Тамара работала на машиносчетной станции, и ее место за перфоратором было как раз у окна. И вдруг она видит в окно: он на своем мотоцикле по улице катит.

Она к Белке звонить.

— В обеденный перерыв на учет становиться пойдем. А то затянули неудобно.

— Я в обед к Маринке побегу. Пойдем после работы.

Еле досидела. Как звонок, сразу вскочила и бежать. За ней Верка увязалась, операторша, губы и ресницы крашеные, а ноги как спички.

— Мне в горком непременно надо. Подожди, — а сама заладила, как сорока: — Алик, Алик.

Если уж влюбилась, хоть веди себя прилично.

В горкоме Тамара зашагала прямо к кабинету Алика, чтобы Верка вперед не забежала: у нее ведь губы крашеные и ресницы.

Бела сзади кричит:

— Тамара, нам сюда, в сектор учета. К Люсе.

— А она здесь.

Люся и впрямь сидела у Алика, чуяло сердце. Еще две девчонки и парень. Опять с девчонками заседает. На это он мастер — с девчонками заседать. Подожди, ты у меня позаседаешь с девчонками, всех разгоню.

— Здравствуйте, — сказала она с порога, ни на кого особенно не глядя. — Люся, мы к тебе на учет вставать.

Люся встала:

— Алик, я пойду.

— Иди.

Тамара на него даже не поглядела, честное слово. И дверь захлопнула.

Пошли в Люсин сектор, Тамара села заполнять карточку, а у самой сердце стучит — спасенья нет. Люся ее спрашивает, а она ничего не слышит.

И тут входит он. Ворвался с таким видом в кабинет, будто самый большой начальник на свете.

— Люся, где дело Кривошеева? — это значит — он каким-то Кривошеевым интересуется.

У Люси даже глаза на лоб полезли:

— Какого Кривошеева?

— Кривошеее. С автобазы. Я тебе вчера дело передавал.

— Ты мне ничего не передавал.

Он молчит, а сам косяки бросает в Тамарину сторону. Она, разумеется, ничего этого не видит, в карточку уставилась.

— Ах, да, оно же у меня в столе лежит, — хлопнул себя по лбу и ушел.

Тамара карточку закончила, к автобиографии приступила. Пишет, а у самой пальцы дрожат.

Тут он опять входит:

— Люся, можно тебя на минуту? Ах, у тебя новенькие на учет встают?

Он только сейчас ее заметил — вот нахал!

А он:

— Девушки, закончите тут, зайдите ко мне. Разговор есть.

— Обязательно зайдем, — говорит Бела. — У нас тоже разговор есть.

Тамара ни слова.

Они быстро закруглились и пошли к нему в кабинет. Он сидит, бумагами обложился. С ним Верка крашеная и еще какая-то.

— Знакомьтесь, — говорит и сам протягивает руку. — Алик Виноградов. А Беле по-деловому: — Виноградов.

— Тамара Дорошенко, — говорит Тамара. Рука у него твердая, сухая. И ласковая.

— Мы уже знакомы, — говорит Верка с крашеной губой.

— Как вам город нравится? — это он так спрашивает.

— Город хороший, — отвечает она. — Просто замечательный. Только вот комсомольской работы не видно.

— Об этом я и хотел поговорить. Надо оживить. Давайте какой-нибудь диспут проведем. Ну хотя бы на тему «Что такое счастье?», — а сам смотрит на Тамару: я-то, мол, знаю, что это такое. — Так вот, девушки прошу вас. Подумайте и приходите завтра с предложениями. Обсудим вместе, как лучше провернуть это мероприятие.

Тамара в штыки:

— Надо не мероприятие проводить, а для души.

— Не придирайся. Я так сказал, — он ее уже на «ты» назвал.

— Хорошо. Мы подумаем.

Тамара всю ночь не спала, думала: что такое счастье? В чем оно? Для кого? С кем? Ничего не смогла придумать. На работу пошла злая. Теперь он на нее смотреть не захочет, раз она такая дура.

Перед концом работы звонит Бела:

— Жду тебя у горкома.

— У меня голова что-то болит.

— Не валяй дурака. Мы же договорились, — поет Белка в телефон, — а он симпатичный…

Тамара бегом в горком. Бела уже там. Еще человек пять сидят по стенкам. Алик ей ручкой помахал, говорит:

— Все в сборе. Какие будут предложения?

