В пьесе все же есть изумительные, нежные ноты. Перед последним актом я ушел по причине того бинокля, что подарен мною. На улице я ей сказал: «Стыдись!» В последнем действии старый вишневый сад будет, вероятно, продан и срублен, вместо него на этом месте вырастет новый мир, квартал дач. Нужно срубать! Очистить место! Браво, нежная, тонкая пьеса, взятая из самой жизни!
НАТТЕРС.
Паула, с марта 1918 года ты живешь в Наттерсе, в этой идиллической горной деревне Тироля, у электрической горной железной дороги; ты имеешь два деревянных балкона, молоко, масло, яйца, сыр. Никто не мешает тебе в твоей фанатически нежной любви к природе.
Ты достигла своего, Паула!
Вдали от всех предрассудков полных предрассудками женщин,
ты переборола жестокие бури обожания твоего поэта, и переживаешь теперь мир, ты своим самоотвержением вполне его заслужила!
Слава тебе, Паула! Муки моих
многочисленных и ненужных несправедливостей,
по отношению к тебе, с благословением
провожают тебя,
из сердца, в котором не раскаяние,
а глубокое умиление!
Ты живешь теперь в Наттерсе, в маленькой горной деревне Тироля,
имеешь два деревянных балкона, и ветер долетает к тебе с вечных снегов
и не может тебя обидеть!
Жестокие, ненужные бури с тяжелым поэтом миновали.
В твою жизнь вошел мир. Мое одиночество благословляет тебя, Паула, в Наттерсе!
СМЕРТЬ.
Вчера, в воскресенье, 13/1 1918, я сидел со сломанной левой рукой и разбитой головой; я спросил у моего святого брата Георга, посетившего меня случайно после трех лет, как это наш отец умер на 83 году жизни без всякой болезни.
Ночью он надевал свои любимые синие домашние туфли и, когда он нагнулся, в мозгу прорвалась артерия. На следующий день ему всунули в руку его любимую сигару, и он водил ею механически, не куря, ко рту и назад, хотя она была не зажжена и ее нельзя было курить.
Так умирает самый лучший, самый достойный человек, который ни разу в жизни ни секунды не хворал. Так умирают «безгрешные». Аминь!
БЕРЕМЕННОСТЬ.
Паула, ты беременна, от твоего мужа;
после того, как в течение пяти лет я обожал тебя как невесту, в твоей никогда не бывшей, никогда больше не повторяемой личности!
Я знал, кем ты была, и что
в этом мире покорности
твоего духа больше не найти.
Теперь ты идешь по той самой дороге, по которой идут все,
если не погибают раньше времени
от туберкулеза или других вещей.
Желаю тебе легких родов,
убереги твою дочь, что родится,
от всего того, что мы с тобою здесь на земле перенесли!
Ты идешь, ты должна идти по той
дороге, по которой все идут, у кого нет
мужества погибнуть раньше срока!
Желаю тебе легких родов,
желаю в первой улыбке твоего ребенка увидеть
сияние того, что мы с тобою эти годы
пережили, Паула!
УБИЙСТВО.
— Господин Петер Альтенберг, мне было бы крайне интересно узнать, как вы объясните этот случай с убийством молодой красивой женщины, совершенным хористкой, ее бывшей товаркой, с вашей, меня все же интересующей высоко современной или даже ненормально своеобразной точки зрения!
— Ничего нет проще, милостивый государь. Часто люди встречаются с другими, конечно, не для того, чтобы радоваться их злой, несправедливой судьбе и чувствовать, как особое счастье, свою собственную жизнь, тоже несправедливо-благополучную, особенно сильно чувствовать благодаря контрасту; ведь обычно и дом, и все служанки, платья, кольца, все это не ощущается как нечто исключительное. «Случайно выдвинувшаяся хористка» видится со своей знакомой того же ранга, чтобы особенно смаковать свое счастье при виде чужого несчастья. Я далек от того, чтобы как-нибудь по-человечески оправдывать это убийство, совершенное загнанной в угол несчастной хористкой,
но быть в дружеских отношениях с «изгоями этой жизни», чтобы наслаждаться их горем, я нахожу тоже несовсем человечным и приличным. «Изгои жизни» естественно представляют собою опасность для тех, кто случайно здесь, на земле, «получил наследство»! Прочитав это, защитник ex officio несчастных и заблудших сказал: «Что за чепуха!» Незрелая философия человека не знающего жизни! Что он под всем этим разумеет? Конечно, возможно, что здесь есть некоторая опасность, если люди возвысившиеся нарочно водят дружбу с теми, кто раньше были им равны, а теперь как бы отстали, загнаны здесь на земле, для того, чтобы вкусить свое счастье с большей силой, это создает отчаяние, смертельную ненависть и месть.
