Смеясь, дразнила Роберта, обещая ему носить ультракороткие юбки. Угрожала, что сама возьмет Роберта в сексуальное рабство в ответ на его шутки.

По пробуждении Джунко вспоминалось не все. Для нее, для Роберта, для их семей к лучшему.

К тому же, в реальности прошли годы с тех пор, как Роберт поставил в их истории жирную точку. Решения он не менял.

С тех пор они решили быть вместе до конца.

Превращение в анамаорэ было длительным процессом с долгосрочной подготовкой, зависящей от способностей ученика. Преобразовывать предстояло и Антона.

Открыто сообщить родителям о смерти своей и крохотного внука, когда их отношения только-только наладились, Колетт находила кощунственным. Она собиралась в дальнейшем навещать семью. Разумеется, родители спрашивали бы о Роберте, и Роберт с Колетт решили оформить официальный развод во избежание толков.

Оказалось тем проще, что брачный союз они заключали также здесь.

Никаких переездов — Колетт с Антоном планировали учиться в привычном доме у моря. Ну а Роберт перевозил личные вещи в квартиру, в Город, будучи вынужденным использовать обыкновенную транспортировку — Оливер опять был маленьким и не мог бы даже прийти, не то что помочь ему. Пользоваться услугами Эрин Роберт считал странным.

Он увозил свое на север, отправляя на юг вещи жены и ребенка с тем, чтобы Колетт впоследствии смогла скопировать или иным образом забрать с собой все ей полюбившееся в новую жизнь.

Чудовищное, тошнотворнейшее одиночество сдавливало и резало его во время транспортных путешествий, но Роберт поставил условием пустые дома, и Колетт согласилась.

Исключение составляли лишь многочисленные фотографии, свидетельствовавшие об ушедшем счастье. Не допускалось никаких игрушек Антона или обуви Колетт в городской квартире.

Дом на юге Колетт обязалась полностью разобрать перед перерождением с тем, чтобы Роберт продал пустую оболочку. Заниматься всем исключительно самостоятельно там и тут было бы для Роберта слишком тяжелым бременем.

Они по-прежнему любили друг друга, но совсем не обсуждали прошлое — не ощущали сил и смысла. Просто проводили дни рядом, занимаясь Антоном и бытом.

Тихо и твердо Колетт сказала:

— Скажу Антону… что ты отпустил нас ради счастья… большего, чем человеческое… Не бросал нас… И Антон тебя не бросит… Будем навещать… если захочешь.

Часто она уходила плакать. Роберт оставался с сыном и, крепко прижимая ребенка, сам смахивал подступившие слезы.

Было все так же тяжело, ни малейшего чувства облегчения, ноль знаков, что случившееся правильно.

Роберт теперь не знал, существует ли в этом мире что-то верное, какая-то предписанная судьба, или любой, и — о ужас, он тоже! — мог запросто сбиться с пути, утонув в зыбучих песках противоречивых желаний.

Колетт имела большую определенность: уже очень давно Эрин с завидным постоянством намекала ей — правила межрасовых контактов не позволяли особую откровенность — что жизнь анамаорэ качеством неизмеримо превосходит человеческую. Впрочем, творимые Эрин чудеса говорили сами за себя.

Как бы Колетт ни отмахивалась, затыкая уши, Эрин рассказывала ей и об умопомрачительных мужчинах, с которыми никогда не станет скучно, предательски начиная подобные беседы после того, как Колетт делилась скромными радостями супружеских вечеров с Робертом.

Она оказалась подстрекательницей, эта Эрин, как теперь выяснилось, разрушавшей их брак изнутри.

Может, Роберт потому и не ощущал гармонии, что Колетт, хранительница его очага, малодушно размышляла об упущенных невероятных возможностях, маячивших на расстоянии вытянутой руки?

В итоге Роберт честно рассказал ей о своих терзаниях, Колетт же молчала о своих, но осуждать его не смела.

Никто из них был не был виноват, лелея похожие мечты и одинаково не имея ресурсов для их исполнения…

Мечтам свойственно сбываться.

Страхам тоже.

Они встретились — случайно пересеклись на улице.

