— У меня… ничего нет с собой, но… вернувшись в Шолен, я могу…

— Я не имею в виду твои никчемные маленькие безделушки, девочка.

Нахмурившись, я вырываю свою руку из его хватки, мои губы скривились от отвращения.

— Неужели все по эту сторону стены так озабочены этим?

— Ты недостаточно долго прожила здесь, принцесса. Сильный толчок моего тела заставляет мой позвоночник врезаться в решетку позади меня, где он держит меня в плену у них. Паника взрывается в моих мышцах, которые сравнительно слабы, но готовы к обороне, если необходимо.

— Я не видел женщину неделями. Недели. Мои яйца превратились в камни. Я не прошу тебя трахаться. Просто прикоснись к этому ртом, вот и все.

Тело дрожит, я скриплю зубами, ловя тик его челюсти. Мужчина в таком отчаянии, что я задаюсь вопросом, способен ли он взять без моего согласия.

— Отсоси у меня, и я подумаю, как протащить тебя тайком во время следующего похода в улей.

— Видишь это? Значит, ты лжешь. Ты вообще не можешь мне помочь.

Он облизывает губы, не сводя с меня глаз.

— Со временем, может быть, я смогу. Я мог бы вытащить нас обоих. И ты могла бы быть моей. Блеска невиданных фантазий в его глазах достаточно, чтобы вызвать у меня тошноту, но я не могу отрицать соблазн возможности.

— И все, что мне нужно сделать, это отсосать тебе.

— Да, — говорит он на дрожащем выдохе.

— Пожалуйста. Здесь трудно найти женщин. Мужчина может продержаться не так долго, прежде чем сломается.

— И что потом? Ты все равно это берешь?

— Может быть, и так.

Странно, как работает разум по эту сторону стены. То, как вопросы начинают смещаться с как выживу ли я до того, как низко я готова пасть? К несчастью для меня, я родилась с чертой упрямства.

— Я лучше высосу кишки из червяка, чем прикоснусь к тебе ртом.

Губы скривлены в злобной ухмылке, он скрежещет зубами, и мне интересно, ударит ли он меня, как другой охранник, или попросит Ремуса вздернуть меня и выпороть снова.

Не имеет значения, что он был тем, кто предложил мне в обмен свободу, это его слово против моего.

— Что ты делаешь, Джарвис? Звук голоса Агаты — это игольчатый укол в мою барабанную перепонку, и, бросив быстрый взгляд, охранник отпускает меня, делая шаг назад.

— Она сопротивлялась, мисс Агата. Я просто предупреждал ее.

— Это ложь.

Взгляд, которым он бросает на меня, — последнее, что, я уверена, видят его враги, прежде чем он перережет им горло лезвием.

— Отведи ее к Ремусу. Немедленно. Как тебе было сказано. Не говоря больше ни слова, она разворачивается, струящееся платье волочится за ней, когда она выходит из тюремного блока.

В тот момент, когда она скрывается из виду, Джарвис рычит и хватает меня за руку с большей силой, чем необходимо.

— Трахнись со мной. Посмотрим, что получится. Он снова сильно толкает меня вперед, и когда я направляюсь к комнате Ремуса, охранник следует за мной.

Мой пульс бешено колотится, когда мы подходим к двери, в моей голове прокручивается дюжина сценариев.

Что, если он попытается навязать мне себя? Как мне перехитрить его сегодня вечером? До какой степени Ремус проявит свой контроль?

Сначала кажется, что в комнате никого нет, но на звук плеска я поворачиваюсь к открытой двери ванной и нахожу Ремуса погруженным в ванну, его руки свисают с ее бортиков.

Бугры мелких мышц доказывают, что он ни в коем случае не тощий мужчина, но, конечно, не такой мускулистый, как Титус или даже Уилл, если уж на то пошло. Карта голубых вен проглядывает сквозь его бледную кожу, придавая ему почти болезненный вид, и когда он машет мне, у меня опускается живот.

Когда охранник поворачивается, чтобы уйти, Ремус наклоняется вперед, проливая немного воды на кафельный пол.

— Подожди. По его команде охранник останавливается.

— Ты новенький, верно?

— Да, сэр. Отступая назад, он снова стоит в дверях ванной.

— Я встретил вас на арене.

— Вас теперь так много, что я даже не могу вспомнить лиц, не говоря уже об именах.

— Джарвис. Зовут Джарвис.

