Оливер причинил Анеле столько боли, что мог бы уже приказать удовлетворять его напрямую, большим скотом он от этого бы уже не стал. Но принятое им решение беречь Анелю не позволяло Оливеру поступить столь грубо.

Ему хотелось, чтобы Анеля сама поняла нужное по его реакциям, по безумному огню, полыхающему в его изумрудных глазах, по его враз возросшей страстности, по усилившейся нежности.

Оливер желал Анелю столь же сильно, как в их первые встречи, когда еще она была могущественной волшебницей, а он человеческим мужчиной. Их роли давным-давно трансформировались. Оливер стал баловнем судьбы, а вот Анеля так и осталась бывшей царевной и нынешней певичкой-танцовщицей. Тем более странным и поразительным ощущалось его нахлынувшее чувство.

— Вот так, малышка, ты тоже хочешь поиграть? — Оливер бормотал исступленно-хрипло, целовал Анелю нетерпеливо, руками обрисовывая, что и как он желает изменить. Анеля поддавалась.

Она не видела ничего ужасного в игровых метаморфозах. Кроме того, самой выглядеть другой было много проще, чем терпеть других в Оливеровых объятиях.

Возможно, экскурс в Город, к Норико, был не лучшей затеей.

Как отблески фар и фонарей в оконных стеклах не могут заменить солнце, так другие девушки бессильны были вытеснить образ той, что особенно ярко вспыхнул в без того немеркнущих воспоминаниях Алехандро.

Аурелия, мудрая юная царевна…

Несмотря на частые вспышки их ссор, на нежелание Аурелии уступать ему и подчиняться, Алехандро продолжал любить эту жаркую, словно июльский полдень, малышку.

Они оба оповестили свои семьи о расставании, ведь им было невыносимо сложно общаться, оставаясь в пределах светских норм — так, чтоб ни один брат-военачальник не выпытал слабости о вражеской Стороне. Было трудно сдерживаться, когда сердца тянулись друг к другу и жаждали раскрыться.

Старшие царевичи обсудили и одобрили перерождение Аурелии, но в минуты слабости, недовольств и столкновений Аурелия, вспыльчивая, импульсивная, живая, могла бы пожалеть о своей «загубленной жизни». Они схлестнулись бы, а Алехандро не терпел обвинений.

Бескомпромиссно подавленные обиды Аурелии приводили бы к его депрессиям… Аурелия любила Алехандро и решила его уберечь.

Оба вовсе перестали посещать встречи на высшем уровне, чтобы не пересечься там случайно.

Алехандро радовало, что родственники Аурелии встретили их прегрешение много более лояльно, чем его родня. Все анамаорэ считали основным виновником нарушения правил Алехандро.

Им позволили бы встречаться и теперь с соблюдением ограничений, но Алехандро упрямо повторял, будто уже Аурелию не любит.

Поверила ли Аурелия в это, подумала ли она, что Алехандро специально ее ранит — попытки возобновления отношений с ее стороны закончились.

Алехандро не желал принимать подобный исход за действительность. Сердце отчаялось верить, что все совсем кончилось.

Недавний загул с Натальей показал Алехандро, что полное отсутствие женщин за государственными делами не шло ему на пользу. Потому он решил заводить кратковременные интрижки с кем угодно. Тем более, что холостым царевичам предписывалось этак обучать подданных любви и прочим наукам в ближайшем контакте. Не возбранялся и даже приветствовался гарем.

Вволю наерзавшись и настрадавшись, Оливер решил навестить Лукаса с Тамико, полностью облачившись в белое и ощущая себя невольной жертвой их коварных замыслов.

Что будет, если царевич и его жена осознают символичность его одеяния, Оливер думать не хотел. В конце концов, светлый цвет ткани невинно контрастировал с его блестящими каштановыми прядями, усиливая пожар, полыхающий в изумрудных глазах.

Лукас и Тамико встретили его радушно. Их улыбки даже не казались особо хищными, и Оливер решился на вопрос:

— Так почему я?

Тамико пожала плечами:

— У нас потенциально хорошая совместимость характеров, говорят. Вот ты последовал моему совету насчет Анели? Помогло?

