— Будет легче, если ты поговоришь. Отвлекись, пока мы будем этим заниматься.

— Сделать что?

Его брови хмурятся, когда он сдирает пластик с пистолета.

— Ты должна доверять мне, Дэни. Несмотря ни на что.

— Я понимаю. Что это?

— Это для твоей защиты.

— С малышкой все будет в порядке?

— Ты предполагаешь, что это девочка. Он поднимает мою рубашку и приставляет дуло пистолета к центру моей подмышки. — Отвечая на твой вопрос, я не знаю о каких-либо побочных эффектах. Но тогда у меня никогда не было возможности протестировать на потомстве.

Острый укол обжигает мою кожу, такое ощущение, что он оторвал ее от кости. Слезы наворачиваются на глаза от ожога, который остается после того, как он вынимает инъекционный пистолет из-под моей руки.

— Это один. Их четыре. Его слова бросают якорь страха в низ моего живота, в то время как он прикрепляет пистолет к другой моей подмышке.

— Как бы ты назвала эту девочку? Разговор настолько натянутый и неуместный, что это почти смешно, но я соглашаюсь с этим, потому что он прав. Мне нужно отвлечься, пока он делает мне укол.

Мое тело напрягается в ожидании следующего выстрела, в то время как первый сходит на нет.

— Рен.

Еще один удар, и ожог обжигает мою кожу, на этот раз, возможно, более сильный, чем предыдущий. Или может быть, я уже забыла о боли.

— Рен — интересное имя. Как у тебя появилось это?

Ужас захлестывает меня, когда он поднимает мою ногу и хватает за ступню.

Я откидываю голову назад, задаваясь вопросом, не проще ли не смотреть, а вместо этого сосредоточиться на люминесцентных лампах над головой.

— Это имя принадлежало моей матери. Она всегда ненавидела его. Вот почему они назвали меня в честь моего отца. Но мне нравилось ее имя. Мне всегда нравилось ее имя.

Глухой удар под моей ногой вызывает непроизвольный стон, срывающийся с моих губ, и я зажмуриваю глаза, чтобы сдержать слезы.

— Последний. Вы когда-нибудь слышали о можжевеловом дереве?

— Я… слышала о них.

— Они редки в Мертвых Землях. Но я знаю об одном. Если солнце будет светить тебе в правое плечо, на рассвете это займет добрых три часа ходьбы. Если вам когда-нибудь понадобится укрытие во время путешествия, в его стволе есть вода и немного еды.

— Зачем ты мне это рассказываешь?

— Некоторые говорят, что его преследуют детские голоса, — продолжает он лепетать, игнорируя меня.

Без предупреждения последняя инъекция проникает в нижнюю часть моей стопы, как будто я наступила на стекло, которое пробило кожу.

— Эти инъекции—

— Доктор Фалькенрат!

От голоса по моему позвоночнику пробегает волна страха, и я соскальзываю со стула, ныряя под стол, в то время как доктор Фалькенрат отбрасывает инъекционный пистолет.

— Здесь, доктор Эрикссон. Его голос устрашающе спокоен, что должно успокоить мои расшатанные нервы, но от мысли о том, что произойдет в ближайшие пять минут, у меня стучат зубы.

Стук обуви по плиткам говорит мне, что в лаборатории стоят несколько мужчин, но я не осмеливаюсь заглянуть. Не раньше, чем я узнаю, что со мной будет.

— Я так понимаю, у вас работает девушка.

— Девушка? Боюсь, вы ошибаетесь —

— Он лжец!

Голос Ивана заставляет меня зажать рот рукой, чтобы сдержать крик, застрявший у меня в горле.

— Он знал, что Дани была девушкой. Он знал все это время.

— Мое взаимодействие с молодым Дэниелом было на профессиональном уровне. Пол моей помощницы остался несущественным, поскольку, насколько я понимаю, для девушек, пробирающихся мимо офицеров Легиона, риск невелик, когда их забирают из ульев.

Я почти вижу лицо Ивана, красное от смущения, когда он стоит рядом со своим отцом.

— Где она? Спрашивает доктор Эрикссон.

— Мой помощник? Прячется под столом.

Головокружительная тошнота ударяет мне в живот, и я поднимаю голову, чтобы посмотреть на его лицо в поисках любого признака того, что мне следует сейчас бежать.

— Ваш сын напал на него ранее. Он напуган до смерти.

