– Хватит, – попросил я. – Перестань.

– Во. Глазки открылись, – деловито сказал Рыжий. Голос у него немного дрожал. – Ну? Ты какого беса нас сюда притащил? Приключений захотелось? Так шел бы один... Мы-то тут при чем?

Вокруг было темно, как ночью. Баламут почему-то был в том самом изящном костюме, в котором в Лабиринте распускал перед Машей хвост. Я увидел на себе свой собственный длинный плащ. Он был слишком легким для поздней осени, мне было холодно. Я увидел на Моргане серый костюм, который был куплен им перед вылетом в Грецию. Увидел редкий сырой лесок, смыкающий над нами тонкие ветки, и цепочку тусклых фонарей вдали, и огни пролетающих по трассе машин.

– Ребята, простите меня, – сказал я. – Я заблудился.

Я стоял, прислонившись спиной к опоре вышки (ноги держали меня плохо). Морган стоял рядом и молча мрачно курил. Рыжий бегал вокруг.

– Заблудился он, блин!.. Приключений ему мало, блин!.. Приключений ему захотелось!.. Сказано же ему было!.. Русским по белому!.. Да гори оно синим конем!..

– Но как? – спросил меня Морган. – Ведь не было никакой водной преграды.

– Так тоже бывает, – сказал я. Я как-то резко устал и ослаб, меня мутило и пробирало дрожью. – Иногда Граница выглядит как туннель. Редко, но так бывает…

– Ни денег! Ни хрена! И где мы вообще? А?

– Мда, – проговорил Морган, затягиваясь. – Проблема.

– Телефон, – пробормотал Рыжий и принялся судорожно рыться по карманам. Вытащил телефон, с удивлением повертел его в руках. Я заметил на боку аппарата логотип: теперь это был его обычный «ZTA» без всяких загадочных цветочков.

– Не включай, – сказал Морган и щелчком выбросил сигарету.

– А?

– Дай-ка сюда.

– Зачем это?..

– Позвонить, блин, симка своя... Аптека, давай свой тоже.

Я полез в карман плаща и достал свою “нокию”. Морган забрал у меня мобильник. Выщелкнул из него батарею. Кинул останки на землю и аккуратно раздавил каблуком.

– Ну?

У Рыжего слезы выступили на глазах. Он не мог смотреть, он отвернулся, чтобы не видеть, как Капитан разбивает его любимый андроид.

– А твой?!

– Мой никто не отследит, – сообщил Морган. – Пошли отсюда. Надо понять, что у нас в активе.

4.

– Итак, дорогая команда «Титаника», мы напоролись на непонятно откуда взявшийся айсберг. Но корабль наш пока еще не затонул, поэтому я как капитан предлагаю перестать носиться, как курицы с отрезанными головами, и начинать соображать.

– Лично я уже битый час соображаю, – пробурчал Рыжий. – Только что тут соображать-то? Драпать надо, а не соображать.

– Мнение младшего подметальщика мы услышали, – невозмутимо заявил Морган. – «Что тут думать, трясти надо»! Никто от него ничего более содержательного и не ожидал. Хотелось бы услышать мнение начальника транспортного цеха.

Мы сидели в придорожной забегаловке, никого больше не было в полутемном зале, перед нами дымились три пластиковых стаканчика с жидкостью кофейного цвета. Морган притащил нас сюда как-то очень быстро, мне показалось – буквально за десять минут. Я бы ни за что так быстро не сориентировался; может быть, я бы вообще остался на месте, там, где потерял дорогу. Сейчас я сидел, забившись в угол вместе с жестким стулом. Мне было нехорошо.

– Название бара и меню, как мы видим, тут на нашем языке, – невозмутимо продолжал Морган. – Девочка тоже говорит по-нашему. Это нас очень обнадеживает, не так ли? Задача выяснения нашего местоположения облегчается. Предлагаю рабочий план. Пункт первый. Мы спокойно выдыхаем и приходим в себя. Пункт второй: занимаемся экипировкой и по ходу понимаем, куда мы попали.

– Чувак, – Баламут брезгливо туда-сюда передвигает по столу стаканчик, – во всей этой белиберде есть только два осмысленных слова: «мы попали»…

Я молчу.

– Третий пункт, самый простой, – не слушая его, продолжает Морган. – Мы сходу идем искать гейт и быстро его находим. Резонов задерживаться здесь у нас ноль. Какие будут возражения?

Я смотрю в стол. Смотреть ему в глаза я не могу.

