Нужная натуралисту и всякому естественнику логика вместо понятий-слов должна использовать понятие-вещь. Позднее В.И. Вернадский назовет эту последнюю логикой Демокрита, который первым провозгласил такой подход. Вещью будет естественное тело, каждое из них в описательном естествознании имеет точные границы и смысл, что в логике слов соответствует объему и содержанию понятия.
От самой биосферы, от связи с биосферой зависит точность наших понятий-вещей. «От нее, очевидно, зависит и научная работа человека, а, следовательно, это не может не отразиться и на той науке, которая занимается условиями точности и методологии научного знания и логики.
Я не мог в своей научной работе сразу с этим не столкнуться, и мне пришлось в одной из первых своих работ встретиться с необходимостью внести новые понятия, оставленные в стороне, или ясно не формулированные – понятия об эмпирических обобщениях»[426].
Таким образом, ученый связал необходимость новой логики – логики естественных тел или слов-вещей со своими эмпирическими обобщениями. Когда за словом не стоит никакого конкретного биосферного содержания, оно не меняется в течение времени. И через столетие оно остается тем же; значит, что логика, из них составленная – являет собой классическую логику слов. Другое дело – слово-вещь, за которым стоит естественнонаучное конкретное тело.
«“Слово”, данное Линнеем в XVIII в., сохраняется неизменным и сейчас – но отвечающий ему диагноз (и, следовательно – выводы) отличаются иногда очень резко.
Натуралист неустанно возвращается к источнику словесного понятия – к отвечающей ему реальности»[427].
Знание о вещи в естествознании не может быть окончательным, заявляет ученый. Оно непрерывно пополняется, наполняется новым содержанием. Происходит первое, второе, непрерывное приближение, факты трансформируются. Совершенствуются средства измерения и наблюдения. Поэтому каждый факт есть результат работы поколений ученых, коллективный результат. Однако, стоит помнить и учитывать, что при этом неизменным только остается само эмпирическое обобщение. Так, В.И. Вернадский одним из больших таких обобщений считает Периодическую систему Менделеева. Принцип ее построения остается незыблемым, несмотря на непрерывное расширение знаний о химических элементах и об атомах.
В наибольшей степени, уверен он, такое изменение учитывается в новом учении о биосфере. «В ней созданы совершенно новые понятия – понятия о таких сложных телах, как совокупности организмов живого вещества, связанные вместе в изучаемом эффекте, хотя они существуют раздельно, независимо друг от друга работающие, или понятие биосферы, – входящее во всякое понятие биогеохимии, так как организмы от нее не отделимы»[428]. Не пользуясь понятием эпистемологии, он, оказывается, давно уже методически работает в ее русле.
Обзор и биосферное наполнение новой методологии – эпистемологии, построенной на логике естественных тел, позволили теперь ученому более строго подойти к давно оформлявшемуся у него представлению о ноосфере. С середины 1930‑х гг. он начинает пользоваться этим термином, введенным его французским коллегой Э. Леруа, а в 1938 г. создает книгу о ноосфере «Научная мысль как планетное явление». Ученый не обработал ее до конца, поскольку напечатать ее было невозможно из-за резкого противоречия содержания господствующей в стране марксистской идеологии. В книге В.И. Вернадский открытым текстом писал о своем неприятии в умственной атмосфере страны диктата и гегемонии философии в системе знания. Он предупреждал здесь, что страну ждут крупные провалы, если сверху будет насаждаться материалистическая философия, которая якобы отвечает на все вопросы бытия. Никакая философия не способна достичь такой общеобязательности и достоверности, какой обладает наука, да и то не во всех своих построениях. Только часть ее утверждений, говорит он, может считаться обязательной и непреложной.
Разобравшись, как он и собирался, в логике естествознания, В.И. Вернадский теперь в этой неопубликованной при жизни книге смог классифицировать научные положения, обнаружить и описать ее структуру с логической стороны.
Выделив в ней часть знания, которая является общеобязательной, он вводит для понятий, описывающих естественные тела, новый термин: научный аппарат. Собственно говоря, в точном смысле он состоит из фактов – миллионов и миллионов точных и однозначно понимаемых, выраженных в логике вещей понятий, описывающих природные явления. Они могут выражаться как с использованием математики, количественно, так и качественно, но точно, например, методами наблюдений и экспериментов. В результате появляется измерение или точное описание.
«Количество их неуклонно растет, они приводятся в системы и классификации. Эти научные факты составляют главное содержание научного знания и научной работы.
Они, если правильно установлены, бесспорны и общеобязательны. Наряду с ними могут быть выделены системы определенных научных фактов, основной формой которых являются эмпирические обобщения.
Это тот основной фонд науки, научных фактов, их классификаций и эмпирических обобщений, который по своей достоверности не может вызывать сомнений и резко отличает науку от философии и религии. Ни философия, ни религия таких фактов и обобщений не создают»[429]. По-разному и в разное время наука отделялась от художественного творчества, от философии и религиозных идей, но все же постепенно корпус этих бесспорных фактов выделился и составляет научный аппарат науки, ее главное достояние. Раньше всех выделился математический аппарат, позже всего логика и методика научного мышления. Начиная с XIII в., указывает В.И. Вернадский, начала складываться третья часть фундамента науки – научный аппарат фактов, «точность которых достигает предела, когда научные факты могут быть выражены в элементах пространства-времени – количественно и морфологически»[430]. Основная их часть создана в последние три столетия, т. е. в XVII–XX вв.
Другие построения науки, которые связывают факты между собой, относятся к менее достоверному знанию. Это научные теории, научные гипотезы, рабочие научные гипотезы, экстраполяции, конъюнктуры. Они не так прочны, как эмпирические обобщения, временны, хотя бывает, что сохраняются длительное время. Такие научные временные построения, говорит автор, ближе к представлениям философии и религии и отличаются от них неличностным характером, объективностью. Ведь замечено, что построения богословия и философии носят резко личностный характер. В этом заключена и сила, и слабость философии. Сила – в том, что философские системы не устаревают, самые древние из них действуют и сейчас и оказывают свое влияние на мышление людей. Но они не обладают объективностью науки, ее общеобязательностью. В них применяются качественно иные понятия, чем понятия науки, что и служит причиной отличия.
В книге «Научная мысль…», так же как в «Биосфере», В.И. Вернадский сформулировал главные эмпирические обобщения, с помощью которых можно описать новое состояние поверхностной оболочки планеты – ее изменение под воздействием разума, воли и труда человека. Самое главное явление для современного этапа ноосферы – наличие и действие науки. Таких обобщений пять:
«1. Ход научного творчества является той силой, которой человек меняет биосферу, в которой он живет.
2. Это проявление изменения биосферы есть неизбежное явление, сопутствующее росту научной мысли.
3. Это изменение биосферы происходит независимо от человеческой воли, стихийно, как природный естественный процесс.
4. А так как среда жизни есть организованная оболочка планеты – биосфера, то вхождение в нее, в ходе ее геологически длительного существования – научной работы человечества – есть природный процесс перехода биосферы в новую фазу, в новое состояние – в ноосферу.
