— Я хочу, чтобы ты научил меня.

— Научить тебя чему? Он скрещивает руки на груди, мышцы натягивают рубашку на его бицепсах и служат еще одним напоминанием о его силе.

— Как сражаться.

— Зачем?

— Что ты имеешь в виду, зачем? Чтобы защитить себя.

— Достаточно просто. Научись бегать быстрее.

— Нет. Владеть ножом, как ты.

Его брови взлетают вверх.

— Значит, ты хочешь убивать.

— Иногда убийство необходимо для защиты, не так ли? И это будет полезно для меня, на случай, если мы снова столкнемся с Ремусом по дороге в Шолен.

— Кстати говоря, по моим оценкам, завтра мы должны быть в пути.

— Мы можем остаться здесь, всего на пару дней, чтобы ты показал мне, как пользоваться ножом. Когда он нахмурился, я продолжаю:

— На днях, с Рейтерами… и мое время, проведенное с Ремусом…. Я чувствую себя очень уязвимой. Это ужасно — быть неспособной защитить себя. Я хочу учиться.

Двигая челюстью, как будто пережевывая просьбу, он отводит взгляд.

— Если это то, чего ты хочешь. Я могу научить тебя.

— Это то, чего я хочу. Когда мы можем начать?

— Когда тебе больше не будет больно.

— Тогда мы начинаем сегодня.

— Тебе нужно время, чтобы исцелиться. Подготовка к бою требует больших физических усилий.

Время исцеления только повергнет меня в состояние ненависти к себе и вины, а это не по мне.

Мысленно я боец. Пришло время стать им и физически.

— Все, что я делала последние несколько дней, это лежала здесь, думая о том, как все могло быть по-другому.

— Не обрекай себя на эту мысль. По-другому могло и не быть.

Нет. Он неправ. Я не сомневаюсь, что многое было бы по-другому, если бы у меня была возможность защитить себя.

— Я каждый день буду осуждать себя за то, что остаюсь слабой и неспособной сражаться.

На поляне за домом Титус указывает на место в десяти ярдах прямо перед деревом.

— Встань там.

По его команде я делаю шаг туда, куда он меня направляет, наблюдая, как он кружит позади меня.

— Будет лучше, если ты сможешь научиться убивать на расстоянии. Его грудь прижата к моей спине, его массивные руки обхватывают меня сзади, поглощая мое тело, когда он поднимает мою руку, чтобы вложить рукоять клинка в мою правую ладонь, затем он толкает мое левое колено.

— Ты выбрасываешь противоположную ногу, которую выставляешь вперед, чтобы не упасть. Грохот его голоса в моем ухе немного отвлекает, пока он размещает мои конечности там, где они должны быть.

— Используй верхнюю часть тела.

Киваю — это все, что я могу сделать, чтобы не обращать внимания на то, как его грубые мозолистые руки касаются моей кожи, когда он берет меня за запястье. То, как мои кости могут легко сломаться в его хватке, когда он отводит мою руку назад.

Когда его другая ладонь ложится на мой живот, я резко втягиваю воздух от соприкосновения, и он опускает руку.

Покачав головой, я возвращаю его руку туда, где она была, поворачивая голову ровно настолько, чтобы почувствовать его теплое дыхание у своего уха.

— Я в порядке.

Он отпускает мою руку для броска, чтобы вытянуть мою руку без броска, ударяя по моей ладони тыльной стороной своей.

— Используй эту руку для инерции. Снова беря мою руку с ножом, он проводит пробный бросок для демонстрации, и я киваю.

Расположившись как и прежде, он отводит мою руку назад и выбрасывает ее вперед с достаточной силой, чтобы лезвие вырвалось из моей хватки. Сила в его руках почти отбрасывает меня вперед, но его хватка на моем животе удерживает меня прижатой к нему. Клинок отлетает в сторону от дерева.

— Снова. Толчок сзади — это мой сигнал собрать выпавший нож, и когда я возвращаюсь на свое место, он восстанавливает мои руки и ноги, поднимая мою импульсную руку немного выше, чем раньше.

— Еще раз. Представь, что это дерево — Рейтер, который напал на тебя.

