Двери открываются в ряд кроватей, ожидающих, когда их вкатят в мусоросжигательную печь. Запах горелой плоти накрывает меня завесой тошнотворных испарений, и я прикрываю нос, чтобы удержаться от рвоты. Одной рукой толкая тележку, я ставлю ее в ряд с остальными, и меня тошнит, когда кислый запах достигает моего носа.
Откидывая простыню на тележке перед той, которую я катила, я вижу мужчину чьи глаза белые и затуманены. Его брюшная полость вскрыта, и как будто ее вырезали и небрежно бросили поверх его тела, его печень наполовину свисает из отверстия, почерневшая и покрытая маленькими бугорками, которые указывают на цирроз.
О, Боже.
Я снова накрываю его простыней и наклоняюсь вперед, рядом с тележкой, как раз вовремя открывая рот, чтобы выпустить струю прозрачной жидкости, которая разбрызгивается по цементному полу.
Мои мышцы сотрясаются от тошноты, булькающей в животе, и меня снова тошнит — ничего, кроме желчи и кислот, которые обжигают горло.
Выбираясь из беспорядка, я оглядываюсь в поисках Майка, но его нигде не видно. Прогорклый смрад снова бьет мне прямо в нос, и если я не уберусь отсюда ко всем чертям, меня вырвет тем ничтожным количеством желудочной жидкости, которое во мне осталось.
Я разворачиваюсь к лифтам и останавливаюсь как вкопанный.
Тень приближается ко мне — большая, угрожающая и знакомая.
Я дышу через рот, чтобы не запаниковать, но когда Иван выходит на свет, невозможно отрицать тот факт, что он зол. Расправив плечи и оскалив губы, он шагает ко мне, его ботинки стучат по бетону, как копыта демона.
— Иван. Мне жаль. Я натыкаюсь спиной на тележки позади меня, когда он закрывает пространство за считанные секунды.
Его ладонь прижимается к моему горлу, перехватывая дыхание, когда он в ярости скрежещет зубами.
— Где, черт возьми, ты была прошлой ночью?
Глаза пылают огнем, он сжимает крепче, пока звезды не поплыли у меня перед глазами, и я не могу ответить, даже если бы хотела. Мои руки взлетают к горлу в тщетной попытке бороться с ним, но головокружение накрывает меня, делая слабее.
Одной рукой сжимая мою шею, он резко дергает за мои брюки, спуская их до середины бедра. — Прошлой ночью я привел с собой друзей. Пообещал им хорошо провести время. И ты выставила меня гребаным дураком!
— Пожалуйста, — хрипло произношу я, и круг моего зрения сужается с краев.
Вторгаясь в мое пространство, он наклоняет меня назад, пока я не оказываюсь поперек мужчины, которого мы препарировали ранее. Я сосредотачиваюсь на темном потолке надо мной, толстых трубах, которые расплываются, поскольку кислород не заполняет мои легкие. Давление обрушивается на мои бедра, и острое жало между ними — это его безжалостный толчок в меня.
— Иван! Мой голос звучит не выше шепота, а трубы продолжают расплываться и заостряться, расплываться и заостряться. Слезы наполняют мои глаза, когда его ворчание достигает моих ушей, сердитые звуки с каждым сильным толчком, который прижимает меня к мертвому телу подо мной. — Пожалуйста!
— Пошла ты, шлюха. Вот кто ты. Шлюха. Шлюха, любящая член.
Через несколько минут он кончает внутри меня и отпускает мою шею. В ту секунду, когда он выходит из меня, холодный твердый щелчок обжигает мою щеку и откидывает голову в сторону. Огненное покалывание исходит от боли в моей челюсти.
— Я… больна. Я заболела.
Широко раскрыв глаза, он оглядывает меня с ног до головы и, отодвигаясь, делает шаг назад. — Заболела?
Поняв, я качаю головой и подтягиваю штаны. — Нет. Нет, не так. Я не—
Его рука снова сжимает мое горло, толкая меня назад, на тележку. Я брыкаюсь, чтобы соскользнуть, и он поднимает мои ноги, закидывая их поверх тела подо мной, пока я не оказываюсь поперек расчлененного мужчины. Извивание под его хваткой только приводит его в ярость, и его кулак врезается в мою скулу, отчего у меня стучат зубы.
