Его поцелуй на вкус как извинение. Похож на печаль и мучение, но также на вожделение и тоску. Это ошеломляюще и всепоглощающе, и в то же время этого недостаточно.

Боже, как это может быть? Как я могу быть такой ненасытной в страсти и жаждать гораздо большего?

Он стонет, агония вибрирует у меня в горле, как будто он тоже это чувствует. Руки уперты в бока, он нависает надо мной и наклоняется, чтобы поцеловать меня в шею. Вверх по моей челюсти, обратно к губам.

Его движения пылкие и нетерпеливые, и то, как он крепко сжимает мои руки, как будто он думает, что я попытаюсь убежать от него.

Как будто я могу.

Каждая нить моего существа так туго обмотана вокруг этого человека, что ему повезло дышать.

Мои собственные легкие хватаются за горло, чтобы глотнуть воздуха, но я не могу прервать поцелуй. Весь мир мог бы прямо сейчас вспыхнуть пламенем, и я бы просто наслаждалась его теплом.

Титус отстраняется первым и прижимается своим лбом к моему, наше дыхание смешивается.

— Отвечая на твой вопрос о том, беспокоит ли меня эта мысль, говорит он прерывающимся голосом, — я бы разорвал на части все, что когда-либо пыталось причинить тебе боль. И я бы на его месте вырвал себе сердце.

— Тогда, Уилл. Убийство его было не из ревности?

— Я бы никогда не причинил тебе боль из-за такой мелочи, как ревность. Видения Агаты, впрыскивающей в тебя этот яд, и необходимость смотреть, как ты умираешь у меня на глазах, были слишком большим риском для меня. Поверь мне, я не хотел его убивать.

— Я верю тебе. Это не тот, кто ты есть. Сколько раз мы должны возвращаться к этому?

— Пока я больше не перестану чувствовать себя монстром.

Я поднимаю руку, провожу пальцем по линии роста его волос и вдоль виска, по неровному шраму там.

— Для меня ты не монстр.

Он снова прижимается своими губами к моим, затем прокладывает путь к моей челюсти, моей шее. Вниз к ключице. К моей груди, где он дергает за края моей рубашки, сдвигая ее набок, чтобы полностью обнажить мою грудь. Выражение его лица омрачается голодом, когда он смотрит на меня, словно спрашивая разрешения. Когда я киваю, он обводит языком мой сосок, зрелище настолько болезненно эротичное, что я откидываю голову назад, вскрикивая. Он делает акцент на том, чтобы помассировать мой другой сосок через ткань, и я провожу пальцами по его голове, мое лоно сжимается, когда его зубы скользят по чувствительной плоти. Ниже тем не менее, он спускается вниз по моему животу, пока не достигает вершины моих бедер.

Засунув пальцы за пояс моих шорт, он стягивает одежду до середины бедра, его глаза горят и мерцают от невысказанного восхищения.

В ту секунду, когда он наклоняется вперед, его намерения ясны, и я наклоняюсь, чтобы снова натянуть шорты.

— Что случилось? спрашивает он.

— Я я…. Я нервничаю. Я никогда раньше этого не делала.

Уголки его губ приподнимаются, как будто это доставляет ему удовольствие, и, грубо дернув, он притягивает меня ближе.

— Тогда я собираюсь не торопиться и наслаждаться этим еще больше. Отбрасывая мою руку, он стягивает шорты до моих колен, и я снова тянусь за ними.

— Титус. Ты… суешь свой рот туда?

— Мой рот. Мой язык. Мои пальцы. Да.

Господи, звучит как многовато экшена для одного места.

— Но я не…

— Ты совершенна. Пожалуйста. Он убирает мою руку, кладя ее рядом со мной, и я зарываюсь пальцами в мягкий песок подо мной.

— Мне нужно попробовать тебя на вкус. Я умираю от голода по тебе прямо сейчас.

Паника бурлит у меня в животе, я ложусь спиной на землю. Навес из листьев надо мной колышется на полуденном ветерке, и я задаюсь вопросом, может ли Бог видеть насквозь. Смотрит ли Он сейчас на меня сверху вниз.

Теплые губы прижимаются к моей набухшей плоти, и я выдыхаю, когда невидимая сила тянет меня, выгибая спину. Я выдыхаю стон и наклоняю голову вперед, чтобы увидеть макушку Титуса, спрятанную между моих бедер, его пальцы впиваются в каждую ногу, издавая тот же стон удовольствия, который я слышала всякий раз, когда он сытно ужинал в конце дня. Одним долгим движением его языка по моему шву я толкаю бедра вперед, и он захватывает меня, притягивая еще ближе, срывает с меня шорты, отбрасывает их в сторону и проводит языком по моему клитору.

