«Он не нападает, лишь пугает, вернее отпугивает», – Мэл вдруг осознала, что перед ней медведица, когда за спинами мужчин мелькнула тень медвежонка.

– Стойте, там медвежата, – крикнула она. – Мы потревожили медведицу.

Ян и Атис замерли, а Мэл двинулась вперед, ступая в свет факела.

– Не надо идти дальше, – прорычал Ян, выставляя свою руку перед ней.

– Я только помогу, – но понимая, что медведица может напасть в любой момент она кивнула, соглашаясь с ним и присела на корточки у его ног.  Черная магия в ее руках сменилась на золото, которое стекало вниз на землю и медленно двигалось к ревущей и испуганной медведице. Когда золотой дым соприкоснулся с ее лапами, она остановилась, потом села на задние лапы и даже голову наклонила, всматриваясь в девушку, сидящую перед ней. – Ну, вот милая, мы не будем тебя убивать, мы пришли сюда найти людей, а не тебя, – шептала Мэл, улыбаясь. Не бойся нас, мы лишь осмотримся и уйдем, твоим медвежатам мы не помешаем.

Атис, медленно подошел к Яну и сидящей на корточках Мэл: – Молодая еще, глупая, сама не знает, что ей делать, не нападала, а лишь прогоняла, пугая.

– Ну, зато мы знаем, что впереди нет людей, – согласился с ним Ян и протянул руку Мэл, помогая ей встать на ноги. А медведица слушала стоящих перед ней людей, и видела лишь золотое сияние исходящее от девушки и успокаивалась. Теперь ей было интересно, любопытно. У нее там, в глубине пещеры двое медвежат, и она должна их защищать, она это знала, но эти люди не нападали, они лишь кружили вокруг нее, а эта девушка успокоила и дала надежду, что она сможет увидеть новый рассвет. Позади послышался тихий скулеж одного из медвежат и медведица встрепенулась, наваждение прошло, она должна вернуться к ним.

– Она уходит. Вот и не надо было тыкать в нее мечами, – Мэл улыбнулась, – а то напугали молодую мамашу.

Атис и Ян замерли от ее слов, а потом рассмеялись. Действительно, напугали молодую мамашу.

– Пошли, чего замерли, по закону жанра, в пещере мы должны найти золото и другие драгоценности, – Мэл подхватила мужчин под руки и улыбнувшись каждому подталкивала их вглубь пещеры.

– Жанра?

– Может и медведица была по законам того же Жанра?

– Того, того. Именно того жанра, – Мэл тихонько посмеивалась, глядя как осторожно мужчины обошли медведицу, у которой в лапах уже кувыркались двое медвежат и вместе с ней под ручку двигались дальше в темноту, которую освещали факелы в их свободных руках.

«Ну, вот скажите, как можно было потеряться в двух развилках» – ругала Мэл себя за неосторожность. Ну да блеск в глазах и желание узнать, что так сверкает, сыграло с ней злую шутку. Повелась на блеск камешков, что это и назвать то не могла, много ли она видела изумрудов или алмазов. Да, она их эти камешки вообще не видела в своей жизни, ну то есть настоящие, и вот нашла на свою голову целую пещеру сверкающих камней, а что это и не знает. Да, еще и потерялась. Кричать и звать нельзя, потолок может обрушиться, идти назад… А куда идти?

Мэл села на каменный пол и прислонилась спиной к стене. Все что она смогла придумать – это призвать свою магию жизни и теперь именно ее огонек освещал ее кусочек пещеры, правда, отражаясь от камней на стенах, создавая сверкающие тени и радуги на стенах пещеры, но это ее уже не очень утешало.

А в глубине шахты бесновались Атис и Ян. Они уже в третий раз обыскивали все входы и выходы, понимая, что Мэл потерялась, что найти ее они не могут. Усталые, вымотанные и злые, наконец, решили, что нужно идти за помощью, и звать всех кто есть в замке, чтобы найти нерадивую госпожу, в погоне за золотом.

***

Питер возвращался усталый но довольный, никого не нашел, и продумал свой следующий ход в падении Мэлисенты, когда понял, что во дворе замка что-то происходит. Его так хорошо продуманный план рухнул в тот момент, когда он узнал от стоящего в воротах Тайи, о том, что Мэл потеряли в катакомбах.

– Как это? И кто повел женщину в катакомбы? Да, как вы посмели? – кричал он, схватив мальчишку за куртку и даже встряхнул его, так велика была в тот момент его злость.

– А ты чего кричишь? Вот видишь, едем искать, – отбивался Тайи.

Семеро мужчин оседлав лошадей, галопом направились к шахтам, там, где сейчас по идее должна была Мэлисента их ждать где-то в глубине, усталая, испуганная и дрожащая.

