– Ох…

Слуги думали, что никто не слышит их жалоб. Им было невдомек, что ни одно их слово не ускользает от острого слуха Чан И. Тритон прослушал эту беседу и ничего не почувствовал. Они были правы. Чан И почти утратил власть над собой. Человеческий мир казался ему заброшенной, унылой пустошью, а люди напоминали домашний скот и не вызывали сочувствия. Интерес к их жизни угасал, потому что одержимость и упорство тритона пробуждала одна-единственная девушка, которой не стало.

Чан И посмотрел на свою руку. Кончики его пальцев побледнели, от дыхания в воздухе клубился белый пар. Тритон правда изменился, после того как опустил ледяной саркофаг на дно озера, где теперь покоилась девушка с его меткой на ухе. Именно эта метка и причиняла ему страдания. Подводные жители ставят печать на тело избранника, обещая хранить ему верность и соединяя себя с ним незримой связью. Пока Цзи Юньхэ была жива, Чан И чувствовал все, что с ней происходит. А теперь, когда она умерла…

Когда демоны, которые обитают на суше, умирают, их тела рассыпаются в прах. Остается или горстка пыли, или вообще ничего: чем сильнее демон, тем меньше следов сохранится после смерти. Подводный же народ всю жизнь проводит в море, черпая из него свою силу, поэтому после смерти тритона его сила возвращается в холодные глубины, а тело обращается в пену. Цзи Юньхэ не была русалкой, но на ней стояла печать тритона. Если бы Чан И погрузил ее тело в море, соленая вода смыла бы метку или же обратила бы умершую в пену. После исчезновения метки Чан И перестал бы страдать от холода, который терзал его изнутри. Однако он не хотел этого. Заключил тело Цзи Юньхэ в ледяной саркофаг и утопил в озере, не желая обрывать с ней связь.

Цзи Юньхэ смогла обрести свободу и уйти. Чан И не мог. Он одержимо цеплялся за эту связь, лишенную всякого смысла. Глупо, безрассудно, просто потому что.

Из-за холода, который снедал Чан И изнутри, по ночам он представлял, будто лежит на дне замерзшего озера рядом с Цзи Юньхэ и слышит, как она шепчет ему на ухо: «Чан И… Чан И…» Эти воображаемые встречи помогали ему сомкнуть глаза и уснуть, невзирая на пронизывающий холод, который усиливался день ото дня.

Тритон встал с кровати и ступил на заледенелый пол. На его лице застыло безразличие. Шаг за шагом он вышел во двор. Солнце проливало на него свои лучи, но он не чувствовал тепла. Безбрежный человеческий мир, его горы, озера и реки не представляли для Чан И ни малейшего интереса. Тритон вдруг вспомнил о Наставнике государства, который желал похоронить этот мир… Чан И испытывал нечто подобное. В его глазах мир утратил свою красоту. Если его обитатели погибнут или небо рухнет на землю, какое тритону до этого дело?

К нему приблизился другой слуга:

– Почтенный владыка…

Чан И обернулся. В его глазах все слуги выглядели теперь на одно лицо.

– Мастер Лу Цзиньянь, который недавно перешел на сторону севера, повздорил с демоном-змеем. Они устроили драку, а следом люди сцепились с демонами. Драчунов развели, но обе стороны затаили обиду. Почтенный владыка, сейчас на плоскогорье собрались мастера четырех земель и множество демонов. Раньше нас было мало и мы жили дружно, а с тех пор, как мы приняли в свои ряды воинов объединенной армии…

– Убить их, – тихо отчеканил Чан И.

Слуга оторопел:

– Почтенный владыка…

– Казнить смутьянов.

Чан И развернулся и удалился прочь. Слуга застыл как вкопанный, обескураженно таращась в спину грозного владыки севера.

А-Цзи взяла узелок, преобразилась в молодого мужчину и отправилась на юг. Она думала, что заплутает и растеряется, но, вопреки опасениям, быстро освоилась. Странствуя среди высоких гор и бурных рек, девушка с удивлением обнаружила, что ей нравится такой образ жизни. Путница ни к чему не стремилась, не боялась потерь и беспечно наслаждалась блаженной свободой.