— О Боже! Песок царапает кончики моих ногтей, когда я провожу ими по грязи по обе стороны от себя, отчаянно пытаясь за что-нибудь уцепиться.

Я никогда в жизни не испытывала такого невероятно приятного ощущения.

Я ударяюсь головой о песок, глаза закатываются, дыхание перехватывает в горле, в то время как Титус устраивает из меня пир. Он тянется губами к моему клитору, посасывает мою плоть, практически выпивая мое возбуждение, и издает горловой рычащий звук, пока свирепо ест меня.

Я извиваюсь под его внимательным ртом, молча молясь, чтобы это никогда не заканчивалось. У меня вырывается нечто среднее между стоном и рыданием, это так приятно, что я готова заплакать.

Давление у моего входа заставляет меня прикусить губу, когда он погружает палец внутрь меня, вдавливая и выдавливая, затем собирает жидкости, которые он уже выработал. Он делает паузу, чтобы высосать их со своей кожи, прежде чем снова погрузить в мою слишком нетерпеливую дырочку.

— Ты чертовски хороша на вкус, — хрипит он и посасывает мой уже набухший шов. Его слова вызывают возбуждение, которое проникает в то самое место, где он ласкает с преданностью святого человека. Хвалебный тон в его голосе заставляет меня чувствовать себя щенком, стремящимся доставить ему удовольствие, и когда я провожу пальцем по своему соску, огонек восхищения и желания, горящий в его глазах, вызывает трепет у меня в животе.

— Титус, о, мой … Титус.

Мой Титус. Да, он мой. Мой Альфа. Мой самец.

Здесь, где мир суров, и мы вынуждены выживать поодиночке, где каждый борется за малую толику того, что осталось, я достаточно эгоистична, чтобы потребовать его всего.

Я раздвигаю ноги шире и делаю крошечные толчки навстречу его неумолимому языку. Мой желудок сжимается в тугой узел, в то время как мышцы дрожат от напряжения, вызванного его губами. Я стону и смотрю вверх, на деревья, которые гремят и трясутся в знак празднования, в то время как узлы затягиваются. Туже. Туже. Так туго!

Мои бедра двигаются быстрее в сексуальных движениях, в то время как он одновременно ласкает меня пальцами и языком мой клитор. Одержимый демонами, которых он пытается изгнать своим ртом.

Солнце сияет золотым кругом света сквозь кроны деревьев, и я закрываю глаза от вспышки за моими веками. По моей коже пробегают мурашки, вплоть до пальцев ног, когда я впиваюсь в его спину. Я вскрикиваю. Звуки чистого экстаза эхом отдаются вокруг меня.

— Титус! Пульсации удовольствия пульсируют в моем лоне, мои бедра дрожат, как хрупкие ветки, в то время как последняя часть моего оргазма взрывается во мне. Я хочу смеяться и плакать одновременно. Я хочу лежать здесь и нежиться в тепле и уюте, но я также хочу повалить его на землю и вернуть должок.

Откинувшись на корточки, Титус выглядит как Бог, его рот сияет от моего оргазма, его волосы в беспорядке выбились из-под моих пальцев.

Я тоже хочу попробовать его на вкус.

Подползая к нему, я кладу руку на его твердый, как камень, пресс и толкаю его назад. Поняв намек, он ложится на спину и приглашает меня в свои объятия, окутывая меня клеткой мышц. Я прижимаюсь своими губами к его губам, пробуя собственное возбуждение на его коже.

Я могла бы целовать его весь день и никогда не устану от этого, но прямо сейчас я хочу чего-то большего.

В тот момент, когда я прерываю поцелуй и отступаю вниз по его телу, его глаза становятся подозрительными. Преследует меня. Должно быть, так чувствует себя его жертва, когда он охотится, потому что, судя по тому, как он смотрит на меня, я ожидаю, что он набросится на меня в любую секунду.

Прокладывая поцелуями путь вниз по его животу, при этом пряди волос щекочут мою кожу, я, наконец, добираюсь до верха его штанов и сажусь на пятки. Когда я тянусь к пуговице на его джинсах, он наносит удар, его ладонь поглощает мою в попытке остановить меня.