Я провожу языком по солоноватому вкусу, и Шестой дергается у моего рта. На периферии моего сознания его руки сжимают простыни, и я предполагаю, что это хорошо, потому что он не пытается остановить меня. Жидкость покрывает мой язык, я обхватываю губами его кончик, вдыхая пьянящий аромат его возбуждения.

Тихий стон срывается с его губ, и когда его бедра напрягаются под моей половинкой, трение об него приносит осознание того, что мои соки снова текут. Сосание его возбуждает меня не меньше.

Я скольжу губами вниз по его стволу, пока его кончик не упирается в заднюю стенку моего горла. За этим раздается кашель, и я чувствую, как он поднимает голову. Когда его пальцы касаются моих губ, я отталкиваю их, посасывая его от основания до кончика и снова опускаясь вниз.

Еще один стон эхом разносится по комнате. Я задаюсь вопросом, достаточен ли темп, не слишком ли я быстра или медлительна, но затем его пальцы запутываются в моих волосах, и Шестой направляет мой темп, настраивая меня на удобный ритм.

Его вкус восхитителен, и ощущение того, как он наполняет мой рот, заставляет меня сосать его с жаром. Соленая кожа сморщивает мои вкусовые рецепторы, когда я покачиваюсь у его паха, настраиваясь на ритм, который, кажется, ему подходит.

Его бедра двигаются подо мной в такт моему сосанию, толкаясь вверх, в мой рот. Глубже. Я сжимаю руку у основания его члена, чтобы удержать его, а другая моя рука опускается ниже, к его яичкам.

Его стоны переходят в отрывистое дыхание, бедра дико дергаются при каждом ударе. Кулаки сжимают простыни по обе стороны от него, он кряхтит и постанывает. Я замечаю, как вены вздуваются у него на шее, когда он откидывает голову назад на подушку.

Тепло наполняет мой рот, и я отстраняюсь, чтобы увидеть жемчужные струйки жидкости, вытекающие из кончика его пениса. Я прижимаюсь к нему губами, чтобы попробовать его высвобождение, и за этим следует тихий животный стон. Густая жидкость на вкус напоминает опьяняющую смесь сладкого и соленого, и я смакую ее мгновение, прежде чем проглотить.

Несколько последних струй попадают в небо моего рта, когда он заканчивает, и я слизываю остатки его с моих губ. Когда я поднимаю голову, страдальческое выражение на его лице опускается до самой глубины моего живота.

Он открывает глаза, в которых видны слезы, и я чувствую, как жар заливает мои щеки, тепло унижения омывает меня.

Предполагалось, что это будет приятно. Он должен был наслаждаться этим.

— Я… Я причинила тебе боль? Несколько раз мои зубы случайно царапали его кожу, но он никогда не выражал никакой боли.

— Прости, Шестой.

Его брови хмурятся, как будто он смущен моим ответом, и он садится, обнимая меня, притягивая к себе.

Прижавшись губами к моим, он тянет меня обратно на матрас рядом с собой, и я дважды моргаю, чтобы скрыть слезы, наворачивающиеся на мои собственные глаза, прежде чем он сможет их увидеть.

— Я причинила тебе боль?

Улыбка озаряет его лицо, и он качает головой, заправляя прядь волос мне за ухо.

— Значит, это хорошие слезы?

Он кивает и целует меня, его руки заключают меня в крепкие объятия.

Облегчение омывает мои напряженные мышцы, и я позволяю себе улыбнуться, утыкаясь головой в изгиб его шеи. — Я рада. Я никогда не хотела причинять тебе боль, Шесть. Никогда.

Как паук, подстерегающий добычу, он обхватывает меня своими мощными бедрами, притягивая к своему телу, и осыпает поцелуями мое лицо. Под равномерное биение его сердца у моего уха я медленно блаженно погружаюсь в сон.

Рен

Я читаю вслух из книги, в то время как Шестой лежит рядом со мной на одеяле, его палец нежно проводит по моей коже.

Он делает паузу, чтобы покрутить мой браслет, тот что от папы, и указывает на слова, выбитые бусинами на моем запястье.

— Любовь. С улыбкой я поворачиваюсь к нему, закрывая обложку книги пальцем, чтобы придержать страницу.

— Ты знаешь, что это значит?

Он кивает, глядя на меня в ответ, и заправляет пряди волос мне за ухо, как обычно.

