— Оказывается, я был неправ. Для остального мира ты была просто девушкой. Одинокая девушка по ту сторону стены. Но для меня ты всегда была чем-то большим. Воздух, когда я не мог дышать. Мой голос, когда я не мог говорить. Когда я больше ничего не мог чувствовать, я почувствовал тебя. Черт возьми, Рен, ты была моим сердцем, вливающим жизнь в тело, которое было почти мертво. Ты была для меня всем. Ты есть все.

Слезы наполняют мои глаза, и я моргаю, чтобы они не упали.

Его губы сжимаются в жесткую линию.

— Итак, да, я убил его. Я показал ему, каково это — быть во власти безжалостных. Делает ли это меня плохим человеком или хорошим человеком, для меня не имеет значения. Я готов быть тем, кем мне нужно быть для тебя.

Я хочу верить ему, но боль говорит мне не доверять любви.

— Что удерживает тебя от того, чтобы ударить кулаком в мою грудь и вырвать мое сердце?

Он качает головой и потирает большим пальцем ладонь.

— Потому что это больше не твое сердце, Рен. Оно мое. Ты — моя жизнь. Если ты умрешь, умру и я.

Я провожу пальцами по шраму на запястье, и слезы, искажая длинную белую линию, стекают по моей щеке. В прошлом мои связи с теми, кого я любила, были разорваны или истрепаны, и я чувствую, как его слова обволакивают меня, создавая тугие узлы в моем сердце. Я хочу потянуть за них, чтобы убедиться, что они достаточно прочные, но часть меня не волнует, насколько они хрупкие.

Мир уже не тот, каким он был в те дни, когда два человека признавались в любви с помощью легкомысленных подарков и слов. Теперь речь идет о совместной жизни и выживании. И чтобы выжить перед хищниками, которые съели бы нас живьем, человечество должно быть сильнее. Быстрее.

Готов стать более пугающим, чем монстры.

Как Рис.

Я шмыгаю носом и вытираю слезы со щек.

— Я ничего не чувствовала к Ивану. Никакой жалости. Никакого милосердия. Я рада, что ты наказал его так, как ты это сделал. И я рада, что он мертв. Я хочу верить, что мы не такие, как они. Но возможно, так оно и есть. Я пожимаю плечами, играя с кожаным шнурком моей рубашки.

— Возможно, мы должны быть такими. Я не боюсь тебя, Рис. Даже после того, что ты сделал. Каким бы хреновым это меня ни делало, это правда.

Он поднимается на ноги, становясь передо мной, и заправляет волосы мне за ухо. Уголки его губ приподнимаются в невеселой улыбке.

— Брак, заключенный в аду, да?

Громкий звуковой сигнал и искаженный голос прерывают его, и он поднимает рацию, которая лежит в смятой рубашке рядом с ним.

— Заключенный сбежал. Слышишь меня, Рис? Он сбежал! Сукин сын забрал Леа!

Рис переводит взгляд на меня, и от выражения его лица у меня леденеет кровь.

— Что ты наделала, Рен?

Трипп подталкивает палец у моего лица, и мне приходится подавить желание откусить его прямо от его руки.

— Она была последней в той комнате! Рэтчет сказал, что впустил ее, и как только она ушла, Леа пропала.

— Я не освобождала его.

— Но это именно то, что ты просила меня сделать. Обвиняющий взгляд Риса преследовал меня всю обратную дорогу до шахты и с тех пор не ослабевает.

— Я этого не делала! Я говорю тебе! Он был прикован, когда я оставила его! Как ему удалось сбежать с Леа?

— В южном конце шахты есть вертикальная шахта. Леа вышла покурить. Ты все просчитываешь. В словах Триппа звучит жесткая нотка гнева, когда он ходит взад-вперед.

Я ломаю голову над любым промахом, любой возможностью, что я могла поставить Дамиана в близость к чему-то, что могло бы освободить его, но ничего подобного.

— А Соколиный глаз? Он не видел, как он ее утащил?

— Говорит, что отлить хотел. Ригз качает головой и вздыхает.

— Из всех гребанных времен.

— Ну, насколько это удобно? Я скрещиваю руки на груди, губы сжимаются в жесткую линию.

Втянув голову в плечи, Рис стоит, упершись кулаком в бедро, и проводит рукой по лицу.

