Также не имеет смысла, что охранники остаются верными Ремусу и Агате. Не с тем, как с ними обращаются. Возможно, мне было бы легче обратиться к ним. По крайней мере, у них есть что-то, к чему можно апеллировать.

Истории, рассказанные об Альфах, предупреждают об их каменных сердцах. Непроницаемые и неспособные на милосердие. Теперь я верю в это.

Тени предвещают длинные, нескладные шаги человека, и когда Джарвис переступает порог моей камеры, дыхание замирает у меня в груди. Его рука обернута марлей, которую он прижимает к телу, как будто для ее защиты. Бледная, влажная кожа подчеркивает темные круги под его глазами, и то, как он покачивается на ногах, говорит мне, что он слаб, возможно, на грани обморока.

— Агата… спрашивала о тебе. Задыхающиеся слова едва разносятся по комнате, в то время как он хватается за прутья клетки, чтобы не упасть.

— Джарвис, с тобой все в порядке? Ты выглядишь так, как будто плохо себя чувствуешь. Если бы мне пришлось гадать, его рука, скорее всего, заражена, хотя я не могу сказать наверняка из-за всех этих бинтов.

— Можно мне взглянуть на твою руку?

Его плечо смещается, когда он крепче прижимает руку к телу, но он не отказывается.

Осторожным шагом я пересекаю комнату и, оказавшись перед ним, тянусь к его руке. Находясь так близко к нему, я вижу, что все его тело дрожит, чувствую это, когда мои кончики пальцев соприкасаются с его локтями.

Он отшатывается, но я смотрю ему в глаза, уверенно кивая.

Его плечо снова отвисает, его локоть тяжело ложится на мою ладонь, и я тяжело сглатываю, собираясь заняться его бинтами. Приторный аромат каждого очищенного слоя подтверждает мои мысли, и мой желудок скручивается, чем ближе я подхожу к его настоящим ранам. Если он заражен, мне нечего ему дать, ни антибиотика, ни припарки, как меня научила делать Нэн. Предполагая, что Ремус заплатил за Джарвиса, он мог бы быть готов спасти свои инвестиции, разыскав их где-нибудь, но время не на стороне этого человека.

Когда я сматываю с его руки последний кусок бинта, у меня в животе раздается бульканье, когда я вижу его пальцы, которые были до костей изъедены какой-то кислотой. Желтоватые очаги гноя сочатся из разъяренной плоти, все еще прилипшей к костям. Запах ударяет мне в горло, пока я рассматриваю его руки, отмечая пурпурный оттенок его кожи, который может свидетельствовать о гангрене. Холодные на ощупь.

Его руку нужно будет отрезать, если это так, потому что я уверена, что из-за обработки, которой потребует его рана, и антибиотиков для лечения инфекции найти здесь припасы будет невозможно.

— Она заражена. Ее нужно лечить.

— И что бы это могло… быть?

Вместо ответа я принимаюсь снова заматывать его руку бинтами, наматывая их так быстро, как только могу, чтобы заглушить неприятный запах, ударивший мне в ноздри.

— Я посмотрю, сможет ли Ремус раздобыть какой-нибудь антибиотик.

— Почему ты… делаешь это? Почему… ты пыталась… помочь мне… когда они это сделали?

Его одышка заставляет меня немного нервничать из-за септического шока у него. Однажды я помогала Нэн лечить женщину, которая родила и у которой развился сепсис от стрептококковой инфекции группы А. Даже с той малой толикой технологий и доступом к антибиотикам, которые у нас были, женщина умерла.

— Я не верю, что люди изначально плохие, я полагаю.

— После… того, что я… сделал?

— Нас мотивируют разные вещи, Джарвис. Хотя я не могу сказать, что побудило тебя действовать так глупо, я не думаю, что ты плохой человек.

Глаза слезятся, он издает короткий смешок.

— Да ладно. Я не собираюсь… снова влипать в неприятности.

Я закрепляю конец его повязки, моя голова кружится от мыслей о том, что может принести сегодняшняя ночь. Я не сомневаюсь, что наказание будет еще большим. Рубцы на моей спине сегодня менее болезненны, но не исчезли. Когда я следую за ним из камеры, я смотрю вниз на бетон, проходящий под моими ногами. Как бы я хотела выкопать себе яму и исчезнуть, как девушка из книги, которую я читала в Шолене, которая могла открывать порталы в другие миры. Я бы схватила Уилла и исчезла из всего этого ада.

