Ложась обратно на коврик, я закрываю глаза, делая все возможное, чтобы оградить их от единственного места, к которому их, кажется, тянет. Расстроенная, я переворачиваюсь так, что оказываюсь к нему спиной, прислушиваясь к любому движению, которое могло бы предположить, что он попытается изнасиловать меня ночью.

Вместо этого его тихое дыхание говорит мне, что он снова заснул.

— Вставай.

Женский голос вырывает меня из сна, и дернув за цепочку, я открываю глаза и вижу рыжеволосую, не такую костлявую, как другие женщины, но гибкую. Ее рваная фланелевая рубашка напоминает мне о Джесси, а красная бандана, которую она носит на голове, придает жесткости ее маленькому телосложению.

— Я собираюсь расстегнуть манжеты. Попробуешь какую-нибудь ерунду, и я тебя пристрелю. Янтарного цвета глаза поднимаются на меня.

— И я чертовски хороший стрелок. Я бы не стала рисковать.

Мое тело болит, как будто я весь день трудилась в саду, а потом бежала через пустыню. Духота заполняет мой череп, как будто мозг покрыт ватой.

— Кто ты?

— Вопрос на миллион долларов в том, кто ты?

Потирая виски, я закатываю на нее глаза.

— Забудь об этом.

— Прекрасно. Ты хочешь вести себя как рабыня, с тобой будут обращаться как с рабыней. Я буду называть тебя Девочка, как тебе это?

— Слетает с языка лучше, чем с языка рабыни, тебе не кажется? И последнее, чему я проверила, это то почему вы идиоты, похитили меня.

— Ты служишь определенной цели. Это единственная причина, по которой ты здесь. Ригс подумал, что ты можешь быть полезна. Ее взгляд обводит комнату и возвращается ко мне, когда она наклоняет голову.

— Он позволил тебе спать здесь?

— Позволить? Я поворачиваюсь обратно к столбу, к которому меня приковали.

— Насколько я знаю, у меня не было выбора.

— Он никому не позволяет оставаться с ним на ночь. Не любит ни с кем спать. Особенно с женщинами.

— Мне повезло. Я мотаю головой в сторону кучи пустых одеял на полу, где он спал.

— Ты забыла приковать его обратно прошлой ночью.

— Цепи — это всего лишь мера предосторожности.

— Итак, ты приносишь ничего не подозревающих женщин в жертву монстру и запираешь за собой дверь, не так ли?

Игнорируя мой вопрос, она толкает меня в руку, подталкивая вперед, и я бросаю на нее сердитый взгляд, когда делаю шаг к двери.

— Давай. Тебе понравится то, что я приготовила для тебя сегодня, девочка.

— Куда вообще подевался мудак? Пошел, чтобы какая-нибудь бедная наивная поклонница начистила ему член?

— Закрой свой гребаный рот. И к твоему сведению, он отправился собирать еду. Для всех здешних петушиных фанаток, включая тебя.

— Я не трогала его член.

— Молодец. В банкетном зале раздают медали, если хочешь взять одну.

— Все такие умники или только ты?

— Только те, кто терпеть не может претенциозных и неблагодарных сук вроде тебя. Ты думаешь, что раз ты пришла с другой стороны стены, ты намного лучше? Такая чистая? У меня новости, милая. Мы все здесь несем одинаковую ношу и все делимся плодами своего труда. В равной степени.

Она ведет меня на открытое пространство, где четыре женщины сидят широким кругом, каждая вырезает плоскими косточками внутренности арбуза. Шесть нераскрытых арбузов лежат в стороне, и она жестом приглашает меня сесть.

Я сажусь на бревно рядом с пожилой женщиной, упираясь локтями в колени. Ред протягивает мне поднос с ломтиком хлеба, разнообразными фруктами и водой.

— Ешь. А когда закончишь, возьми дыню и вырежь из нее дольку. Если я поймаю тебя за тем, что ты ее ешь, тебя бросят в яму.

— Яма?

— Сюда мы бросаем туши горных львов и рысей. Если кормить их мертвечиной, они оставят нас в покое.

— Поняла. Не ешь арбуз.

— Когда закончишь, выжмите из арбуза сок. Удалите косточки и отложите их в сторону.

— Что мне делать с соком?

— Подавайте это всем.