Роберт, изнуренный думами, но покрытый роскошным южным загаром, и Джунко — нарядная, в цветастом летящем платье.

В первые секунды Роберт хотел, приветственно кивнув, пройти мимо, однако что-то привлекло его внимание, заставило задержать на Джунко взгляд. Пожалуй, Роберт только сейчас заметил, что за истекшее время Джунко изменилась внешне: округлилась, налилась соком. Такой он ее не знал и без всякой задней мысли решил рассмотреть получше:

— Привет!

Джунко замешкалась, опустила глаза, тотчас подняла:

— Привет!

Роберт слегка улыбнулся:

— Как поживаешь?

После короткого «хорошо» она наверняка бы убежала, выглядя какой-то странно смущенной, а Роберт еще не рассмотрел все случившиеся с Джунко изменения, потому сделал приглашающий жест в сторону удачно расположенного рядом кафе:

— Если есть время, давай немного посидим?

Джунко вновь замялась, будто делала над собой усилие. Роберт отмечал ее реакции, пока не спеша с выводами.

Кивнула:

— Можно.

Они прошли за дальний столик, Джунко двигалась послушно, точно загипнотизированная — как давно Роберт не видел ее своеобразную пластику и отвык! Джунко, ступая мягко и плавно, тем не менее была сильно напряжена. Роберт не понимал причину ее нервозности, быть может, муж Джунко не одобряет даже таких невинных встреч с бывшими?

Тогда Роберт ставил Джунко под удар, пригласив ее посидеть там, где их мог увидеть кто угодно и донести.

Все же Джунко вела себя странно, очень странно — бросала короткие взгляды, тут же отводила глаза и не спешила сказать хоть что-то, уткнувшись в поднесенное чрезмерно расторопным официантом меню.

Джунко бесспорно похорошела, даже черты ее лица стали утонченнее и строже. Полная грудь соблазнительно манила в довольно откровенном вырезе платья, и… Да какое это имеет значение!

Роберт повторил вопрос, отметив, что реакцию Джунко вызывает и сам звук его голоса — очень низкого.

— Как жизнь? Как муж?

Джунко легко, почти невесомо улыбнулась:

— Хорошо. Все нормально. А вы?

Роберта точно окатило холодной водой. Конечно, и Джунко может его спрашивать. А вот зачем он ответил правду??

— Мы разводимся. Когда все оформим, я продам дом и вернусь сюда. А у вас… действительно порядок?

Джунко шумно вздохнула. Кивнула:

— Да. Нормально… Знаешь, мне пора идти. Извини, что я так быстро убегаю. Приятно было увидеться.

И как-то слишком поспешно подхватив сумочку, даже не дождавшись заказ, Джунко опрометью выпорхнула наружу.

Вдруг Роберт перехватил ее спешащей по важному делу, и Джунко в силу врожденной уступчивости не смогла ему отказать??

Официант принес блюда, Роберт остался за столиком, размышляя над случившимся. Он знал женщин и знал Джунко. Вспомнились забавные детали, казалось бы, давно забытые. Один к одному складывалась законченная картина. Определенно Джунко смотрела на него вовсе не как на старого знакомого. Те же взгляды, то же смущение, вздохи… Как тогда, когда Джунко исполняла все, что бы он ни пожелал, принимая его полностью.

Неужто Джунко так и не научилась хранить верность?!

Со всей очевидностью Роберт понял, что если бы взял ее за руку и повел за собой хоть куда, ничего не объясняя, Джунко наверняка последовала бы за ним, как зашла в это кафе.

Роберт поморщился. И все же… Все же, лелея подобные планы, Джунко могла бы остаться здесь подольше, дождаться, пока он в самом деле ее пригласит…

Однако, она выбежала сразу после известия о его грядущей «свободе». Справилась.

Неужели она была подспудно несчастна с этим своим «хорошим мужем»? Роберт знал, что сентиментальная Джунко не могла бы забыть их прошлую связь совсем, но даже не догадывался, что ее память настолько жива!

Как знать, вдруг это и был долгожданный знак?

Иногда в минуты невзгод Роберт задумывался, как сложилась бы его жизнь, останься он с этой ветреной особой. Почему-то именно с ней, а не с прочими подругами…