— Верно. Итак, Джарвис, я понимаю, что у тебя была ситуация с моей прекрасной Талией в камере.

Каким-то образом Агате удалось вернуться в комнату, сообщить ему об инциденте и снова уйти до нашего прихода?

— Просто недоразумение. Скука в тоне охранника отражает отсутствие уважения. Я подозреваю, Ремус что-то улавливает, когда смотрит в ответ с подергиванием в глазу.

— Ничего особенного… Сэр.

Кажется, что «сэр» каждый раз звучит запоздало, как будто он действительно не может заставить себя сказать это Ремусу. Не то чтобы я его винила, но из того немногого, что я узнала за последние пару дней, он идет по опасному натянутому канату и, по-видимому, не видит огромного, похожего на пещеру обрыва у себя под ногами.

— Это была моя вина, — предлагаю я, даже если этот человек не заслуживает моего подкрепления.

— Я не решалась прийти, когда меня призвали.

Взгляд Ремуса скользит к моему, и он наклоняет голову с таким смертельным любопытством, что у меня по спине пробегают мурашки страха.

— Почему ты вообще колеблешься, Голубка?

Щелчок двери отвлекает мое внимание, и в комнату врывается Агата, за которой следует другой охранник, который толкает стальную тележку со стальным горшком с крышкой, а за ним следует второй охранник.

Что-то сжимается глубоко в моем животе, говоря мне, что начинается игра.

Я помню, как читала книгу о динозаврах, о том, как велоцирапторы охотились в тандеме, и я не могу не представить себе Ремуса и Агату такими же. Точно так же, как волосы у меня на загривке встали дыбом, когда я читала о животных, представляя себя зажатой между ними, я чувствую себя в равной степени в невыгодном положении сейчас, глядя на этот горшок.

Джарвис тоже замечает это, хотя его поза гораздо более расслабленная, чем моя. Каждый нерв в моем теле жив и готов к защите.

При звуках плеска воды сзади я поворачиваюсь и вижу, как Ремус выходит из ванны, и одного вида его обнаженного члена достаточно, чтобы вызвать у меня приступ дискомфорта. Я опускаю взгляд, ловя удивленное выражение лица Агаты, когда она протягивает ему полотенце.

— Агата сказала мне, что ты прикасался к Талии. Что твоя рука была у ее горла.

— Она сопротивлялась, как и сказал. Небрежное пренебрежение в голосе Джарвиса тревожит, то, как он, кажется, не ставит под сомнение внезапный интерес Ремуса.

— Конечно. И все же… тебя не просили наказывать ее. Тебя просили только привести ее ко мне.

— И что я должен делать, когда она этого не хочет?

— Так ли это, моя дорогая? Ты наотрез отказалась?

Если я скажу «да», на кону будет моя задница. Если я скажу «нет», это будет задница охранника.

— Я просто плохо себя чувствовала, вот и все.

— Неужели. Ты. Отказала. Ему?

Пульс учащается, я тщательно обдумываю, как ответить на его вопрос.

— Да. Я отказала.

Холодный палец проводит по моему виску, когда Ремус улыбается мне сверху вниз.

— У тебя нет чувства самосохранения. Правда, дорогая? Он поднимает взгляд ровно настолько, чтобы быстро кивнуть охраннику, который бросил бак.

Мой желудок сжимается.

Оба охранника хватают Джарвиса сзади, заламывая его руку за спину.

— У Иисуса также не было чувства самосохранения. Он умер за наши грехи. Спокойствие голоса Ремуса среди возни и ворчания усиливает мое беспокойство, мои нервы натягиваются под кожей, как живые провода.

— Наши нынешние страдания несопоставимы со славой, которая откроется в нас.

Агата открывает крышку кастрюли, выпуская облако пара.

Джарвис вырывается из рук охранника, но безуспешно. Один из мужчин протягивает руку ничего не подозревающего охранника к горшку, содержимое которого я не могу разглядеть со своего места.

— Нет! Подождите! Пожалуйста, подождите! Душераздирающие звуки криков Джарвиса говорят мне, что того, что находится в горшке, достаточно, чтобы заставить взрослого мужчину, в остальном бесстрастного, извиваться и молить о пощаде. То, что я не смогу переварить. Я не могу на это смотреть. Я не могу стоять в стороне и наблюдать за этим ужасающим зрелищем рядом с бесстрастным мучителем этого человека.