- Они считают меня Палачом, - спокойно ответил Зиргрин. – У них ничего нет, одни догадки, так что вам не будет трудно с этим разобраться.

После чего архан обстоятельно рассказал обо всем, к чему пытался придраться старший лейтенант. Многое сбило с толку адвоката, но он постарался не показать виду. Общая картина была ему ясна, и с этим можно было работать. Судя по всему, у следствия действительно не было ничего, кроме догадок, основанных на различных не связанных между собой факторах.

- Будьте уверены, вскоре вы будете на свободе! Какая глупость!

- Мне кажется, следователь пытается добиться от меня чего-то, что нужно лично ему. Пока я слабо его понял, но здесь явно замешано нечто личное.

- Это можно использовать. Личная неприязнь? Физическую силу не применяли?

- Нет, все хорошо, здесь понимают последствия подобных действий. Передайте, пожалуйста, отцу, чтобы он не переживал обо мне и позаботился о Мише. Вдруг с обыском налетят…

- Разумеется. Евгению Матвеевичу отказали в свидании с вами несмотря на все его влияние, так что он через меня передал некоторые вещи, которые требуются в подобном месте.

Архан взглянул на прозрачную сумку, в которой просматривались тапки, зубная паста, какие-то вещи и даже три тетрапака с молоком, что не могло не обрадовать. Пусть магазинное молоко вызывало чувство отвращения, но лучше такое, чем никакого. С этим, даже если его продержат все пять дней, он сможет подавить чувство голода.

- Спасибо, это весьма кстати.

- Вы не выглядите сильно расстроенным заключением. Удивительно, я ожидал увидеть панику.

- Здесь нет ничего ужасного, - усмехнулся парень. – Бывало и хуже.

По сравнению с режимом «клетки», распорядок ИВС не казался чем-то примечательным вообще.

- Хорошо, я тогда вас оставлю, мне еще нужно ознакомиться с вашим делом. Имейте ввиду, что без защитника вас допрашивать не имеют права.

- Не забудьте передать отцу мои слова.

- Разумеется.

Зиргрин вернулся в свою камеру, после чего занял ранее выбранную койку и вновь сел, скрестив ноги и закрыв глаза. Сейчас его внимание было сконцентрировано на подконтрольных духах.

На следующее утро к парню пришел еще один визитер. Не ожидал он, что оказавшись в очередной раз в той самой комнате, где не так давно говорил с адвокатом, увидит именно ее.

- Здравствуйте, Александр Евгеньевич, - улыбнулась Ирина Олеговна, заметив легкое удивление на лице своего пациента. Эмоция была настолько неуловимой, что она могла собой гордиться уже потому, что заметила это.

- Как вам удалось попасть ко мне? Даже отцу отказали, - спросил Зиргрин, когда конвойный, пристегнув его наручниками к столу, вышел за дверь.

- Я же тесно взаимодействую с правоохранительными органами. Более того, мой профиль очень редкий, так что удовлетворить небольшую просьбу было легче, чем портить со мной отношения.

- Достойно уважения. Но почему вы здесь?

- Потому что вы – мой пациент. Для врача естественно беспокоиться о своих подопечных.

- И все же, - ни на миг не поверил ей парень.

- Я беспокоилась, как вы переносите местные… ограничения.

- Это же всего на несколько дней, что со мной может случиться?

- Несколько дней? Судя по всему, вскрылось…

- Ничего не вскрылось, Ирина Олеговна. Да и никто не сможет остановить меня, если я решу уйти.

Архан легко извлек руку из наручника, после чего вновь продел ее в металлический браслет. Его природная гибкость позволяла и не такое.

- Да, действительно, все время забываю о вашей настоящей природе.

- Раз уж вы пришли, то сделайте мне одолжение. Нужно как-то обосновать мой отказ от медицинского обследования, которое задумал провести следователь. Маскировка, разумеется, продолжает работать, но я понятия не имею, что можно найти при дотошном изучении.

- Вы официально даже не подозреваемый. Вас не могут заставить проходить эту проверку без решения суда. Я займусь этим вопросом.