Оливер смутился:

— Да. Очень!

— Вооот! — Тамико возликовала. — Может, и ты мне невзначай посоветуешь что-то важное.

Ее восторженность показалась Оливеру столь наивной, что он широко улыбнулся:

— Я попробую!

Лукас вмешался в беседу:

— Что ж, поскольку повод для встречи у нас неофициальный, кто хочет свежих сплетен?

Оливер удивленно поднял брови. Но вскоре он не заметил, как оказался уютно устроившимся на удобном ложе, потягивающим отменное вино и увлеченно слушающим царевича. Его страх куда-то отступил, и даже вид то и дело хохочущей Тамико рассеивал опасения.

По окончании Тамико напутствовала Оливера:

— Приходи к нам еще. А так мы скажем, когда ты сможешь шушукаться со своими приятелями.

Оливер решил прояснить тревожащее:

— Я вам понравился?

— Ммм, — Лукас неопределенно покачал головой, — мы пока думаем.

Оливер напрягся:

— А что не так?

Лукас смотрел на него чрезвычайно лукаво:

— Все так, приходи к нам как-нибудь. Мне просто нравится нагнетать обстановку.

Оливер прокашлялся.

— Иии? — Тамико аж привстала от любопытства на цыпочки, когда он ушел.

Лукас улыбнулся:

— Он уже хочет быть с нами. Пока хочет только по уму и расчету, но сам еще не осознавая, уже начинает привязываться к нам сердцем. Он довольно впечатлителен, а мы его хорошо накормили.

Тамико констатировала:

— Главное, тебе он нравится. Мне он тоже не противен.

Найденная Алехандро почему-то в театре Лилит смотрела на него спокойно-равнодушно:

— Ты опоздал, царевич. У меня теперь совсем иная жизнь. Как видишь, актерская. Я люблю Флавиана, и мы с ним счастливы. Ничем не могу тебе помочь.

Если Аурелия теоретически могла лгать, Лилит говорила абсолютную правду. Алехандро внутренне похолодел, пожелал ей творческих успехов и отправился прочь.

После официального прощания Магнуса с народом анамаорэ, Лилит и до этого выполнявшая весьма странную для жрицы функцию менеджера по сбыту алкоголя, решила и вовсе покинуть божественные владения. Она перебралась обратно в родительский дом и начала артистическую карьеру.

Поначалу соблазненная Флавианом принимать участие в его спектакле, Лилит вошла во вкус и заинтересовалась проектами, где требовались новички и свежие лица, с одной стороны развлекая себя, а с другой, надеясь занять положение, при котором возлюбленный мог бы ей гордиться.

Как жрица Лилит не добилась особых успехов. Вступив на путь служения Магу, надеясь вернуть расположение Алехандро, в действительности Лилит не питала интереса к выигрышным особенностям работы жрицей, не говоря уж о ее существенных недостатках.

И все же тогда она могла диктовать другим условия, а теперь это привилегированное положение осталось в прошлом, с чем честолюбивой Лилит уже сложно было смириться.

«Я люблю тебя, и мне совершенно все равно, чем ты занимаешься — хоть дома сидишь и принимаешь гостей!» — говорил Флавиан, но Лилит, попробовавшая вкус славы, хотела ощущать его постоянно.

Забота опытнейшего актера, пожелавшего стать ее личным агентом, угнетала Лилит. Конечно, этак она не приняла бы участие в чем-то третьесортном и не сделала бы кучу ошибок, но Лилит думалось, что чем больше Флав ее опекает, тем меньше он хочет ее как некий малодоступный, таинственный, а в чем-то запретный плод.

Лилит пробовала связываться с режиссерами сама, в обход своего покровителя. Но Флав, общаясь практически со всеми ними, поставил им условие, что если кто-то примет Лилит без его ведома, то потеряет его доверие, доверие мегапопулярной звезды.

Угроза была тем более весомой, что благодаря продуманной болтливости Флава, все необходимые ему лица знали и о практически свершившемся факте его родства с Лукасом.

И все же работа для Лилит нашлась. Лилит взялась за нее с энтузиазмом, дерзко, сознательно игнорируя неприятные последствия.