***

А Мэлисенте снился солнечный день, мягкая трава и россыпь цветов, которые она собирала и укладывала к себе на колени, тихое журчание воды по камешкам, среди травы  шелест листьев в кронах деревьев, все это было навеяно ее сном в овальной пещере, где единственным светом был маленький огонек в ее руке.

Питер возвращался по узкому проходу, когда краем глаза заметил разноцветный блик справа и повернув голову и направив факел на стену заметил узкий проход: – А его сразу и не заметишь, – и двинулся вперед, надеясь, что он окажется прав и там он найдет их пропажу.

Мэл лежала у стены, чуть дальше от прохода и тяжело дышала. Когда Питер дотронулся до ее руки, она вздрогнула и открыла глаза: – Питер?

– Я, – и его лицо осветила теплая улыбка, которую она уже и забыла, забыла, какой она может быть доброй, ласковой. Мэл обхватила его шею и прижалась к нему всем телом, заставляя его присесть прямо на земляной пол и обнять ее, утыкаясь в ее плечо лицом и закрывая глаза от радости, радости обладания этой женщиной, радости ее тепла. – Прости что так долго!

– Я так рада, что ты меня нашел? – девушка в его руках улыбнулась, заглядывая в карие глаза, в которых сейчас светилось счастье. – И почему ты перестал улыбаться? Тебе очень идет улыбка.

– Не хочу тебе мешать, – Питер пожал плечами, обхватывая ее талию и легко сжимая ее, ощущая ее горячую кожу и чувствуя как девушка поежилась, ей было щекотно.

– Мешать? В чем?

– Дазан, он стал твоим мужем, генерал и вы…

– Стой, ты все это время ревновал?

– А ты как думала? Мы с Дазаном видели тебя на алтаре, я был с тобой все это время, так же как и Дазан, но выбрала ты его, не меня… – Питер отпустил Мэл и встал, глядя на сидящую на земле девушку, фиалковые глаза смотрят с грустью, жалостью, но ему не нужна жалость, он хочет любви. – Идем.

Мэл сидела до тех пор, пока Питер не сделал шаг от нее, а потом резко сказала: – Стой! – и встала. – Стой и слушай. Он стал моим мужем, потому что ничего взамен не требовал.

– А я требовал? – развернулся к ней Питер. – Я просто любил, находился рядом и пытался быть полезным. Я не знал, что ты станешь моим наваждением и болью, не знал, что не смогу слышать твой голос и не быть рядом, не знал, что не смогу жить без воздуха которым ты дышишь. Я вообще не знал, что можно любить.

Мэл опешила, она и не догадывалась, что Питер ее любит, она все списывала на его неуверенность, и то, что ему придется встать на ее сторону и пойти против матери. Что она наделала?

– Я люблю тебя, и знаю, что ответного чувства я не вызываю, потому нам лучше закончить этот разговор, – Питер отвернулся от девушки, но был остановлен ее окриком: – Стой!

И когда Питер удивленно взглянул в ее глаза, она продолжила: – Я обещала, что больше не возьму никого в семью, но тебе я дам шанс. И не потому, что мне нужен союзник, а потому что хочу дать шанс тому, кто меня любит и чуть всех не погубил, из-за непробиваемой глупости.

– О чем ты?

– О том, что даже в самой глухой печали и невыносимом горе, есть лучик надежды, я хочу стать твоей надеждой, стать твоим лучиком, – сказала она и улыбнулась.

– Ты уверена? – удивился Питер, оглядывая стоящую перед ним девушку с ног до головы. В куртке, мужских брюках, светлые волосы заплетены в косу,  руки опустила вдоль туловища, а на лице блуждает улыбка.

– Да, хочу. Потому прошу поцелуй меня, – настаивала Мэл.

– И что будет потом? – на лице Питера отразился его страх.

– Что ни будь, потом придумаем, – и Мэл улыбнулась. Ласково и нежно, просто улыбнулась, но в ее улыбке было столько доверия и надежды, что стены, которые выстроил Питер, рухнули¸ а его сердце пропустило удар. И он обхватил ее лицо своими ладонями и поцеловал нежные губы, чтобы поймать ее дыхание и увидеть, как она закрыла глаза, доверяя ему. Ее руки обхватили его пояс, прижимаясь к нему всем телом, Мэл ощутила как же холодно этому мужчине, одиночество так и сквозило в его руках, губах, в резких движениях, порывистых, захватнических. Чем-то он напомнил ей Кииха, только у того был страх новых чувств, а здесь был страх одиночества. И она раскрыла губы, чтобы ощутить, как застонал мужчина, который ее целовал напористо, жестко сминая губы,  подчиняя и в то же время, сражаясь с самим собой, с тем, кто боялся навредить, отпугнуть.