Твоя жизнь во всяком случае обычна, не гениальна.

Кто преждевременно себя связывает, тот остается связанным.

Восторг не связывает никогда, он гонит машину вперед, заставляет ее делать лучшее, на что она способна.

«Привычка» — это мамка, которая нас отравляет. Мы лишаемся духа, потому что в нас нет восторга.

Детям, природным гениям, надоедают самые любимые игрушки, они никогда не забывают, что это «игрушки», только средство, возбуждающее их жизнерадостность!

У детей есть чуланы с хламом отслуживших кукол!

Вы хотите меня обмануть вашим порядком, задерживающим жизнь вашего беспорядка, который лишь скрывается?!

Страус прячет свою глупую голову в песок, и не замечает, что меткое ружье нацелилось в его глупое сердце!

Все люди добродушны, я хочу этим сказать, добродушнее меня; так ведь судят обо всех, сравнивая с собою. Я бы мог, следовательно, сказать: они глупее, ограниченнее. Как можно при наличии ума быть добродушным?! Как можно прощать все глупости, которые совершаются кругом, и которые не должны были бы совершаться, прощать, не замечать, рассматривать, как нечто само собой разумеющееся?! Это есть добродушие? Нет, это глупость, либо удобство, либо недостаток интереса, следственно эгоизм. Добродушие есть, следовательно, или глупость, или безразличие к чужим поступкам; следовательно наглый эгоизм! Духовно богатый человек никогда не бывает добродушным, его все раздражает, как будто речь идет о его собственном счастье. Только враг людей бывает добродушным, он смотрит спокойно и равнодушно, как все идет шиворот-навыворот, и по своему добродушию не шевельнется, чтобы помочь. Это бесстыдные, трусливые эгоисты; они наблюдают за треволнениями этой жизни благородно, корректно, трусливо, не пытаясь никогда внести в этот беспорядок порядок. Они слишком хорошо воспитаны, чтобы кричать и желать чего-нибудь. Их «хорошие манеры» — трусливая сделка, которую они заключили с жестокой жизнью!

Гастрономический магазин X. Y. Z. разорился, несмотря на то, что он находился в центре города и что госпожа фон Т. постоянно говорила: «У меня подают на стол только продукты от X. Y. Z., там особенно свежий товар!» Дело это велось «идеалистически», с нашей точки зрения, значит, по-смешному; покупателям нужно давать лишь лучшие товары! Что за принципы, скажите, пожалуйста, при теперешнем положении дел. Это хорошо для учебников, но не для серьезной, реальной жизни!? Сардины были там, как маленькие акулы, разве это возможно!? Сухой сыр выбрасывался, и каждого серьезно предупреждали не покупать фиников или малайского винограда! По крайней мере, в этом месяце, по причине плохого урожая. Нужно надеяться, что потом получится лучший. Нельзя же навязывать почтенным покупателям такую дрянь, ведь есть же совесть у людей. Никто не удивляется тому, что этот гастрономический магазин, находившийся в центре города, все же погиб.

Точно так же гибнут настоящие поэты, художники, люди, девушки! Кто здесь, на земле, преуспевает, тот, по крайней мере, знает, как и благодаря чему он преуспевает.

Красивая молодая девушка, сильно ревновавшая меня (без причины и без права на то, но ведь это такие пустяки!?), сказала:

— Вы, господин Петер, такой действительно счастливый человек. Вам нравятся все!

Я добродушно отвечал:

— Анна, знаете легенду о спасителе и мертвой собаке?! Однажды в жаркий, осенний день, спаситель проходил по пыльной городской улице. Он остановился около скверно пахнувшего трупа пса и стал его рассматривать. Толпившийся деревенский народ заметил: «Господи, что интересного нашел ты в этой падали?!» Господь тогда ответил: «Посмотрите на блестящий ряд почти бессмертных белых зубов!»

— Этого я уже совсем не понимаю! — ответила красивая молодая горничная.