Тощая девица в очках из проектного института начала тянуть резину как лучше диспут провести, как выступления заранее подготовить. Морока страшная. Алик все это слушает, кивает.

Тамара не выдержала, что он кивает, вскочила:

— Ничего у нас так не выйдет.

— Что не выйдет? — и смотрит на нее.

— Не будут искренне отвечать на такой вопрос: в чем же счастье?

— Как так не будут? — А сам смотрит, словно впервые ее увидел.

Тамара чувствует, что ее несет и она уже не может остановиться.

— Хорошо. Тогда ты скажи: в чем твое счастье? Можешь сказать?

— Могу.

— Ну говори. Жду.

Он брови нахмурил, говорит:

— Сначала я думал, что счастье в общественной работе. Чтобы для людей работать, для молодежи. Ну вот, сейчас я работаю, а счастья особого нет, и виновато так улыбнулся, чтобы она его пожалела, значит.

— Ты сможешь так с трибуны сказать? Перед всем коллективом?

Он даже покраснел:

— Пожалуй, нет.

— Вот видишь. И другие так. Будут говорить по бумажке. Читать заранее приготовленные ответы.

— Что же делать?

— Тамара правильно говорит! — это Бела закричала, подруга верная.

Девица институтская губы поджала:

— Критиковать легко. Вы можете предложить что-нибудь конкретнее?

— Надо, чтобы всем было весело. И от души. Вот мы в Ангарске проводили вечер «Учись танцевать красиво». Конкурс на лучший танец. Веселая лотерея.

Алик загорелся:

— Ты можешь показать, как надо танцевать красиво?

— Я пять современных танцев знаю, — и скромненько так кофточку теребит. — И два старинных.

— Тогда по рукам. Раз ты предложила, бюро назначает тебя ответственной за этот вечер. Послезавтра представишь план мероприятий. Голосую. Кто «за»? Значит, решено единогласно. Приходи завтра в обед. Поедем деньги на лотерею собирать.

Они пришли домой, а их из гостиницы выселяют. Тамара совсем замоталась, пока засыпушку покупала, пока вещи переносили, пока обои наклеили. Алик звонит ей на работу.

— Почему вчера не пришла? Или комсомольское поручение для тебя не закон?

— Ой, Алик, прости меня. Хочешь, сейчас прибегу? У нас тут такая история…

Он разрешил:

— Ладно. Приходи. Только поскорее.

У нее аж дух захватило, когда он рванул с места и понесся по Ленинградскому проспекту, потом, вспугивая кур, по Базарной площади. Проехали мимо проектного института — прямо за город.

— Вон проектный! — крикнула она, но он даже не посмотрел, прибавил газу.

Они мчались, оставляя за собой пыль и треск. Тамара вцепилась в борта коляски и смеялась, смеялась наперекор ветру.

Он сидел злой и смотрел прямо на шоссе, которое вонзалось в тайгу. Перед этим Тамара сказала:

— Как же я тут сяду? Я упаду.

— А ты держись за меня. Со мной не упадешь.

— Я лучше в коляску.

— Садись сзади. За меня будешь держаться.

— Здесь лучше.

Она все-таки села в коляску, и тогда он рванул так, что она заойкала от страха.

Алик сбросил газ. Мотоцикл прокатился, вздрагивая на неровностях шоссе, и встал. Он посмотрел на нее гневно и сказал:

— Вот увезу на край света.

— А бензина хватит? — сказала она и засмеялась.

— Тогда едем в проектный, — сказал он и развернул мотоцикл.

Всем, конечно, ясно, почему он выбрал проектный институт в первую очередь. Там же та, тощая, в очках. Она, говорят, кандидат геологических наук. Перед такой наукой ему ни за что не устоять.

— Где Мария Исааковна? — спрашивает. Это та, тощая, значит.

— К мужу в больницу ушла, — ответила секретарша.

Он ничуть не удивился, говорит:

— Передайте, что я был. Она в курсе.

Так. Одной девицей меньше. Будь счастлива, Мария Исааковна. Пусть будет у тебя много детей, один лучше другого. Люби своего мужа. И очки у нее симпатичные, очень к лицу идут, честное слово.

Тамара на всякий случай спросила:

— Много в городе комсомольцев?

— Около четырех тысяч.

— А кого больше — парней или девчат?

— Считай, пополам. А тебе зачем? — и на нее посмотрел строго.