— Ты гребаная бешенная? Тебе лучше бы не заражать меня, шлюха! Стена движется на периферии моего сознания, тела проскальзывают мимо меня, когда он катит меня к дверям мусоросжигателя. — Ты знаешь, что мы делаем с зараженными.
— Нет! Взмахнув рукой, я отбрасываю его руку от моего горла, и я поднимаю голову, крича.
Его ладонь шлепает меня по рту, пальцы впиваются в челюсть.
— Заткнись нахуй, шлюха. Никому нет дела до зараженного болезнью куска дерьма!
Я цепляюсь за его руки и кусаю его ладонь, движение, за которое я получаю еще один удар его кулака.
Он отступает для следующего удара.
— Я беременна! Слова вырываются со всхлипом, и он замолкает на середине замаха.
— Что ты сказал?
— Я… беременна.
Темные тени за его глазами пугают меня, и когда его губы разжимаются, приступ паники пробегает по моему позвоночнику.
Он качает головой и стаскивает меня с тележки. Холодный бетон ударяет меня по бедрам, когда я падаю на пол, и моя рубашка задирается вокруг шеи, мои ноги скользят по цементу, пока он тащит меня через двери. Сильный жар разливается по моей коже, и я брыкаюсь и кричу, царапая его руку.
— Нет! Нет! Грубый бетон царапает мои пятки, когда я вкапываю их в пол, в то время как жар от печей разгорается еще сильнее. — Стоп!
Отблески пламени через маленькое окошко в двери высвечивают предупреждение, которое побуждает меня сражаться. Сражатся с ним, пока я могу.
Я замахиваюсь рукой, изо всех сил ударяя кулаком в его икру, пока он не останавливается и яростно дергает меня, все еще сжимая сзади мою рубашку.
Скрип открывающейся двери распространяет еще одну волну жара, и Иван поднимает меня на ноги. — Ты будешь не первой, кто сгорит заживо.
Горячие импульсы жара обжигают мою спину, когда он держит меня перед духовками.
— Я бы сохранил тебе жизнь, хотя бы для того, чтобы ненадолго засунуть в тебя свой член. Но я не трахаюсь с больными. Они бы все равно убили тебя.
Тени перемещаются позади Ивана, и на следующем вдохе он отпускает меня, и его тело обмякает. Позади него Майк стоит с лопатой в руках, его глаза широко раскрыты и полны паники.
— Я… я не мог позволить ему причинить тебе боль. Уходи, Дэнни. Убирайся отсюда!
Сквозь пелену слез я киваю, сжимая его руку, когда прохожу мимо него. Я мчусь обратно через подвал к лифтам, мой пульс отсчитывает секунды, пока я жду, когда откроются двери, и когда они наконец открываются, я врываюсь внутрь и прижимаюсь как можно дальше к стене. Все мое тело сотрясается, линия ужаса разветвляется, как мороз, вдоль моего позвоночника. Прилив адреналина, который проносится по моим венам, заглушает боль между бедрами.
Когда двери хирургического отделения наконец открываются, я бросаюсь через открытое пространство к дверям приемной, куда врываюсь и продолжаю путь к кабинету доктора Фалькенрата.
Он сидит за своим столом, когда я распахиваю дверь и падаю на колени, чтобы перевести дыхание.
— Dani!
Упираясь ладонями в пол, я втягиваю столько воздуха, сколько позволяют мои запертые легкие во всей моей напряженной панике.
— Он … Иван… он собирался… убить меня.
— Притормози. Руки Фалькенрата сжимают мои плечи, когда он заставляет меня встать и помогает сесть на стул. — Что происходит?
— Иван… пытался. Он… собирался… в мусоросжигательную печь.
Его большой палец касается нежного места на моей щеке, и я вздрагиваю от боли.
— Это сделал Иван.
Стыд гложет мой живот, и я не могу заставить себя встретиться с ним взглядом, поэтому киваю.
— Тогда у нас мало времени. Пойдем со мной.
Его рука скользит по моей периферии, и я тянусь к ней, позволяя ему поднять меня со стула. Он ведет меня в лабораторию и указывает на тот же стул, на котором я сидела для теста на беременность.
Стекло дребезжит, когда он откидывает дверцу маленького холодильника, где мы храним вакцины, и поднимает один из загадочных предметов, по форме напоминающих пистолет. Неделями я изучала его, пытаясь определить его назначение, и вот он подошел ко мне с ним, как будто хотел использовать его на мне.