Господа, tout comprendre, c’est tout pardonner; это, конечно, одна из экзальтированно-преувеличенных французских фраз. Но мы, более умеренные, проникнутые чувством справедливости, скажем: «Понять все — означает, по крайней мере, немного смягчиться и по крайней мере что-нибудь понять. Господа, прощение представляет собою в некоторых случаях трусливую низость; но объяснить это есть действие правильно функционирующего мозга, который мыслит широко и всесторонне!»
БОЛТОВНЯ.
Настоящий человек не смеется в обществе постоянно по всякому поводу. Для него все трагически-серьезно, замечательно, мистично и достойно нового познания, до сих пор недоступного. По всякому поводу теряет свои так называемые обоснованные, исторические предрассудки во всех областях своего прежнего сознания и признается, как благородный и талантливый ученик, что он в таких-то и таких-то областях до сих пор глубоко заблуждался! Все свои прежние взгляды на все предметы этой жизни он сваливает в кучу, осуждает, как склероз артерий. Он стремится с новыми весенними силами к полному перерождению своих прежних духовно-душевных предрассудков, чтобы преодолеть, пока он живет, рту отвратительно глупую неизменность своего проклятого старчества! Человек, связанный с историей своей жизни и жизни всего человечества, не есть человек, он старается в силу необходимости как-нибудь сбросить в болото свою телегу! Только тот человек, чей организм способен видеть в каждом новом свежем утре возможность перемены во всех смыслах. Для всех других артерио-склеротиков, страдающих болезнью обмена веществ, ложно-удобные привычки стали жизненным законом. Тот, кто утром неспособен опрокинуть, изменить, исправить все то, что ленивые будни вложили в его мозг до сих пор, тот не человек! Он лже-философ, он отговаривается вредным для современного духа «историческим развитием», которое удобно лишь для артериосклеротического, задерживающего обмен веществ ленивого мозга, неспособного мыслить! Действительно свежий организм отбрасывает от себя каждое утро все свои прежние сумасбродства, ошибки, предрассудки, исторические размышления и начинает свою жизнь с новыми, до сих пор неведомыми силами! Его любовь к людям и его презрение ко всем ограниченностям здесь, на земле, углубились безмерно, изменились, и никто не в состоянии внушить ему преступными средствами так называемой «исторической логики» что-нибудь ложное или что-нибудь правильное! Его мозг нашел за ночь свой собственный правильный путь, и все рассуждения, которыми его друзья, желающие ему добра, пытаются направить его снова на истинный путь (т.-е. неправильный путь), встречают дьявольский, язвительный смех!
Он был «нашим». Это преступное свидетельство идиота, который мыслит трусливо вместе со стадом! Наша жизнь, по милости судьбы или немилости ее, определяется по идеальным планам бога, и тщетно будут они стараться стянуть нас вниз своими с виду вполне обоснованными историческими предрассудками! Одна единственная телеграфическая фраза хорошо организованного современного мозга может разрушить всю мрачную груду вековых предрассудков, изгнать их из современного мира! «Философствующий историк» — Это несчастный, страдающий болезнью обмена веществ, стремящийся нагло-коварно навязать молодому, свежему, способному к вечному возрождению миру свою собственную неспособность к возрождению, потому что он не может освободиться от своей духовно-душевно парализованной природы. Он смотрит на людей, как на дураков, двигающихся эластичней, чем он. Он не хочет допустить, чтобы молодой весенний мир перешел от его «старчества» к порядку дня!
