Скользкими от моих соков пальцами он проводит липкую жидкость вверх по моему животу и втирает ее в один из моих сосков. Я выгибаюсь навстречу ему, мои стоны шипят на его коже. Два пальца проникают в меня, на этот раз сильнее, и он раздвигает меня шире.

— Представь, что я погружен глубоко в тебя. Черт возьми, ты была бы такой мягкой, такой тугой. Его голос срывается на последнем слове, когда я сжимаю его член, демонстрируя его фантазию.

— Ты делаешь меня слабым, женщина.

Его пальцы толкаются быстрее, и, как он и сказал, я представляю его у себя между бедер. Его большое тело поглощает мое, когда он входит в меня, его бедра ударяются о мои. Долгий гудящий стон гремит в моем сознании, и я мотаю головой взад-вперед, извиваясь рядом с ним, когда мои мышцы напрягаются. Мои соски становятся твердыми, как скала, и я продолжаю поглаживать его член. Резкие вдохи вырываются из моего носа, ударяясь о его пальцы, все еще удерживающие мой рот.

— Приди ко мне на руки. Я хочу слизать каждую твою каплю со своих пальцев.

Его слова!

Я снова выгибаюсь, мое тело сотрясается от нарастающего внутри меня жара, готового взорваться. Я дрожу, пытаясь сдержать его, противостоять надвигающемуся краху, но не могу.

Я не могу.

По моей коже пробежали мурашки, и я издала приглушенный крик в ладонь Титуса.

— Черт возьми, да, — хрипит он мне в ухо и поднимает руки, чтобы показать мне их гладкую поверхность, потирая пальцы друг о друга. Рисуя круги на моем клиторе, он распространяет ту влажность, которую он выработал, и вдавливает свои бедра в мой зад.

Краем глаза я вижу, как Титус закрывает лицо руками и сосет мои пальцы. От вида этого мой живот сжимается, а внутри все пульсирует.

Оставив мой рот, он забирается на меня, заставляя меня выпустить его член, и зарывается лицом между моих бедер, посасывая мою набухшую плоть, как будто жаждет большего. Он немногословен, но его жизнерадостность говорит сама за себя.

Я вскрикиваю, хлопаю бедрами по его ушам и провожу пальцами по его волосам.

— Давай притворимся.

Давай просто притворимся.

— Притворится?

Толкая его в плечи, я подталкиваю его встать на колени, где беру его член. Я провожу его кончиком по своему все еще скользкому шву и наблюдаю, как его глаза закатываются. Он двигает бедрами в сексуальных движениях, в то время как я прижимаю его член к своей плоти, позволяя ему скользить по моей коже. Пальцы крепко обхватывают его толстый ствол, я сжимаю его с каждым толчком в своей ладони.

— Представь, что наполняешь меня, Титус. Подумай, как это было бы приятно. Облегчение, которое мы оба почувствовали бы.

— Ты убиваешь меня. Черт возьми, я больше не могу этого выносить.

— Тогда сделай это. Трахни меня.

От моих слов, кажется, по его спине пробегает дрожь, и он падает вперед, ловя себя на руки.

— Я мог бы. Я мог бы трахнуть тебя так сильно прямо сейчас.

Его челюсть сжимается, вены выступают на шее, когда его рука накрывает мою, направляя мои движения, сжимая сильнее, чем раньше. Облизывая губы, он одной рукой обхватывает мою макушку, мы оба поглаживаем его, в то время как его бедра прижимаются ко мне. Быстрее и быстрее.

Теплые жидкости покрывают мои пальцы, и он толкается вверх, чтобы направить свое высвобождение на мой обнаженный живот, который стекает по бокам. Не сводя с него глаз, пока он выдавливает последнюю порцию своего освобождения, я провожу пальцами по его гладкости и соскребаю ее с кожи.

Мышцы его живота сильно сжимаются, и еще больше струек спермы вытекает из его кончика.

— Господи, ты — видение. Он падает рядом со мной, тяжело дыша в мое плечо, когда оставляет там поцелуй. Нежная рука обхватывает мою челюсть, и он поворачивает мою голову к себе для поцелуя в губы.

— А ты и есть бог. Я поддразниваю, ссылаясь на события, произошедшие ранее в тот же день.

