– Он – проводник, – невнятно сказал громила. – А я – кто?..
Они молча посидели, один в углу, другой за столом, а потом рыжий заговорил так:
– Я ведь все это время только свою... цель перед глазами видел. Три года из Лабиринта во Фриланд мотался, как одержимый, и все это время ничего не видел больше. Ни в этой Стране, ни в Сети. Вы меня всё это время терпели, а я... – Черный поднял голову и молча смотрел на него. – А сейчас я увидел, что эта моя цель, до которой я царапался, с самого начала была недостижимой. По определению. Что мне три года назад надо было плюнуть, похоронить ее и забыть. И вот сейчас, – с непонятной, нарастающей яростью сказал рыжий, – я вижу, что снова наступил на те же грабли, что я снова только в момент катастрофы понял, сколько для меня значит то, что я теряю!
Охотник молча смотрел на него. Рыжий неожиданно легко и ловко, одним слитным движением, встал, перемахнул через перила и скрылся в саду.
– Он его еще не потерял, – раздался безмятежный голос в дверях, и Айрин чуть не свалилась на пол, а охотник повернулся всем телом:
– Маша!
– Да, – сказала Маша безмятежно. Она держалась за косяк. – Еще нет. Аринка, я бы…
Она покачнулась. Айрин подскочила к ней и повела спать. Уходя, она услышала, как Аои говорит в окне кухни:
– Не нужно так горевать, охотник. Вы сделали всё, что могли. Вам двоим надо успокоиться и перестать себя обвинять. И Маша никогда не говорит зря. Иди сюда, расскажешь, что у вас там произошло.
И правда. Слюнтяйство какое-то. Этот черный хоть на мужчину похож – молчит и дело делает. А тот – истерит и бегает, хуже, чем баба.
Маруся уже давно заснула, держа ее за руку, и Айрин долго еще сидела, слушала ее посапывание и голоса из кухни, бубнящие на разных тонах.
А потом она всё-таки наконец пошла в лес.
Но вообще-то, если совсем честно, надо сказать, что этот черный очень быстро пришел в себя.
– Что это он делает? – спросила Айрин у Аои, стоя через пару дней перед окном на кухне, жуя пирог и наблюдая странное действо во дворе.
– Забор починяет, – взглядывая на нее, ответил Аои.
Лабиринтец приколачивал к низкой ограде двора новый штакетник.
– Зачем? – с недоумением спросила Айрин.
То есть – не то чтобы ограда не нуждалась в починке, но зачем это было делать руками? Да еще Нета. Стоит, подает громиле инструменты, и вид у нее при этом такой, как будто мамочка любуется подросшим сыном. Айрин перегнулась через подоконник и уже открыла было рот, чтобы сказать, чтó она обо всем этом думает, но тут Аои цепко и ловко схватила ее за руку. Покачала головой и прижала палец к губам.
– Почему? – с презрением спросила Айрин.
– Если человек хочет потрудиться, чтобы не быть нахлебником, зачем ему мешать? – поблескивая глазами, тихо объяснила Аои.
Опять им всех спасать хочется, значит. Айрин безразлично кивнула. Не она в этом доме порядки устанавливала, не ей и отменять.
– Ну и потом, забор и правда пора починить, – добавила Аои. – Если уж у Неты никак руки не дойдут…
Угу. Руки не дойдут. Занятая слишком, значит. То-то она тут стоит и лясы точит с лабиринтцем.
Но все равно – черный неплохо придумал. Так, конечно, лучше, чем сидеть и киснуть у двери в ожидании новостей.
– Как его зовут? – жуя пирог, спросила Айрин.
– Морган.
– А подранка?
– Аптека.
Айрин усмехнулась:
– Почему?
– Потому что он умеет лечить руками, – объявила Аои и с победительным видом уставилась на Айрин, расставив в стороны ладони, перепачканные в муке.
– Лабиринтец-целитель? – Айрин не поверила ушам.
– Ага. Я тоже думала, что так не бывает. До них до самих это еще не дошло. Представляешь? Они знают, что он умеет лечить руками, принимают это как должное, прозвали его за это Аптекой, и ни одному из троих даже в голову не приходит, что такая способность есть только у целителей! – Аои хихикнула.
– Так может, он фриландец на самом деле? – с сомнением сказала Айрин, и Аои помотала головой.
– Не. Лабиринтец, инфа 100%, – она снова вернулась к стряпне. – А рыжего так и зовут – Рыжий. Ты не встречала его в лесу? Он куда-то пропал.
– Заняться мне больше нечем! – фыркнула Айрин.
2.
У Айрин, как и было сказано, в лесу было дело, которое было важнее всех на свете раненых проводников, вместе взятых.
У Айрин в лесу была любовь.
Первый раз она заметила его на фестивале, почти две недели назад. Она сразу обратила на него внимание – впрочем, не она одна: он был хорош, свежий, подтянутый, крупный, с шерстью волосок к волоску. К сожалению, он пел только одну ночь, никому не отдал предпочтения, а наутро исчез. Некоторые искали его потом; и Айрин поискала немного, но не нашла: след потерялся у человеческого костровища на зачарованной реке. Что он там забыл и куда потом делся, она не поняла: он не был похож на идиота, который сознательно пошел в ловушку. След, тем не менее, как отрезало; и она с сожалением выкинула всё это из головы.
И вдруг столкнулась с этим лисом спустя всего пару дней. Неподалеку от мастерской Неты, практически нос к носу. Кажется, он удивился не меньше нее: уставился, будто первый раз в жизни видел самку. (Может быть, у него в самом деле не было опыта?) Айрин обрадовалась и, не теряя времени, начала игру. Он включился, не особо колеблясь. Ритуал ему оказался хорошо знаком, неопытностью тут и не пахло, и партнером он оказался прекрасным и нежным. Звери бывали такими гораздо чаще людей. Айрин не могла нарадоваться, что он не человек; а то начались бы сразу всякие заморочки. Гораздо лучше без слов и всяких фраз. Гораздо легче всё объяснить, и понять тоже легче. В Лабиринте, говорят, десятки и сотни человеческих языков; на ее взгляд, и одного было много.
Как правило, когда обходишься без слов, то оказывается, что и объяснять-то ничего не надо.
...Пожалуй, такой любви у Айрин еще не было – по крайней мере, с лисой. Он был разным, и его настроение нельзя было угадать заранее: то расслабленный, ленивый, неторопливый, то напористый и деловитый, то игривый, как лисёнок, а то вдруг агрессивный. В общем-то, это было странно, но мало ли чего ни случается во Фриланде! И это подкупало. Обычно самцы вели себя всегда в рамках своего темперамента, и человеческой половинке Айрин это очень скоро наскучивало.
