Я вхожу в дом, убираю птицу в коробку из-под мяса в холодильнике, чтобы она не остыла. Убавив температуру, готовясь к отбою, я направляюсь в кабинет папы.

Со стуком я распахиваю дверь и обнаруживаю его голову, прислоненную к столу, и струйку крови, свисающую с его губ.

— Папа!

Я бросаюсь вперед, опускаюсь на колени и трясу его, пока его глаза не открываются и он не садится из-за стола.

— О Боже, ты напугал меня. Я думала, ты был… Мертв. Я провожу рукой по его руке, чтобы немного унять панику, все еще бурлящую в моей крови.

— С тобой все в порядке? Ты весь горишь!

Тыльной стороной ладони он вытирает кровь с губ и прикрывает рот как раз вовремя, чтобы запечатлеть ужасающий приступ кашля на скомканной в ладони салфетке. Когда он вытаскивает его, белая бумага усеяна пятнами крови.

— Давай. Тебе нужно прилечь. Я просовываю свои руки под его и заставляю его встать.

— Я приготовлю прохладную ванну.

Он спотыкается, свисая с меня пока мы не добираемся до дивана в его кабинете, который стал его кроватью на последние шесть месяцев.

— Рен, я думаю пора.

— Я думаю, ты полон дерьма, — возражаю я, укладывая его на подушку. Я пересекаю комнату к маленькому холодильнику, откидываю дверцу и просматриваю множество шприцев, выискивая те, которые еще не расфасованы. Те, с надписанными от руки этикетками.

— Где антитело?

— Я перестал им пользоваться. Очередной приступ кашля заставляет его выпрямиться, и он снова прижимает салфетку к лицу.

— Как насчет того, чтобы вместо этого ты нашла мне шприц, полный цианида? Это все излечит.

— Прекрати. Это наша внутренняя шутка, но я не нахожу ее смешной.

— И что ты имеешь в виду, когда перестал ею пользоваться? В моем голосе звучит смесь раздражения и паники.

— Когда?

— Месяц назад. Я не могу… следить за мутациями. Белки постоянно меняются.

— Итак, что ты хочешь сказать? Лекарства нет? Ты… ты просто собираешься лечь и умереть?

— Подумал, что сначала выкурю чертовски хорошую сигару.

Я хмуро смотрю на него в ответ, желая, чтобы он прекратил свои шутки.

Он машет мне подойти к нему, и я опускаюсь на колени рядом с ним.

— Ты — лекарство, Рен. Мне потребовалось время, чтобы понять и принять это.

— Что? О чем ты говоришь?

— Ваше поколение. Вы обладаете некоторым уровнем сопротивляемости. Однако он непостоянен. Ваши тела изменились, эволюционировали вместе с организмом. Этот мир больше не принадлежит нам. Он принадлежит вам.

Слезы наполняют мои глаза, и я хмурюсь, отводя от него взгляд.

— Ты сдаешься. Все эти годы и…

— Я не сдаюсь. Я двигаюсь дальше. Место получше, верно?

— Чем это? Говорю я саркастически, вытирая глаза.

Его смешок переходит в очередной кашель, и он снова закрывает лицо.

— Я мог бы найти лекарство, и они бы им воспользовались. Использовали его против других. Изображали Бога. Это место — единственное, что защищает их от того, что они не в состоянии увидеть за стеной. Пусть они остаются здесь в ловушке. Ты, с другой стороны, не была предназначена для этого места. Тебе было предназначено проникнуть за эту стену. Увидеть мир.

— Меня укусят, я все равно обернусь. Там я не в большей безопасности.

— Ты рискуешь получить укус змеи каждый раз, когда идешь в сад. Лев каждый раз, когда ты взбираешься на гору. Волки и скорпионы, жажда и голод. Опасности повсюду, а ты все еще отваживаешься выйти в мир. Он прикладывает руку к моей щеке, большим пальцем смахивая слезу, которая сбегает из моего глаза.

— Ты должна выжить, Рен. Ты это сделаешь.

— Одна.

— Иногда это единственный способ выжить. Он мотает головой в сторону своего стола.

— Достань мой дневник из верхнего ящика. И пистолет рядом с ним.

Новый ужас захлестывает меня, и я качаю головой.

— Я еще не готова.