— Я слишком слаб, чтобы быть богом. Хотя, я почти уверен, что даже у бога не хватило бы сил противостоять тебе.

Улыбаясь, я кладу его руку под свою щеку, лежа на боку, прижимаясь к его груди, все мое тело мягкое и измученное, пока я смотрю, как потрескивает огонь. В тишине мои мысли возвращаются к Джеку. Раскаяние в его глазах, когда он принес нам новости о моем отце. То, как он держал мою мать, когда она упала в его объятия.

Напряжение скручивается у меня в животе при мысли о том, что он казнил моего отца.

— Что тебя беспокоит?

— Джек занял место моего отца. Они вознаградили его за храбрость и верность.

— Он узурпировал власть твоего отца. Он мошенник.

— Он должен умереть. Поворачиваясь, я смотрю Титусу в глаза.

— Я хочу убить его сама. В последующие секунды я жду, что он отговорит меня от этого. Скажет мне, что я смешная маленькая девочка, жаждущая чего-то, чего никогда не будет. Однажды, когда один из мальчиков в школе издевался над Грантом, я поклялась отомстить парню, на что мой отец усмехнулся и погладил меня по голове. Он сказал мне не утруждать себя местью, оставить это мальчикам и сосредоточиться на других вещах. Это заставило меня почувствовать себя слабой и бесполезной. Не то чтобы мой отец намеревался принизить меня, поскольку я уверена, что его собственные страхи за меня продиктовали его реакцию.

Титус, с другой стороны, остается тихим, поглаживая мои волосы и отводя взгляд.

— Ты не собираешься высмеивать меня за это?

— Зачем мне это?

— Потому что я женщина, говорю об убийстве офицера легиона.

— Ты страстно хочешь убить его, да?

— Я хочу.

— И ты не видишь другого выхода?

— Я не знаю.

Он пожимает плечами, все еще играя с моими волосами.

— Тогда я не вижу причин сомневаться в тебе.

— Ты что, издеваешься надо мной прямо сейчас?

— Нет. Я очень хорошо знаком с женской решимостью и знаю, что лучше не стоять у нее на пути.

— Как же так?

— Когда мой брат Валдис был заперт в Калико, именно решимость Кали найти путь внутрь в конечном итоге привела нас к нему. Даже когда у меня были сомнения, она отказывалась от него отказываться.

Если бы это был Титус, я бы тоже так легко не сдалась.

— Она любила его так сильно, что была готова столкнуться с адом.

— Она сделала это. Они два исключительных человека.

— Где они сейчас?

— Я надеюсь, что где-нибудь на востоке, в процветающем сообществе, которое, как говорят, похож на Шолен.

— Что произошло в Калико? На что это было похоже внутри, после того, как они запечатали двери?

Он перекатывается на спину, подложив руку под голову и уставившись в потолок.

— Представь свой худший кошмар. Сотни мутаций, подобных которым я никогда раньше не видел.

— Это чудо, что ты выбрался оттуда живым.

— Некоторые из нас этого не сделали. Брови вздрагивают, он сжимает челюсть, как будто его что-то беспокоит.

— Я потерял брата. Кадмуса.

— На него напали?

— Они оказались в ловушке по ту сторону врат, — говорит он, в то время как кончики его пальцев слегка поглаживают мое плечо, взгляд сосредоточен, как будто он заново переживает воспоминание.

— Мы не смогли освободить его. С тех пор у меня было так много снов, в которых я представлял его в тех туннелях. Кошмары преследуют меня постоянно.

— Я слышала тебя. Во сне. Говоришь чему-то остановиться.

— Наблюдать, как они уводят его, было самой трудной частью.

— Он был все еще жив?

— Нет. Он забрал Паслена до того, как они напали. Но его призрак все еще преследует меня. По ту сторону тех врат должен был быть я, а не он.

— Не говори так, Титус. Пожалуйста. Как бы мне ни было больно слышать о смерти твоего брата, я не могу представить, что сейчас меня нет здесь, с тобой.

Комментарий, кажется, разрушает рассеянный взгляд в его глазах. Он смотрит на меня сверху вниз и снова на потолок, крепче прижимая меня к себе.

— Я тоже не могу. Даже не хочу думать о том, кем или где я был бы прямо сейчас. В некотором смысле… ты спасла меня, Талия.