Все прочее войско погибло. Уцелевшие манипулы римлян пробились сверх всякого ожидания в Аспид. Карфагеняне сняли доспехи с убитых и, ведя за собою консула с прочими пленниками, возвратились ликующие в город.
Поразмыслив над этими событиями, люди могут извлечь из них полезные уроки. Ибо участь Марка совершенно ясно показывает каждому, что не следует доверяться судьбе, особенно в счастии: тот самый Марк, который незадолго перед тем не оказал побежденному ни пощады, ни снисхождения, теперь сам приведен был к неприятелю и вынужден молить его о собственном спасении. Давно уже Еврипид прекрасно выразился, что «один мудрый совет стоит множества рук»; изречение это оправдалось теперь на деле. Один человек и один совет его сокрушили полчища, которые казались испытанными и неодолимыми, превознесли государство, которое, видимо, повергнуто было в прах, и подняли упавший дух воинов.
Карфагеняне дали полнейшее выражение своему ликованию, как в благодарственных жертвах божеству, так и в любезном обращении друг с другом. Между тем Ксантипп, столько содействовавший восстановлению сил карфагенян, вскоре после этого отплыл домой. И в самом деле, славные, необыкновенные подвиги порождают сильную неприязнь и злостную клевету… Впрочем, об отъезде Ксантиппа существует и другой рассказ, для которого мы постараемся выбрать более подходящее место.
Получив неожиданные известия о событиях в Ливии римляне тотчас позаботились о пополнении своего флота и об освобождении граждан, оставшихся в Ливии в живых. С другой стороны карфагеняне после этого разбили лагерь у Аспида и занялись осадою города, желая захватить в свои руки бежавших сюда после сражения римлян. Но при мужестве и отваге осажденных они никак не могли овладеть городом и наконец сняли осаду. Когда карфагеняне прослышали, что римляне снаряжают флот и собираются идти вторично на Ливию, то начали чинить старые суда и сооружать новые. Быстро вооружили они двести кораблей и вышли в море, чтобы наблюдать за наступлением неприятеля. Римляне в начале лета спустили на море триста пятьдесят судов и под командою консулов Марка Эмилия и Сервия Фульвия отправили их на войну. Снявшись с якоря, они направились по пути в Ливию мимо Сицилии. У Гермесова мыса они встретились с карфагенским флотом и с легкостью при первом же натиске обратили его в бегство, причем захватили сто четырнадцать кораблей с командою; затем взяли с собою остававшихся в Ливии воинов из Аспида и направились к Сицилии.
Римляне счастливо переплыли уже море и подошли к берегу, как вдруг захвачены были такой бурей и подверглись таким злоключениям, которые превосходят всякое описание. Так, из трехсот шестидесяти четырех судов уцелело только восемьдесят; остальные или поглощены были волнами, или, разбившись о скалы и мысы, покрыли берег трупами и обломками. История не знает более тяжкого несчастья, разом обрушившегося на море; причина его лежит не столько в судьбе, сколько в самих начальниках. Дело в том, что кормчие долго и настойчиво убеждали не идти вдоль берега Сицилии, обращенного к Ливийскому морю, так как море там глубоко и высадка на берег трудна. Всем этим консулы пренебрегли и пустились в открытое море, желая устрашить одержанною победою некоторые из лежащих по пути городов Сицилии и таким образом овладеть ими. Лишь только тогда, когда они попали в большую беду, консулы поняли свое безрассудство. Вообще римляне во всех случаях действуют силою, и раз какая-либо цель поставлена, они считают для себя обязательным достигнуть ее, и раз принято какое-либо решение, для них не существует ничего невозможного. Часто благодаря такой стремительности они осуществляют свои замыслы, но подчас терпят и тяжелые неудачи, особенно на море. Действительно, на суше, где они имеют дело с людьми и с человеческими средствами борьбы, римляне большею частью успевают, потому что равные силы они одолевают натиском; здесь лишь изредка терпят они неудачи. Напротив, большие бедствия постигают их всякий раз, когда они вступают в борьбу с морем и небом и действуют с тем же упорством.
Между тем карфагеняне узнали о гибели римского флота и решили, что они достаточно сильны на суше и на море, как вследствие одержанной перед тем победы, так и потому, что римлян постигло такое бедствие. Ревностно занялись они подготовкой морских и сухопутных сил к продолжению войны. Немедленно карфагеняне снарядили в Сицилию Гасдрубала, и кроме тех войск, которые раньше были под его командою, дали ему прибывших из Гераклеи воинов, а при них сто сорок слонов. После отправки Гасдрубала карфагеняне оснастили еще двести кораблей. Между тем Гасдрубал благополучно переправился к Лилибеи и занимался упражнением слонов и войска с целью помериться с врагом силами в открытом сражении. Римляне узнали о случившемся и были сильно огорчены; но, не желая уступать ни за что, они постановили соорудить заново двести двадцать судов. Когда все это в продолжение трех месяцев было завершено, выбранные вновь консулы, Авл Аттилий и Гней Корнелий, снарядили флот и вышли в море. Переплыв пролив, они в Мессане взяли с собою спасшиеся от крушения суда, подошли к Панорму с тремястами кораблей и приступили к его осаде; в карфагенской части Сицилии это был самый значительный город. В двух местах римляне возвели осадные сооружения, затем подвезли машины. Так называемый новый город взят был приступом. Та же участь грозила и той части города, которая называется старым городом, поэтому жители скоро сдали ее неприятелю. Овладев Панормом, римляне отплыли назад в Рим, оставив в городе гарнизон.