— Мы должны найти их двоих раньше, чем это сделает Легион. Он забрал пистолет и рацию. Украл гребаный мотоцикл Триппа. Солдаты, возможно, уже направляются сюда.

— Я иду с тобой.

— Ты остаешься. И тебе повезло, что я не привязываю тебя к этому дерьму.

— Я не позволяла ему уйти, Рис!

— У меня нет времени спорить, Рен. Рис мотает головой в сторону Ригса и Тикера, одного из байкеров, известного своим опытом изготовления бомб.

— Мы заряжены?

— Готовы к работе.

— Рэтчет, ты выводишь всех. Кениза примерно в тридцати минутах езды на север. Не пользуйся двусторонним сообщением. Мне не нужно, чтобы сообщения перехватывались. Мы встретимся в Сенизе на рассвете и отправимся на север. Взгляд Риса перебегает на меня и обратно.

— Если нас там не будет, продолжайте без нас.

— А я? Я пытаюсь не позволить слезам коснуться моего голоса. Не перед всеми этими людьми.

— Мне просто продолжать без тебя?

— Ты делала это и раньше. Решительный тон режет мне сердце, и я прочищаю горло, чтобы подавить признаки моей печали. Он широкими шагами направляется ко входу в пещеру, даже не оглянувшись.

Мой разум говорит мне отпустить его, но мое сердце, упрямый мазохист, не может. Я следую за ним к туннелю и беру его за руку, разворачивая к себе. Броня снова покрывала его кожу, придавая твердость лицу, и его глаза больше не были прозрачными, вместо этого они стали холодными и непоколебимыми. Я даже не знаю, что ему сказать. Мой мозг говорит мне, что он должен уйти — у них есть Леа, и Легион, несомненно, пошлет армию сражаться с теми, кто останется здесь, — но все в этом кажется неправильным.

— Я не освобождала его, Рис. Я бы никогда так тебя не предала. Скажи, что ты мне веришь.

Он опускает голову и кивает.

— Да. Но в любом случае, я ухожу. Не могу просто позволить им ворваться сюда и все разрушить. Я не позволю этому случиться.

Облегчение, захлестывающее меня быстро гаснет болью от осознания того, что это могут быть мои последние слова к нему.

— Ты должен уйти, я знаю. Я не буду тебя останавливать. Но я боюсь того, что я сделаю, если ты не вернешься. Мой большой палец инстинктивно потирает шрам на запястье, в то время как мои мысли возвращаются к тем ночам, когда я думала, что потеряла его много лет назад.

— Так что, пожалуйста… возвращайся. Или возьми меня с собой.

— Я не возьму тебя с собой. Он отступает от меня, руки сжаты в кулаки.

— Я уже говорил тебе. Ты чертовски много значишь для меня. Я поклялся оберегать тебя Рен, и это то что я собираюсь сделать. Не важно, сколько крови мне придется пролить.

— А если ты умрешь? Мой голос срывается, как первая трещина в моем сердце.

— Если я умру, я умру за тебя. Нет лучшей причины, чем эта. Но независимо от того, придется ли мне хромать, спотыкаться или ползти через эту пустыню, я вернусь за тобой. Он протягивает руку, обхватывает мое лицо ладонями и наклоняется вперед, прижимаясь губами к моим.

— Я обещаю. Итак, ты идешь с ними. И ты остаешься в живых. Слышишь меня? Ты тоже остаешься в живых. По моему кивку он широкими шагами направляется ко входу в пещеру, и хотя каждая частичка моего существа жаждет остановить его, я этого не делаю.

Вот так я слышу, как нити обрываются в моей голове. Узы, связывающие мое сердце, вырываются из моих рук, и отдаленное эхо жестокого и издевательского смеха говорит мне, что это ненадолго.

Это убеждает меня, что он не вернется.

Вокруг меня снуют тела, собирая припасы, но я не могу пошевелиться. Я едва могу дышать. У меня такое чувство, как будто я только что вернула его, и я продолжаю терять его снова и снова.

Мой взгляд скользит вправо, к темному туннелю, и я спешу вниз, к комнате где держали Дамиана в плену. Сканирование пространства показывает упавшие веревки, и я рассматриваю их, замечая что они были разрезаны.

Его униформа пропала вместе с портативной рацией и пистолетом, как упоминал Трипп ранее.

Но останки Ивана свалены в кучу.