не знаешь наверняка, кто был за рулем. Это мог быть кто угодно. Мама, папа или ты. Или, может быть, твой парень. Хотел прокатиться на машине за двести тысяч долларов. Или, может быть, твоя лучшая подруга. Как ее зовут? Кэсси? У вас, девочки, много секретов друг для друга, не так ли? — Он наклоняет свечу в другую сторону, свет падает на его лицо. — Так ты собираешься их сдать? Или ты готова понести их наказание?

Мои ногти впиваются в подлокотники кресла, но я не могу освободиться от пут.

— Майкл признался.

Бо ставит свечу и, пожав плечами, возвращается ко мне.

— Очевидно, кто-то не верит в его историю. Или в историю твоей семьи. И ведь нет никаких доказательств, не так ли? Единственное, что мы можем доказать, это то, что машина принадлежала твоим родителям.

Слеза скатывается по моей щеке.

— Значит, я должна умереть, потому что кто-то думает, что Майкл невиновен?

Он пожимает плечами и тянется за ножом.

— Умер невинный человек. Кто-то должен заплатить за это. Справедливость должна восторжествовать.

— И ты тот, кто будет за это судить? — Мой голос дрожит.

— Это моя работа. С тех пор как я получил это, — Он указывает ножом на свой шрам, — я выслеживаю людей, которые оставляют шрамы, и оставляю им несколько своих. Особенно когда они думают, что это сойдет им с рук. Другая богатая женщина с титулом дала мне это, и мне пришлось выследить ее, чтобы она заплатила цену, потому что никто другой этого не сделал бы. Ты знаешь, что они говорят. — Он прижимает кончик ножа к моему лбу, и крик вырывается из моего горла. — Око за око.

— Пожалуйста, — шепчу я.

Он усмехается.

— Ты действительно любишь просить, принцесса.

Мне нужно заставить его говорить. Отвлекать его достаточно долго, чтобы он не причинил мне вреда, прежде чем я смогу придумать способ сбежать.

— Это делает тебя... мстителем?

— Охотником за головами.

Я борюсь со своим бешено колотящимся сердцем, пытаясь говорить спокойно.

— Если бы это было правдой, ты бы ловил преступников и сдавал их полиции. Не брал бы правосудие в свои руки.

Он убирает нож от моего лица, нежно скользя лезвием по моей ключице. Крик вот-вот вырвется из моей груди.

— Я тоже так делаю. Но иногда правосудие - это не жизнь за решеткой. Иногда правосудие требует гораздо худшего. — Он прижимает лезвие к моему горлу. — Это будет больно.

— Что, если человек, который умер, не был невиновен? — Слова вырываются из меня, когда я пытаюсь отползти назад, подальше от укуса лезвия.

Голова Бо наклоняется.

— Кто?

Его имя вырывается громко, с отчаянием, когда Бо приставляет нож к моему горлу.

— Хантер.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

НОЭЛЬ

В восьмом классе я ночевала у Кэсси. Я заметила, как глаза Хантера следили за мной по школьному коридору. Вокруг дома Кэсси. Но я никогда не думала, что он прокрадется в ее комнату, пока мы спали.

Мы с Кэсси лежали валетом в ее постели, и она не пошевелилась, когда дверь со скрипом открылась. Я уставилась в темноту, пытаясь разглядеть фигуру, крадущуюся ко мне.

— Ноэль, — пробормотал он певучим голосом, который до сих пор преследует меня в снах.

Он присел передо мной на корточки, и я не уверена, знал ли он, что я проснулась или нет. Его рука протянулась и погладила мое бедро. Я застыла от ужаса.

Затем его рука скользнула под одеяло. Он шарил, пока не нашел мой живот. Я зажмурилась, пытаясь не чувствовать его отталкивающую маслянистую ладонь на своей коже. Желая, чтобы он остановился, ушел, исчез.

Его рука скользнула вверх, вверх…

Кэсси повернулась, и Хантер вылетел обратно за дверь. Она так и не проснулась, а я так и не заснула снова.

На следующее утро я все еще не могла избавиться от скользкого ощущения руки Хантера на моем теле. От его глаз, блуждающих по каждому дюйму моего тела. Но каждый раз, когда я пыталась рассказать Кэсс, я не могла заставить себя произнести эти слова. Мне было слишком стыдно и противно от того, что он сделал, чтобы даже признать, что это произошло. Все, что я хотела сделать, это похоронить это и забыть об этом.

После этого мне удавалось избегать Хантера, насколько это было возможно. Все наладилось, когда он окончила университет, и я предположила, что кампус Уэстбрука достаточно большой, чтобы мы не сталкивались друг с другом. Что он будет занят другими девушками и совсем забудет обо мне.

В сентябре мы посетили вечеринку в братстве Хантера, «Beta Theta Pi». Я проснулась на диване. В комнате были парень, храпящий на полу, пара без топов на диванчике в углу, несколько человек передают бонг по кругу у кофейного столика.

И Хантер. Стоит надо мной с поднятым телефоном и дерьмовой ухмылкой на лице.

Я несколько раз моргнула, пытаясь понять, где я нахожусь, что происходит. Бретелька моего укороченного топа соскользнула вниз, обнажив ярко-розовый бюстгальтер под ним. Моя юбка задралась высоко на бедрах. Меня уже подташнивало, и когда Хантер показал мне экран своего телефона, мне захотелось умереть.

Он сфотографировал меня. Пьяную, вырубившуюся и выглядящую с ног до головы дикой тусовщицей, которая привела бы в ужас своих родителей.

— Идеальная маленькая Ноэль ван Бюрен, в конце концов, не так уж и идеальна, да? — насмехался он, достаточно тихо, чтобы никто другой не мог его услышать. — Я надеялся, что колледж сделает тебя необузданной.

— Ты можешь это удалить? — Спросила я, стараясь, чтобы мой голос звучал спокойно. Я села, голова кружилась.

— Я удалю это, — легко согласился он, и я собралась с духом. Потому что с Хантером всегда был подвох. Он наклонился, запах пива изо рта окутал мою кожу, и тошнота подкатила к животу. — Если ты позволишь мне трахнуть тебя.

Я отшатнулась. Нет. Это происходило не со мной. Хантер был известен тем, что торговал наркотиками в старших классах и манипулировал девушками, чтобы они отсасывали ему для следующей дозы. Но я не слышала, чтобы он кого-нибудь шантажировал. Шантаж, должно быть, был достаточно сильным, чтобы они держали рты на замке. Со сколькими другими девушками он это сделал?