Поговорив еще немного с психиатром, архан вернулся в свою камеру. Он уже знал, что следователь решил зайти с другой стороны. Попытка подослать разговорчивого «сокамерника» у него провалилась. Зиргрин сразу вычислил подсадную утку и честно сказал своему собеседнику, чем он выделялся. Теперь его решили отдать на растерзание матерым уголовникам. Расчет был неплох. В случае конфликта, парня, о котором конвой уже успел шепнуть нужную информацию в правильные уши, могли избить или опустить. Чтобы этого избежать, являясь настоящим Палачом, он будет вынужден раскрыть себя и прибегнуть к своим уникальным приемам.

Двоих новых заключенных привели практически одновременно с возвращением в камеры архана. Один из них был пожилым мужчиной, у которого пальцы были покрыты выцветшими татуировками, прямо как у отца архана. Второй был метра два ростом, широкоплечий амбал, явно выполнявший функцию негласной охраны пожилого мужчины. И этот амбал сразу же подошел к парню, едва стих железный лязг закрывшейся двери.

- Так это ты, значит, у нас маньяк? – нехорошо ощерился тот, начиная себя морально накручивать.

- Погоди, Леша, - тихо приказал сухопарый пожилой мужчина. – Тут разобраться надо.

- Да с чем разбираться, Савелий Игнатович? С маньяками разговор короткий.

- Сядь, - кивнул на свободную койку Савелий Игнатович, после чего подошел к столу у окна, поставил на него металлическую кружку, в которую деловито стал наливать воду, чтобы закипятить чай. Никаких чайников в камере не было, но у бывалых сидельцев имелось немало способов выйти из положения. - Ты, Леша, ментов поменьше слушай. Глупо это – им на слово верить, - после чего обернулся к безразлично наблюдавшему за происходящим парню. – Видел тебя в новостях. Ты же сынишка Женьки Тощего. Хотя, какой он теперь Тощий? Вон какие щеки наел. Ты, значит, Саша, младший его?

- Верно, - немного расслабился Зиргрин.

- Что-то не то в тебе, парень. Ты ведь не насильничал никого?

- Нет.

Холодный взгляд убийцы лучше всякого говорил, что термин «маньяк» не подходит парнишке. Но и невинным его только псих назовет. Савелий Игнатович многое повидал в своей жизни, в людях научился разбираться лучше любого психиатра. Со всякими ему приходилось сидеть в одной камере, но рядом с этим парнишкой даже матерый бандюган показался бы невинной овечкой.

- Я твоего отца хорошо помню, сидели в начале девяностых вместе. Честным вором был, кровью руки не пачкал. Вовремя он тогда завязал, поднялся неплохо.

- Пожалуй, - согласился архан, запрыгивая на свою койку и устраиваясь там в медитативной позе.

- Александр Евгеньевич, - почему-то по имени и отчеству позвал архана старик. Парень даже открыл глаза от неожиданности.

- Что вы хотели?

- Не очень-то ты дружелюбный. Нельзя так с людьми, - покачал головой его собеседник. – Спускайся обратно, чаю выпьем.

- Вынужден отказаться, - тихо ответил он, вновь прикрывая глаза.

Но Савелий Игнатович явно не был намерен заканчивать их разговор.

- В начале нолевых заехал как-то к нам на хату киллер один. Чудом с пожизненного соскочил, двадцать пять лет получил. Неплохой был парнишка, чем-то у вас с ним взгляды похожие. Не для себя кровь проливал, привык быть верной собакой. Вот только хозяина его убили, а он сам жив остался, да под суд пошел. Вот ты мне его сразу напомнил. Киллер так и не смог смириться с судьбой, повесился ночью на спинке кровати. Вытащить его не успели, да и не особенно торопились это сделать.

- Я похож на собравшегося покончить с собой? – поинтересовался Зиргрин. Он скорее вырежет всех вокруг себя, чем снова окажется в Отстойнике.

- Не знаю, Александр Евгеньевич. Не знаю. Удивляюсь я, что у честного вора сын пошел по такому пути, но жизнь – странная штука. Явно не отец тебя таким сделал, хотя не мог не знать, чем ты занимаешься. И если станет совсем трудно – приходи ко мне. Через пару дней меня отпустят. Да и тебя, думаю, тоже. Если без ошейника никак – то у меня будет надежнее. Я преданных людей никогда не обижал.