К тому времени, как мы добираемся до комнаты Ремуса, в моем животе бурлит от досады. Джарвис использует свою здоровую руку, чтобы распахнуть дверь, и мое сердце подскакивает к горлу, когда я замечаю Уилла, сидящего в центре комнаты, его руки связаны за спинкой стула. Когда я вхожу, Агата неторопливо подходит к нему из-за зарешеченного окна и проводит пальцем по его плечу, которое вздрагивает при соприкосновении. Его кожа бледная, лицо изможденное, а тени под глазами говорят о том, что он мало спал.

В изножье кровати находится хитроумное приспособление, которое вызывает не меньшее беспокойство, чем опрокинутый крест, найденный несколько дней назад, но это устройство стоит на полу. Стальная рама с двумя обитыми кожей подпорками, каждая из которых соединена с ремнями, которые свисают сбоку. Нахмурившись, я пытаюсь не представлять себе ее назначение и вместо этого снова обращаю свое внимание на Уилла.

— Что это? Что с ним не так?

— Скажи мне, Талия. Откуда ты знаешь этого красивого мальчика? Агата запускает пальцы в волосы Уилла, откидывая его голову назад, и проводит языком по его щеке.

Морщась, Уилл отстраняется от нее, и она хихикает от отказа.

— Я не знаю его лично.

— Правда? Потому что, я клянусь, это так.

Мне даже не нужно оглядывать комнату, чтобы ощутить полное отсутствие Ремуса. Я заметила, что Агата становится более смелой, когда его нет рядом.

— Я так понимаю, Ремус спрашивал обо мне?

— Ремус не звал тебя, глупая девчонка. Это сделала я. Бросив взгляд куда-то за мою спину, она кивает, и тени позади меня сдвигаются.

Я поворачиваюсь, чтобы увидеть, как Титус выходит вперед, и моя кровь превращается в лед, когда он подходит достаточно близко, чтобы затмить меня. На ум приходит история, которую рассказал мне Том. Как Агата заставила Титуса выпустить человеку кишки только для того, чтобы причинить боль Линдси.

— Посмотри, какой он большой, Талия. Какой сильный. Ты можешь хотя бы представить, что такая штука двинется против тебя? Она лениво бочком подбирается к отвратительному мужчине, проводя кончиками пальцев по его груди и руке.

— Он разорил бы такое невинное создание, как ты, как волк, обыскивающий драгоценного маленького ягненка.

— Чего ты хочешь, Агата? Почему ты позвала меня?

Когда она поворачивается ко мне лицом, я вижу, что она откуда-то что-то схватила, что она держит, когда плюхается на край кровати. Похоже на пистолет, но, учитывая присутствие Титуса в комнате, я предполагаю, что он стреляет дротиками, о которых мне рассказывал Том. Мои подозрения подтверждаются, когда она направляет оружие на мужчину, стоящего прямо за мной, как будто ей нужно утвердить свою власть для того, что будет дальше.

— На скамейку запасных.

Взгляд скользит к хитроумному устройству и обратно к ней, я качаю головой.

— Зачем?

— Я хочу посмотреть, как Титус трахает тебя. Когда она переключает свое внимание на меня, мое сердце колотится в груди, ветвистые кристаллы паники поднимаются по позвоночнику, в тот момент, когда ее губы растягиваются в улыбке.

— Грубый, злой, животный секс. Как жестокий отец, трахающий сучку.

Измученный крик эхом разносится по комнате, тот, который должен принадлежать мне, но когда я смотрю на

Уилл, он ерзает на своем стуле.

Видя его таким беспомощным, я каким-то образом четко фокусирую свою реальность. Я не только отказываюсь терпеть подобное, но и не буду заставлять его смотреть на это.

— Ты…. Ремус хотел, чтобы девственница родила его ребенка.

— Да, это правда. И я полагаю, ему придется поискать в другом месте, потому что ты определенно не девственница.

— Я же говорила тебе. Мы лишены девственности…

— Нет, нет. Я думаю, ты неправильно поняла историю, Голубка. Видишь ли, Уилл утверждает, что это он забрал твою вишенку.