Покинув абрикосовую рощу, А-Цзи постигла свою истинную суть. Выяснилось, что ей нравятся синее небо, яркое солнце и ласковый ветер. Она с удовольствием ловила рыбу в ручье, ела досыта и засыпала среди душистых трав. Печаль и досада из-за разлуки с наставником остались позади. А-Цзи поняла, что Линь Хаоцин оказался прав: она всегда найдет, куда пойти и чем заняться…

Ясным солнечным днем А-Цзи брела вдоль ручья, размышляя о том, какую рыбу лучше поймать, чтобы зажарить, как вдруг услышала впереди женский плач. Странница удивилась и поспешила на крик.

На берегу ручья горько рыдала мать, обнимая ребенка, покрытого темно-синими пятнами. Малыш почти окоченел.

– Что случилось? – торопливо спросила А-Цзи.

Женщина не отвечала. А-Цзи осмотрела ребенка и нахмурилась. Взяв малыша за запястье, она ощутила слабое биение тайного пульса. Ребенок обладал духовной силой.

– Его отравили… отравили… – стонала мать. – Вода полна яда!

А-Цзи поглядела на ручей, из которого не раз пила воду и ни о чем не подозревала. Затем снова проверила у ребенка пульс и поняла, что тот слабеет. Демоническая сила путницы не могла сохранить жизнь малышу с двойным пульсом, а Линь Хаоцин строго-настрого запретил ученице прибегать к духовной силе, чтобы не выдать себя. Но… разве можно спокойно смотреть, как умирает ребенок?

Тело малыша свела судорога, в объятиях убитой горем матери оно выглядело беспомощным и жалким. А-Цзи не колеблясь сжала детскую ладошку и направила поток духовной силы в хрупкое тельце. Вскоре у малыша прекратились спазмы и выровнялось дыхание. Хотя его кожа по-прежнему отдавала синевой, он медленно приоткрыл глаза.

– Ты открыл глаза? Он открыл глаза! – засмеялась сквозь слезы мать, ощупывая и оглядывая сына. – Все хорошо, мама с тобой, мама рядом.

А-Цзи сделала два шага назад и улыбнулась, любуясь матерью, которая радовалась как дитя.

На ночь девушка укрылась с матерью и сыном в маленьком разрушенном храме. Женщину звали Лян Ли, а малыша – Лян Сяоань. Им пришлось покинуть родные края.

– Отец Сяоаня… погиб, – рассказывала Лян Ли, наблюдая за спящим мальчиком и вытирая слезы. – Когда сынок родился, лекарь сказал, что у малыша двойной пульс. Ночью мы с мужем взяли младенца и сбежали. Мы не хотели, чтобы сына отправили к покорителям демонов…

Пляшущие отблески костра освещали измученное лицо Лян Ли. Возможно, всему виной были неверное пламя и яркие всполохи, но в памяти А-Цзи внезапно мелькнула похожая картина: как отец с матерью торопливо бегут, прижимая к сердцу дитя…

– Мужа давно убили императорские солдаты. Мы с малышом скрывались в горах, надеясь, что Наставник государства умрет, власть императора рухнет и мы сможем вернуться в родные края. Наконец на севере вспыхнуло восстание, но кто мог подумать, что столичная принцесса решит отравить озера и реки? Я запретила сыну пить воду из реки. И каждый день собирала для него росу и дождевую воду, только этого не хватало. Малыша мучила жажда. Я недоглядела за ним, и он напился воды из ручья… – Лян Ли смахнула слезу. – А ведь собственной кровью готова была напоить его, лишь бы он не притрагивался к отраве.

История несчастной семьи потрясла А-Цзи. И породила острое отвращение к принцессе, которая совершила такое злодейство.

– Эта принцесса что, совсем ума лишилась?

Лян Ли покачала головой:

– Она может творить все, что ей взбредет в голову, а нам остается только терпеть. Я хочу отвезти сына на север: там много снега и всегда найдется глоток чистой воды.

А-Цзи помолчала и кивнула в ответ:

– Не горюй, сестрица. Завтра утром я помогу тебе набрать росы.

– Спасибо, молодой господин. Нам повезло встретить тебя…

– Не стоит благодарности, сестрица. Ты обещала, что завтра вы отсюда уйдете и навсегда забудете обо мне. Вам ни в коем случае нельзя вспоминать этот день.

– Я знаю, у каждого полно своих забот, – согласилась Лян Ли. – Ты спас моего сына, я не хочу навредить тебе. Но если ты по неведомой мне причине вынужден скрываться в глухих горах и дремучем лесу, почему бы тебе не отправиться с нами на север?