– Аптека? Ты с нами?

– Я... не знаю, – сказал я через силу, не поднимая глаз. – Наверное.

– Охо-хо, – вздохнул Морган. – Видно, придется вводить подпункт. Заниматься психологией. Не силен я в психологии! Ну, ладно. Скажите-ка мне, товарищ Печкин. Вы тут сделали один такой не совсем понятный заход, вот непосредственно перед тем, как нам вляпаться в эти неприятные неприятности. Мне и сразу захотелось его прояснить, этот заход, да времени недостало. Вы что-то там говорили о том, что хорошо бы, мол, было товарищу Моргунову и товарищу Григоренко научиться самим открывать Границу? Что, мол, это им будет удобнее там или быстрее? Я так понял, именно такая перспектива – что мы с Баламутом вроде как больше не будем от тебя зависеть – тебя привела в восторг, близкий к помрачению рассудка. И ты именно из-за этого привел нас вместо уютненькой Неточкиной мастерской прямиком в задницу. Если я не прав, поправь меня. Молчишь? Ну, конечно. – Баламут перестал гонять стаканчик по столу и смотрел на Капитана с большим интересом. – Так вот, скажи-ка мне вот что. Правильно ли я понимаю, что ты сейчас думаешь так: у Моргана и Рыжего могут быть и свои дела. Но Морган чувствует себя ответственным за мою немножко слишком подвижную психику. И поэтому ходит за мной, охраняет меня от всего... А Рыжий – вообще случай запущенный, он бы, может, давно добился, чего хочет, если бы не вынужден был каждый раз меня дожидаться, чтобы Границу пересечь. И они всё это время зависели от меня, и откуда я знаю: может, за три года это успело им немножечко поднадоесть? А может, они оба меня сейчас пришибить готовы из-за того, что я ошибся? А может быть, они оба вообще относятся ко мне как к балласту, который давно были бы рады скинуть?

Он остановился и принялся пить кофе. Я смотрел на него во все глаза. На моей памяти это была самая длинная речь, произнесенная Морганом.

– Можно отвечать, – невозмутимо заметил он, отхлебывая.

– Я... да... нет!

– Вау, – проговорил Баламут, глядя на меня с недоумением. – Кроме шуток? Ты правда так думаешь?

– Печкин, – сказал Морган. – Я даже вон к нему так не отношусь, – он показал стаканчиком на Рыжего. – При всей его ниочемности. Не знаю, приходило тебе это в голову или нет, но мне так думается, что Граница бы нас и не пропускала, если бы мы просто... друг другом пользовались. А без этого ты хоть горы умей переставлять, а нашу Страну не найдешь. – Он полез во внутренний карман пиджака, достал оттуда зелененький туго скрученный рулетик, удовлетворенно хмыкнул и отделил одну банкноту. – Сходи заплати, – велел он Рыжему.

– А я-то думал, нам отсюда драпать придется, – весело удивился тот, схватил деньги и ускакал к стойке.

Морган спокойно молчал и пил кофе. И хорошо, что он молчал. Потому что мне было стыдно.

– Выпей эту бурду, – наконец приказал он. – Поправишься. Не нравится мне, как тебя деморализовало на пустом месте. Непохоже это на тебя. И спирту-то тебе не дашь... Мда. Надо нам, похоже, всё-таки куда-то вписаться.

– Но я вас подвел, – сказал я, и Морган как ни в чем не бывало кивнул:

– Не без этого. Просусанил на отлично.

– Я же правда хотел бы, чтобы вы научились тоже…

– Да кто ж не хотел бы!

– Я думал: если вы зависите от меня – то где здесь свобода?..

– Свобода – это не одиночество на вершине горы. Свобода – это возможность быть там, где нужно. И с теми, с кем хочешь, – Морган выхлебнул остатки кофе. – Вот что я в тебе не в последнюю очередь ценю, так это то, что с тобой не надо часто психологией заниматься…

– Смотрите-ка, – Рыжий вернулся с чеком в руках. Морган посмотрел, куда он показывает, и сказал:

– А! Так мы практически дома!

На чеке, в последней строчке, сразу после адреса забегаловки, стояло название города.

Мы не поехали в нашу с Морганом квартиру в центре. «Мало ли что», – туманно изрек Капитан, после чего подумал, куда-то позвонил, потом еще раз позвонил, и к забегаловке подъехало такси. В машине я наконец пригрелся и начал задремывать. Я все-таки чувствовал себя странно. Нездорово.