— Видишь ли, в каждом человеке, в каждой женщине может быть что-нибудь особенное, своеобразное, красивое, ценное. Ценить это, суметь найти это, это дело глубоких, больших сердец.

Красивые, обожаемые женщины хотят «ловить в мутной воде», они не хотят, чтобы их понимали просто и ясно, они хотят являться для глупого несчастного человека чем-то непонятным и загадочным. Они надеются, что он найдет в них что-нибудь, потому что сами они не уверены, существует ли в них вообще что-нибудь!? «Он почувствует, что есть во мне исключительное, чем я отличаюсь от всех других женщин!! Это я должна предоставить ему самому, я слишком скромна, чтобы самой выставляться напоказ. Горе ему, если этот осел сам ничего не найдет!»

Глубокоуважаемая редакция! Моя сердечная благодарность за статью д-ра Фриделля о Петере Альтенберге. Так как я нахожусь приблизительно 58 лет в тесной дружбе с высоко уважаемым мною, хотя и эксцентричным поэтом, и связан с ним различными общими интересами, то разрешите мне прибавить кое-что к его характеристике. Однажды кто-то встретил поэта в городском парке, и он представился ему следующим образом: «Разрешите представиться: человек без всяких предрассудков!»

Этими словами сказано, собственно, все: нет ничего исторического, нет привычек, унаследованного, нет жизненной лжи, нет крохоборства, нет показного. Жизнь начинается 1 января 1917 года или 2, 3, 7 или 4 июня 1918! Она начинается всегда заново, свежая, с зарождающимся развитием, полная прояснившимися от тумана мыслями, приближаясь постоянно к истинной правде жизни на несколько метров! А потом — простая идея поэта! Почему нельзя выразить все на двадцати строках милее, быстрее, точнее, решительнее, глубже, нежели на двадцати или пятидесяти страницах?! Или вот еще одна эксцентричность этого человека. В поэзии мешают рифма и стих. Надо, следовательно, создавать красивые, глубокие стихотворения без этих пут. Или эластичность духа зависит только от эластичности тела? Неэластичные люди сочтут это за нечто ужасное, странное, даже низкое, и найдут, что поэт недостоин своего звания! Одним словом, поэтом считают только того, кто не оскорбляет предрассудков, в которых люди живут, тащатся, задыхаются! Если поэт говорит о женщинах: милая, нежная, привлекательная, тонкая, особая душа невозможна без привлекательного строения тела, как у газели, то он этим располагает в свою пользу «газелей», а «неуклюжие» его не признают! Для него быть поэтом означает только одно: осветить мир, облагородить его, одухотворить, лишить материальности, сделать простым, без пышности, и все это с помощью серьезного, горького, сердитого, угрожающего или разумно-улыбающегося слова! Прежде всего нужно быть кратким и точным. Не надо говорить кругом да около, а прямо о чем нужно! В поэте нужно выбрать крупный изюм, а остальное не рассматривать вовсе, как нечто неперевариваемое. Во всяком случае, он со своим ясновидением находит в каждом человеке даже глубоко скрытую способность к высокому, более тонкому развитию и уже поэтому одному за эти долгие годы я никогда в нем не разочаровывался. Я ему обязан многими ценными откровениями в разных сферах человечности!

Преданный вам П. А.

Любимая, красивая, привлекательная, нежно сложенная женщина — частица, может быть, даже часть всего великолепия мира в целом.

Она должна, как славный камешек мозаики, войти в целокупное создание мировой красоты, состоящей из многих, многих тысяч таких частиц.

Но взять женщину целиком, оценить всю, всю ее богатую, сложную жизнь —

это настоящее несчастье для мира!

Женщина должна быть для нас вдохновением и утехой. Да будет она для нас спасительницей от печалей, пляской и детской радостью, заботой о чем-то серьезном, высшим восторгом и мистическим влечением!

Но только пусть она не будет для нас всем, всем, всем!