— Торопитесь? — добродушно поинтересовался водитель, разглядывая аспирантку в зеркало заднего вида.

— Что, простите? — она пятерней расчесала взъерошенные от бега волосы и подула на прядки, упавшие на губы. — А, да… если можно, давайте побыстрее. Спасибо! — и широко дружелюбно улыбнулась.

— Будет, — кивнул паренек и включил радио.

Мирослава уставилась в окно и принялась считать людей в черных одеждах, чтобы успокоиться и унять тревогу. Этому ее учил психолог. Черных одежд, курток и шапок было так много, что ей подумалось: почему люди не носят яркие цвета? Потому ли, что это практично в дождливой литературной столице или потому, что люди хотят быть незаметными? Она и сама не носила ядовитые оттенки и избегала их во всем — будь то одежда или домашний интерьер, и объясняла это огненными волосами, которые и так бросались всем в глаза.

Тогда она стала искать людей и машины красных цветов, но громкая музыка в такси то и дело отвлекала:

Я бы прыгнула в эту реку,

Если бы не было человека,

Который утонет,

Если прыгнет за мной…

***

Мирослава помнила эту песню. Из-за того, что она часто играла на повторе у мужа в машине, Мирослава ее ненавидела. Так уж случалось, что они с мужем ругались каждый раз именно в машине. У Александра не было другого времени, чтобы поговорить, или точнее, «поговорить с женой» не было в списке его дел, и тогда, в машине, он оказывался в ловушке. Жена засыпала его вопросами, и, будто ледяной водой, окатывала потоком эмоциональных речей и признаний. А он все равно молчал. И только песня продолжала играть, отвечая Мирославе вместо ее мужа.

— А я бы прыгнула, — сказала она однажды, отворачиваясь к окну.

— Что? — произнес Александр.

— Она поет, что прыгнула бы, если бы не было человека, который прыгнул бы следом. Я и говорю. Я бы прыгнула за тобой. А ты?

— Почему ты любишь задавать такие глупые вопросы? — выворачивая руль, ядовито прошептал Александр себе под нос. — Ты будто ребенок, который застрял в теле женщины. Я так устал от тебя. Честно. Или это все писатели слегка шизанутые?

— Так, прыгнул бы или нет?

— Зачем мне это делать?

— Чтобы спасти меня? — Мирослава ответила почти шепотом и посмотрела на мужа большими глазами: она уже и сама не понимала, кто из них монстр.

— Спасти человека, который сам решил умереть? Нет. Это его выбор.

— Поняла, — Мира отстегнула ремень, готовясь выйти. — Прости. Я просто через эту метафору пыталась сказать, что люблю тебя.

Александр припарковался.

— Через метафору… ты ведь специально вставляешь эти словечки, чтобы показать, что ты здесь всех умнее?

Мирослава только помолчала немного, но все же не уступила и не дала мужу выйти из машины, не удовлетворившись его ответом.

— Ну… а если бы я просто упала?

— Это другое. И вообще, ты же знаешь, что я не умею плавать. И ненавижу воду. Я бы вызвал спасателей. Может, хватит? Или это гормоны? Или ты опять своих книг начиталась? Может, тебе следует выйти замуж за своего Райли, а не за меня?

— Кто это?

— Герой твой главный этот.

— Райан…

— Все равно.

— Я не могу не выйти за тебя. Я беременна.

— А! Вот оно что! Всегда можно сделать аборт, если ты так этого хочешь. Ты не в заложниках.

— Я… хочу? Ты же знаешь, что я никогда подобного не сделаю. Я не хочу быть как моя мать.

Александр, наконец, посмотрел на свою жену, и его черные глаза сверкнули.

— Ты и не будешь как твоя мать. Лучше убить ребенка еще в утробе, чем выкидывать его на улицу. Ты опаздываешь. Прием уже начался.

— Ты думаешь, было бы лучше, если бы она убила меня?

— Что?.. Господи! Как же умеешь все это выворачивать! Сколько можно вести себя, как сиротка? Я тоже рос без отца и что? И что, Мира? Разве я распускаю нюни при каждом удобном случае?