— Рабы или мудаки-байкеры?

— Всем. Руки на бедрах, она вздергивает подбородок.

— И никто здесь не является рабом.

Я перевожу взгляд на Ред, когда она разворачивается, и поворачиваюсь к пожилой женщине рядом со мной, которая сидит сгорбившись, и чистит дыню.

— Тебя они тоже купили?

Даже не моргнув глазом, она продолжает трудиться, ее губы сжаты в тугую складку морщин.

— Она думает, что ты ведьма. Голос доносится сзади, где снова волшебным образом появился Ред.

— Ни одна женщина никогда не спала с ним всю ночь. Она думает, что ты дьявольское отродье.

— Ты прочитала это в ее мыслях, или как?

— Она сказала мне.

Значит, она все-таки говорит.

— Если я ведьма, то Рис, должно быть, сам дьявол, верно? Она его тоже игнорирует?

— Она уважает его. И боится его.

— У всех вас серьезный случай стокгольмского синдрома. Вы знаете это? Я никогда не смогла бы уважать человека, который внушает страх.

Уголок губ Ред приподнимается, и она наклоняет голову.

— Ты недостаточно долго здесь живешь, принцесса. Они все хищники. Некоторые просто оказываются более лояльными, чем другие. Она неторопливо уходит, положив руку на рукоять клинка, и я снова обращаю свое внимание на старую женщину.

— Я не ведьма. Довольно сложно сбежать, когда ты привязана к столбу на всю ночь.

Впервые она поднимает на меня глаза, изучая меня мгновение, прежде чем вернуться к своему труду.

Я заканчиваю завтракать и принимаюсь резать арбуз плоской тупой косточкой, высыпая содержимое в миску, как это делали другие женщины. Я отделяю семена, как указано в инструкции, добавляя их растущей кучкой в большую миску, расположенную в центре нашего круга. Раздавливая плоды, я измельчаю их с косточками до образования пенистого сока, все время жалея, что у меня нет слинга.

Другие женщины наливают сок обратно в дынную скорлупу и берут чашку. Я следую их примеру и подхожу к каждому человеку в пещере — старому, молодому и паре байкеров — предлагая по чашке сока. Мой взгляд остается прикованным ко входу в пещеру, пока я двигаюсь туда, где я знаю, лежит свобода. Если я смогу миновать охрану, я смогу убежать на одной из тех машин в здании. Я никогда не водила мотоцикл, но я готова пройти ускоренный курс, чтобы убраться отсюда к чертовой матери — место, которое я изо всех сил пытаюсь понять.

Кажется, никто не хочет быть здесь, кроме меня. И из того, что я поняла, в мои планы не входит играть роль кухонной служанки перед остальными. Меня собираются использовать, чтобы попасть в Шолен.

Как бы мне ни хотелось увидеть, как этот город наконец уступит реальности, которая окружает его идеальные стены, я не готова жертвовать собой ради кучки байкеров-психопатов, чтобы сделать это. Если Легион пронюхает, что я предоставила кому-либо доступ к их драгоценному сообществу, я буду прикреплена к посту в качестве урока для всех.

Ред передает что-то молодой женщине, возможно, моего возраста. Она отправляет в рот то, что ей дали, и направляется к одному из байкеров, который сидит в стороне, перекусывая куском мяса. Девушка опускается на колени рядом с ним, ее голова склонена, когда она берет его за руку. В свою очередь, он ставит тарелку, и они вдвоем проходят мимо охранника, который похлопывает байкера по спине, когда пара исчезает в длинном темном туннеле.

Эта сцена скривляет мои губы, напоминая мне о Дамиане и о том, как его дружки из маленького Легиона похлопывали его по спине, когда я соглашалась встретиться с ним в переулке или в каком-нибудь другом малоизвестном месте. Если мне нужно было угадать, Ред подарила ей кружево королевы Анны. В Шолене оно использовалось в качестве контрацептива, особенно популярного среди молодежи, и папа часто держал его под рукой в клинике.

На противоположной стороне пещеры женщины, разливающие сок, выходят из пещеры, неся арбузы мимо охранника, и цветок надежды покалывает мою грудь. Я быстро направляюсь к нему, но останавливаюсь, вспомнив, что мой дневник где-то в комнате Риса.