— Можешь ли ты написать на странице, что это значит для тебя?

Кивнув во второй раз, он хватает карандаш и бумагу, на которых поперек страницы были написаны различные слова и короткие предложения. На пустой строке он пишет Рен.

Я улыбаюсь своему имени и возвращаюсь к нему. — Ты любишь меня, Шестой?

Кивая, он подносит мою руку к своим губам и целует тыльную сторону моей ладони.

— Я тоже тебя люблю.

Это правда. Я не знаю, любила ли я когда-нибудь кого-нибудь так сильно, как люблю Шестого.

Он взбирается по моему телу, поднимая мои руки над головой, как он делает когда хочет чтобы мы немного поцеловались. Я отпускаю книгу, позволяя ему прижать меня к себе, и когда его губы касаются моей шеи, я хихикаю, чувствуя, как его щетина покалывает мою кожу. Он сжимает свои руки в моих, удерживая меня, пока проводит своим грубым подбородком по изгибу моей шеи. Щекотка заставляет меня наклонить к нему голову, смеясь, когда я выгибаюсь под ним.

— Шестой! Я снова начинаю хихикать, задыхаясь от его мучений.

— Прекрати!

Он делает это немедленно, отрывая свою голову от моей.

Самые голубые глаза, которые я когда-либо знала, смотрят на меня сверху вниз, пока он изучает мое лицо.

— Ты бы остановился, если бы я попросила тебя об этом, не так ли? Несмотря ни на что?

Он кивает и наклоняет голову, чтобы поцеловать меня.

— Я не хочу, чтобы на этот раз мы останавливались.

Каждую ночь мы исследовали друг друга, доставляли друг другу удовольствие, но я хочу абсолютной связи с Шестым. Я хочу почувствовать, каково это — быть единым целым, так глубоко связанным с ним и в то же время уязвимым. Я хочу потерять контроль с ним, почувствовать его пот и силу, электричество, движущееся внутри меня, как это происходит, когда он просто прикасается ко мне. Я хочу, чтобы наши тела двигались синхронно, чтобы общаться на уровне, не требующем слов.

Я хочу украсть частичку его души, которую смогу носить с собой вечно.

Приподнимаясь над моим телом, он хмуро смотрит на меня сверху вниз.

— Я хочу, чтобы ты показал мне, как сильно ты меня любишь. Ты сделаешь это?

Что-то мелькает в его глазах, и я бы все отдала, чтобы узнать, какие мысли крутятся у него в голове.

Приподнятые его брови говорят мне, что он обеспокоен, и когда его взгляд отклоняется от моего, я наклоняю голову, чтобы вернуть его взгляд к себе.

— Если будет больно, я скажу тебе остановиться. Пожалуйста, Шесть?

Он отводит взгляд, конфликт ясно читается на его лице, но он кивает.

В тот момент, когда он отпускает мои руки, я стягиваю шорты, сбрасываю их и стягиваю рубашку через голову.

Шестой опускается на колени, его глаза расширяются, когда я откидываюсь на одеяло, поднимая руки над головой в бесстыдном предложении. Сколько бы раз он ни видел меня обнаженной, я никогда не устану от выражения его лица, как будто каждый раз это впервые.

Не сводя с меня глаз, он медленно расстегивает джинсы, встает, чтобы спустить их до лодыжек, прежде чем сбросить пинком, и отбрасывает рубашку куда-то в сторону. Точеные впадины на его животе и руках образуют глубокие борозды, оттененные мышцами по всему телу.

Мои глаза опускаются к его пенису, который поднимается из его ладони, когда он поглаживает свой ствол.

Нервная дрожь пробегает по моим мышцам, поверхность кожи покалывает от предвкушения. Когда я раздвигаю ноги, он опускается на колени, устраиваясь между моих бедер, и я закрываю глаза.

Его губы прокладывают благоговейный путь от моего пупка к шее, пока он не наклоняет свой рот к моему. Словно какой-то ритуал, он выполняет это каждый раз, когда мы занимаемся чем-то сексуальным, как будто прося прощения за то, что он собирается сделать.

Он отступает на путь призрачных поцелуев, все еще задерживающихся на моей коже. Губы прижимаются к моему соску, и я издаю стон, стискивая зубы от сильных волн вожделения, проходящих через меня. Я наклоняюсь и массирую его макушку одной рукой, в то время как другая сжимается в крепкий кулак.