— Она! Говорю тебе, отец, Дэни — это она!

— А откуда ты можешь знать наверняка, Иван? Доктор Ф. скрещивает руки на груди, и я пристальнее изучаю его, пытаясь решить, могу ли я доверять ему, как я доверяла своему отцу в разработке плана, когда случались плохие вещи.

— Она… потому что она обнажилась передо мной. Сумасшедшая маленькая сучка пыталась соблазнить меня!

Мои руки сжимаются в кулаки, желание размахнуться и ударить его по лицу сводит мои мышцы.

Ублюдок!

— Кажется, есть только один способ подтвердить, Джозеф.

Слова доктора Эрикссона обрушиваются на меня дождем, и внезапно я устаю. От выживания. От беспокойства.

У меня нет выбора. Если они узнают, что доктор Ф защищал девушку, они убьют его. В этом я уверена.

Все еще скорчившись под столом, я закрываю глаза и поднимаюсь, открывая их, чтобы увидеть доктора Эрикссона и Ивана в окружении двух солдат Легиона.

— Спусти штаны, Дэни. Губы доктора Эрикссона, кажется, почти растягиваются в улыбке при этой просьбе.

Губы дрожат, желудок сжат, я подхожу к доктору Фалькенрату и чувствую холодную хватку за руку.

— Это абсурд! Неужели мои слова ничего не значат? Я не позволю вам превращать мою лабораторию в какое-то пип-шоу!

— В таком случае, ты не оставляешь мне выбора. Ты отправляешь ее в мусоросжигательные печи или на съедение заживо Разбойникам. Твой единственный другой вариант — доказать, что она на самом деле мужчина.

— Ты не имеешь права. Дани — моя подопечная. Моя помощница.

— И я медицинский работник, отвечающий за это учреждение. Мой долг — расследовать нарушения, которые могут дорого нам обойтись.

— Во что нам это обошлось?

— Как ты думаешь, что именно могло случиться с маленькой девочкой в лагере, полном разъяренных мальчиков-подростков?

— Почему бы тебе не спросить своего сына?

Глаз Эрикссона вздрагивает от движения его челюсти.

— Сделай свой выбор.

— И каковы будут последствия для меня после этого?

— Ничего. Никто не пострадал. От нее избавятся, и ты вернешься к своей работе. Я не заинтересован в том, чтобы терять свои таланты из-за чего-то столь мелкого, как недоразумение.

— В таком случае, я выбираю, чтобы ее отправили к Рейтерам.

— Что? Воздух вырывается из моих легких, мышцы холодеют от паралича. — Доктор! Доктор, пожалуйста! Что вы делаете?

Отводя от меня взгляд, доктор Фалькенрат качает головой.

— Мне жаль, Дэни.

Рен

Жирный кусок мяса, которое я жарю, шипит и хлопает на сковороде, когда Шестой входит в кухню.

Его волосы отросли примерно на дюйм от макушки, все еще аккуратные после папиной стрижки, а кожа приобретает бронзовый оттенок после вчерашней работы в поле. Он одет в ярко-синюю футболку, которую я купила для него на рынке, которая в сочетании с его темно-каштановыми волосами заставляет его глаза округлиться. Тени позади них, кажется исчезли, и в последнее время он гораздо спокойнее спит в моей постели.

Папа сидит за столом, читая один из своих медицинских журналов, в то время как я стараюсь не пялиться слишком долго на Шестого, хотя судя по тому, как он смотрит на меня в ответ, он кажется не слишком озабочен привлечением внимания старика.

С каждым днем он каким-то образом становится все привлекательнее. Или, может быть я просто влюбляюсь в него все больше и больше. Глубже.

Подойдя ко мне сзади, он тянется к буфету за стаканом, положив другую руку мне на бедро. Если бы не папа, он несомненно наклонился бы, чтобы поцеловать меня в затылок, как он часто делает.

Сняв со сковороды мясо и яйца, я поворачиваюсь и готовлю завтрак для всех нас троих.

Папа закрывает книгу и отхлебывает кофе.

— Мне нужно, чтобы ты сегодня выполнила для меня одно поручение, Рен. Один из мальчиков Шоу порезал ногу, прыгая с каньонов. Это довольно неприятный порез. Мне нужно, чтобы ты принесла припарку для его матери. У меня есть еще кое-что, чем нужно заняться этим утром.