Мирослава поджала губы. Она и сама ненавидела упоминания о своей матери и о том, что она сделала. Александр ловко пользовался этим каждый раз и в каждом споре, чтобы легко и быстро обезоружить жену. На войне все средства хороши. Так он говорил.

Они приехали тогда на первое УЗИ после положительного теста на беременность.

— Ты не пойдешь со мной? — ласково прошептала Мира, даже еще тише, чем прежде. Она была сторонником того популярного мнения: «Если хочешь, чтобы тебя слушали, говори с ними шепотом, а не кричи».

— Здесь нельзя стоять, — Александр медленным движением руки указал через лобовое стекло на знак, под которым они припарковались и встали на аварийку. — Я останусь в машине. Если найду другое место, то поднимусь. Но не обещаю.

— Хорошо, — Мирослава тихо вышла из машины, сдержав порыв хлопнуть дверью.

Когда же она вернулась, Александра уже не было на парковке.

— У меня срочное дело в хостеле, возьми такси, я оплачу тебе бизнес. Мы квиты? — так он ответил ей на звонок и положил трубку, не дождавшись ответа.

Через месяц Александр и Мирослава зарегистрировались, чтобы ребенок, которого она ждала, появился в семье. Так с Ковалевой она стала Новиковой и даже не удосужилась сообщить радостные новости приемным родителям. Ни первую, ни вторую.

Что ж, она никогда не была счастлива в любви. Возможно, потому, что как творческий человек была слишком требовательна и многого ждала от этого чувства. Возможно, потому, что эмоционально была нестабильна и не готова. В любом случае к двадцати пяти годам, изрядно помучавшись, она приняла решение выйти замуж не из любви к мужчине, а из уважения к нему. Тем самым «счастливчиком» стал Александр: в меру холодный, рассудительный, ответственный, малословный. Полная противоположность ей самой, будто вторая чаша весов, которая привела их, наконец, в баланс. Если она была огнем, то он — несомненно, водой, что тушил пожары, которые она оставляла после себя. Правда, водой очень холодной. И пресной.

— Пропадешь без меня, — вторил он ей, и она соглашалась.

А еще она вышла за него просто потому, что под ее сердцем стало биться еще одно, но поменьше.

— Я не поступлю с тобой, как моя мать поступила со мной, — Мирослава клала руки на свой живот и говорила с едва зародившейся жизнью. — Я не имею на это права. И все же прости за то, что ты выбрала меня. Или выбрал.

— А еще попроси его простить за то, что выбрала ему такого отца, — ерничал Александр, случайно подслушав интимный разговор жены со своим животом. — Теперь у меня будет двое детей.

— Двое?

— Ты и твой ребенок.

***

— Можете, пожалуйста, переключить песню? — попросила Мирослава таксиста и заерзала на месте, устыдившись своей просьбы.

— Конечно! У вас есть любимая группа?

— Да. Ария.

— Ого! Неожиданно. А песня?

— Потерянный рай.

— Включаю!

Мирослава уже сбилась со счета, в какой раз она переступала двери очередного издательства. Месяц за месяцем она получала либо отказы, либо полнейшую тишину в ответ на ее многочисленные сообщения главным редакторам. Александр видел в жене лишь неудачницу, однако она была не из тех женщин, которые быстро сдаются. Возможно, такое упорство присуще многим детям, которых когда-то оставили родители. У них нет другого выбора, кроме как доказать, что они не хуже тех детей, которым, в отличие от них самих, повезло испытать безусловную родительскую любовь. Возможно, своему упорству она была обязана и горячим ирландским корням. Так или иначе, она с гордо поднятой головой заходила в кабинет, чтобы выслушать очередные причины отказа.

— Что ж, должен признать, вы отлично владеете словом, — лысый мужчина по другую сторону массивного стола причмокнул языком.

Мирослава почувствовала, как ее ладошки вспотели.

— Но мы не в девятнадцатом веке, Мирослава Евгеньевна. Людям нужны пикантности, события, секреты, интриги, эмоции, секс, в конце концов!.. — он вздохнул и перешел почти на шепот. — Не предложения с километр, понимаете? Зачем так сложно писать? Это учебник Карамзина по истории?