— Заражение усилилось. Через несколько коротких дней я не буду знать твоего имени. Ты будешь заботиться о ком-то, кто считает тебя незнакомцем, а вскоре после этого — источником пищи. Слабость, которая приковывает меня к постели, пройдет, и голод в конце концов возьмет верх.

— Тогда я жду, пока это не произойдет.

— Я не буду. Как ты думаешь, что это значит для меня — знать, что я возможно могу забыть тебя? Вид его глаз, блестящих от слез, заставляет меня отвести взгляд. Я никогда не видел его таким эмоциональным.

— Мне нужно что-то взять с собой, когда я покину этот мир и отправлюсь в следующий.

— Ты не веришь в Рай. Или в Бога. Помнишь?

— Бог дал мне второй шанс, когда привел тебя в мою жизнь. Я решил отплатить тебе тем же. Пожалуйста, принеси мой дневник.

Я делаю, как он просит, роюсь в верхнем ящике, пока не нахожу книгу в черном кожаном переплете, перевязанную резиновой лентой, и возвращаюсь с ней к нему.

— У каждого есть история, Рен. Эта книга — моя. В ней мои заметки, мои находки, мои наблюдения. По большей части, это мысли всей моей жизни, но ты можешь найти что-то полезное. Вещи, которые легче написать, чем сказать.

Его чувства поражают меня, как удар в сердце, и боль отдается в ребрах. За то время, что я его знаю, он скрывал свои эмоции глубоко под кожей. Настолько, что временами я задавалась вопросом, что я для него значу. Мысль о чтении его дневника пугает меня больше, чем то что я вообще никогда не узнаю.

— Просто не читай это, пока я не уйду, — говорит он.

— Кое-что из этого дерьма смущает.

Взрыв смеха прорывается сквозь мои слезы, и я подношу его руку к своим губам, целуя тыльную сторону его ладони.

— Я останусь с тобой. До последнего такта. И если ты попытаешься сделать это сам … Я присоединюсь к Дочерям, и ты пожалеешь.

— Дочери. Он вздыхает, перекатывая голову по подушке.

— Ты всегда была упрямым ребенком. Кроме того, я не могу представить тебя и двух секунд в этих нелепых платьях. Его взгляд падает на мое запястье, прежде чем я успеваю прикрыть его.

— Опять жуки?

— Я в порядке. Со мной все будет в порядке.

— Не позволяй этому миру съесть тебя заживо, Рен. Это случится, если ты не будешь держать себя в руках.

— Я обещаю, папа. Еще один поцелуй в его руку, и я улыбаюсь.

— Я принесла тебе подарок. От Джесси.

Он закатывает глаза и отворачивает от меня голову.

— Она неумолима, эта.

— Наверное, не помешало бы один раз пригласить ее на свидание.

— Без сомнения, она бы пристала ко мне. С другой стороны, я бы только разочаровал ее.

— Ты никогда не разочаровываешь.

— То же самое касается и тебя.

Мне кажется, что время, проведенное с ним, утекает у меня между пальцами, и мысль о том, что скоро я останусь совсем одна, отзывается гулкой болью в моей груди.

— Мне страшно.

Он смахивает большим пальцем слезу с моего глаза и сжимает мою руку.

— Чушь собачья. Ты самое храброе существо, которое я когда-либо встречал. Единственная девушка, которая когда-либо спасалась от Калико.

— Из-за тебя.

Его губы сжаты, брови нахмурены от беспокойства.

— Покидай это место, Рен. Тебе здесь будет небезопасно после того, как я уйду.

— Куда бы я пошла?

— Восток. Там есть еще одно сообщество, очень похожее на это. Карта есть в моем дневнике. Когда-то я сам планировал съездить туда.

— До того, как тебя укусили. Из-за меня ты никогда не уходил.

— Я ни о чем не жалею. Он проводит ладонью по всей длине моих волос и баюкает мою голову.

— Когда придет время, ты должна будешь уйти. Ты понимаешь? Иди туда, где ты будешь в безопасности.

— Безопасность — это иллюзия, помнишь?

— Да, ты прав. Но выживание — это реальность.

Жар накрывает мое лицо, и я открываю глаза от ослепительной вспышки света, которая вынуждает меня прикрыть глаза от солнца, заглядывающего сквозь занавеску. Нечеткий, искаженный шум привлекает мое внимание, но более того, на меня обрушиваются воспоминания о прошлой ночи. Я поднимаю голову с пола папиного кабинета, где заснула прошлой ночью, и переворачиваюсь чтобы проверить, как он.