В следующее лето выбранные в консулы, Гней Сервилий и Гай Семпроний, вышли в море со всем флотом, прибыли в Сицилию, а оттуда направились в Ливию. Проходя вдоль берега, они делали очень частые высадки, в которых однако не совершили ничего замечательного; наконец пришли к острову, именуемому Менингом, и по незнанию попали там на мелкое место, а когда с наступлением отлива корабли сели на мель, положение их стало весьма затруднительно. Впрочем, по прошествии некоторого времени неожиданно наступил прилив, и только выбросив весь груз, римляне едва облегчили свои корабли настолько, чтобы сдвинуть их с мели. После этого они пошли назад, что походило на бегство. Подойдя к Сицилии, римляне обогнули Лилибей и стали на якоре у Па-норма. Отсюда они неосторожно пустились в Рим через открытое море и снова застигнуты были бурей, так что потеряли больше ста пятидесяти судов.
После этого испытания римляне, как ни велико было честолюбие их, вынуждены были самою громадностью понесенных потерь отказаться от мысли снаряжать новый флот и, возлагая последние надежды на сухопутные силы, отрядили в Сицилию легионы с консулами Луцием Цецидием и Гаем Фурием и вооружили шестьдесят кораблей только для доставки войску продовольствия.
Упомянутые неудачи римлян снова поправили положение карфагенян, ибо с удалением врага они беспрепятственно распоряжались на море, а на сухопутные войска возлагали большие надежды, не без основания. Когда среди римлян распространилась молва о том, как слоны в ливийской битве разорвали боевую линию и растоптали множество воинов, они были так напуганы, что в продолжение двух лет, следовавших за этими событиями, строились в боевой порядок на расстоянии пяти-шести стадий от неприятеля и в страхе перед нападением слонов ни разу не отважились ни начать битву, ни спуститься в равнину. За это время они взяли с помощью осады только Фермы и Липары, держась всегда местностей гористых и трудно проходимых. Поэтому римляне, замечая упадок духа и уныние в сухопутных войсках, переменили решение и отважились снова выйти в море. Затем они выбрали консулов Гая Аттилия и Луция Манлия, соорудили пятьдесят судов и усердно занялись набором солдат.
Главнокомандующий карфагенян Гасдрубал видел, что до сих пор римляне робели в боевых схватках; потом он знал, что один из консулов с половиною войска возвратился в Италию, а другой, Цецилий, с остальным войском находится в Панорме для охраны созревшей жатвы. у союзников. По этим причинам он быстро выступил со всем войском из Лилибея и разбил лагерь на границах панормской области. Цецилий замечал самоуверенность Гасдрубала и с целью вызвать его на решительные действия не выводил своего войска из города. Воображая, что Цецилий не отваживается выйти против него, Гасдрубал становился все смелее и со всем войском стремительно двинулся в панормскую область. Хотя он истреблял жатву до самого города, но Цецилий оставался верен принятому раз решению, и наконец довел Гасдрубала до того, что тот переправился через реку, протекающую перед городом. Когда карфагеняне перевели слонов и войско, Цецилий отрядил легковооруженных воинов и тревожил неприятеля до тех пор, пока Гасдрубал не вынужден был выстроить в боевом порядке все свое войско. Таким образом план Цецилия удался. Тогда он поставил часть легковооруженных перед стеною и рвом и отдал приказание нещадно пускать стрелы в слонов. Он велел сносить метательное оружие и класть его снаружи стены у основания. Сам Цецилий с солдатами стоял у ворот против левого неприятельского крыла, посылая легковооруженным все новые и новые подкрепления. Когда битва разгорелась, вожатые слонов, желая стяжать себе честь победы, устремились все на передовой отряд, легко обратили его в бегство и преследовали до рва. Нападающие слоны получали раны от стрелков, поставленных на стене; вместе с тем в них метали с ожесточением и в массе дротики и копья те свежие еще воины, которые в боевом порядке стояли впереди рва. Тогда поражаемые со всех сторон дротиками раненые звери вскоре пришли в исступление и, повернув назад, кинулись на своих, причем отдельных воинов топтали и давили, а ряды их приводили в беспорядок. При виде этого Цецилий выступил поспешно с своим войском, не тронутым еще и стройным, ударил с фланга на расстроенные ряды неприятелей и вынудил их к поспешному отступлению, при этом многих карфагенян перебил, остальных обратил в стремительное бегство. Десять слонов вместе с индийцами были взяты в плен; остальные скинули с себя индийцев и, окруженные конницею, были все захвачены после сражения. Этой удачей Цецилий, по общему мнению, восстановил бодрость духа в сухопутных войсках римлян, которые теперь снова отваживались овладеть полем сражения.