Мысль об этом наполняет меня решимостью, только на ум приходит не Рейтер, а Ремус. Воспоминание о том, как он связал меня и бил кнутом, пока у меня не пошла кровь. Я скриплю зубами, и вместе мы бросаем его снова.

Еще один промах, но ближе к цели, чем предыдущий.

Я бросаю его снова. И еще раз. Еще дважды. После этого полдюжины раз. Каждый промах только разжигает мой отказ сдаваться. И каждый раз, когда я возвращаюсь на свою позицию после того, как подобрала упавший клинок, Титус находится рядом, чтобы изменить мое положение и направить следующую попытку. Он терпелив так, как никогда не был терпелив мой собственный отец, поощряя меня взять себя в руки и взяться за дело снова, пока не пройдет половина дня и солнце не начнет припекать нам шеи.

Запыхавшийся и вялая от изнеможения, я снова поднимаю нож и занимаю свою позицию, точно так же, как десятки раз до этого.

— На этот раз, говорит он низким голосом, — я хочу, чтобы ты представила, что это я.

Стоя к нему спиной, я хмурюсь на это.

— Я не хочу.

— На твоем лице написано негодование за то, что я сделал с Уиллом. Если ты не собираешься нанести мне удар настоящим клинком, тогда притворись.

— Я понимаю, почему ты это сделал, Титус. Это было не из злого умысла или ненависти. У тебя не было выбора.

— У меня действительно был выбор. Твоя жизнь или его. Я выбрал твою. Учитывая результат, от его слов у меня не должны пробежать мурашки по затылку, а кожу не должно покалывать, когда он поднимает мою руку, чтобы отступить для следующего броска.

— Сейчас. Представь, что я твоя цель.

Пристально смотрю на ствол дерева передо мной, я тяжело сглатываю, затем выставляю лезвие вперед.

Пуля попадает точно в центр коры.

Часть меня хочет порадоваться первому успеху, но большая часть меня боится правды в этом.

— Если бы мне пришлось выбирать снова, ничего бы не изменилось.

— Я не ненавижу тебя. Я должна, учитывая тот факт, что он убил моего лучшего друга. Но я не могу.

Он обхватывает своей большой ладонью мою руку там, где находится клинок, и отводит мою руку назад, на этот раз поднимая нож выше.

Натягиваю хлопчатобумажную рубашку на грудь, отчего мои соски под ней затвердевают.

Невольно по мне пробегает покалывание, и я не могу не задаться вопросом, каково это — быть полностью во власти его внимания. Быть поглощенной этими золотыми глазами. Обласканный такими сильными и обветренными руками.

— Сосредоточься, — приказывает он, как будто может услышать мои размышления. Мои бедра сжимаются от его воображаемых прикосновений, но вместо этого он похлопывает меня по ноге, чтобы подвинуть ее вперед, призывая меня вернуться в форму. Запах металла и пота ударяет мне в горло, рот наполняется слюной, и я провожу взглядом по длине его вытянутой руки, замечая жилистые мышцы под его кожей.

Возможно, это потому, что я здесь одна, и мне приходится полагаться на него в выживании, или из-за того, что он первый мужчина, который отнесся ко мне достаточно серьезно, чтобы научить меня обращаться с ножом, но в последние дни мои мысли о нем изменились.

После того, что случилось в лесу, во второй раз, когда я оказалась во власти Рейтеров, не нужен психоанализ, чтобы понять, почему меня влечет к Титусу, как бы я ни пыталась с этим бороться.

Он опасный человек, и это о чем-то говорит здесь, среди самых опасных существ в этом мире. Наличие такого человека на моей стороне гарантирует мое выживание. Иметь кого-то вроде него, кого я тоже привлекла? Это почти гарантирует мое выживание. В своей жизни я знавала мужчин-собственников, которых избегала, потому что я никому не принадлежу, но здесь жизнь другая. Без сомнения, сильная женщина могла бы выжить сама в этих суровых землях, но я полагаю, что через некоторое время это стало бы одиноким и утомительным. Титус несет в себе это скрытое течение животного и дикого, которое, кажется, взывает к какому-то примитивному желанию глубоко внутри меня. Тот, кого я не потрудилась признать, живя в безопасных пределах Шолена. Кажется, он пробудил во мне дикую сторону.