Вечер застал Полину расшатанной и опустошённой. От усталости она еле соображала — все ли дела переделала для закрытия смены. Но девчонки справились на славу. Мелюзга была обозрена, выручка посчитана, Перчик довольно лопал салат. Хотелось верить, что работа заставила хоть немного отвлечься от грусти, но как только Полина села на велосипед, переживания вернулись. Она простилась с девочками и поехала вдоль Окружного канала.

Дыхание давалось с болью, глаза пекло, но развеяться было необходимо, иначе не заснуть. Полина ехала, плакала, встречный ветерок холодил её мокрое лицо. Она не заметила, как оказалась рядом с парком, в котором недавно гуляла с Юрой. Из той прогулки ей почему-то больше всего запомнился одинокий мост, лишённый своей нужности.

В точности как она сейчас.

Полине захотелось его ещё раз увидеть. Она помнила место и поехала по парковой дорожке вдоль стены завода Красный Ромб. Мост без реки встретил её угасающим под пролётом солнцем. Полина остановилась, очарованная красотой строения и его печальной судьбой. Странно было представить, что где-то внизу под мостом, пленённая городскими трубами, до сих пор течёт река. И они с мостом больше никогда не встретятся.

Больше никогда не увидятся.

Полине стало так паршиво, что резко захотелось уехать отсюда куда-нибудь в сторону весёлой и людной набережной. Она уже было положила ногу на педаль, как услышала непонятную возню и насторожилась. Ценители ужастиков в такие моменты кричат актёрам: «Уноси ноги, дурёха! Не смотри туда!», но актёры не слушаются, и Полина полностью оправдала бы ожидания публики. Из-под моста стремглав выскочила песочно-жёлтая собака с пушистым хвостом и тёмной мордой и принялась отчаянно лаять. За ней, шипя и выгибая спину, бросилась черная гладкошёрстная кошка. Полина застыла столбом, открыв рот. И сама картина открывалась поразительная, но размеры кошки превосходили все ею виденные ранее. Даже манкун Макса не был настолько огромен! Кошка прижала уши к голове и на остервенелый лай собаки внезапно прошипела человеческим голосом:

— Сейчас неделя котов, Милана! Ты наруш-ш-шаешь порядок!

— Да мне! Пофиг! — заклацала острыми зубами собака, судя по породе — малиновая овчарка, на которых Полина всё детство засматривалась в интернете. — Я имею! Право! Обращаться когда хочу! Р-р-робуста!

— Не имееш-ш-шь!

— Имею! У меня! Приоритет!

— Приоритетов нет!!! — Кошка прыгнула и замесила перед мордой собаки острыми когтями. — И не будет! Ни для кого из вас! И кому ты там подставилась, тоже неважно!

— Есть! Не тебе решать! И это вы! Виноваты! Это Тесса виновата! — Собака уворачивалась от нападок и щёлкала челюстями. Полина видела на них белую пену ярости.

— Не приплетай Тессу! — Кошка изловчилась и одним точным ударом сорвала с собаки тряпичный ошейник. Он отлетел почти к ногам Полины. Собака с визгом бросилась прочь, видимо, когтями попало и по ней. Кошка зло зыркнула на Полину, заметив её. Жёлтыми, полными гнева глазами Асты Робусты.

Полина вскочила на велосипед и сорвалась с места так резво, что ей бы наверное позавидовала Дина. Она с дрифтом, чуть не кувыркнувшись, умчалась за парковую калитку, прокрутила два квартала и опомнилась только на Окружном канале. Бросила велик, откинулась на парапет и шумно, в голос, отдышалась, почти прокричалась, выпуская безумный страх.

Что. Нахрен. Это. Было.

Мысли стучали по вискам точь-в-точь как отрывистый собачий лай.

На человеческом языке!

«Сошла с ума от горя», — решила Полина и присмотрелась к себе перепуганной в отражении неспешной воды.

Собаки не говорят. Кошки тоже. Люди не могут становиться животными. Ей померещилось — всё из-за тревог и вечных Юркиных пугачек.

«Не ходи у Поцелуйного моста в белую полночь, встретишь призрака с фонарём, и дни твои сочтены…»

Злость на пропащего мужа вплеснула в кровь адреналина. Фу! Нельзя быть такой трусихой. Призраков не существует. И говорящих животных тоже!

Ей померещилось. Просто собака подралась с бродячей кошкой. Полина вспомнила про сорванный с овчарки ошейник — и как это хозяева не следят за своими животными? Следом пришла догадка: а что, если малиновая овчарка потерялась? Она выглядела почти щенком, а щенки часто сбегают.

Полина поёжилась и потёрла пальцем гранит парапета. Вдруг собака попала в беду, или кошка ранена?

К её огромному несчастью, Полина любила животных. И даже паранойя и боязнь чертовщины не могли заставить её уехать прочь. Полина подумала, что отличный способ борьбы со страхами это посмотреть им в лицо. И заодно — спасти парочку зверей.

«Я конченная дура, — думала Полина, крутя педали в обратном направлении. — Сумасшедшая. Вот почему мне и не везёт. И вообще — собака злая, а кошка бешеная, так я свою смерть и встречу».

Уже мысленно попрощавшись с папой, мамой и, хер с ним, с Юрцом, Полина доехала до моста. Слезть с велосипеда еле получилось, ноги предательски гнулись и не хотели держать тщедушное тело.

«Вцепится прямо в глотку. В артерию. И всё кончится! Ну и славно. Интересно, расстроится ли Макс, когда узнает, что Полину Дурову задрала бешеная кошка? А Юра? Будет ли винить себя за то, что не оказался рядом?»

Полина осмотрелась, но вокруг моста царило поразительное опустение. Она моментально смекнула, что нелюдно было и тогда, когда ей встретились кошка с собакой. Будто бы летний, субботний парк попал в потустороннюю власть. И Полину вновь накрыл мандраж до сжатия печёнок. Она запрыгнула на велик и хотела уже дать дёру, но тут заметила в траве блеснувший медальон на красной ленточке.

Ошейник! Ей не померещилось!

Полина схватила его проворнее белки и скорее покинула пугающее место. Докрутила до метро и только там, привалив велик к ограждению, села на лавочку. Разжала потную руку.

— Ми-милана, — дёргано прочла она кличку собаки. — Нашедшему вознаграждение.

Буквы и цифры плясали перед глазами. Полина силой заставила себя набрать номер и ахнула. В её телефонной книге он значился, как номер Дины Бамбины.

Телефон так задрожал в пальцах, что чуть не выпал. Полина прижала другую руку ко рту, её затошнило от страха.

Милана… Именно так собаку окликнула кошка! Сказала это вслух! И… Дина? При чём тут Дина? Что за напасть!

— Ну хватит, — определила Полина, тем не менее, пряча находку в карман рюкзака. — Хватит херни.

У неё порой бывали странные сны, стоило переутомиться перед концертом или расстроиться из-за Макса. Уговаривать себя не сходить с ума Полина привыкла. Она отдышалась и мысленно повторила любимый этюд на гобое — папину колыбельную, которая всегда её выручала. И неважно, что по сути это был средневековый марш. Главное — зацепиться мозгом за то, что придавало уверенности, а дальше всё приходило в норму само собой. Полина открыла глаза.

Пока она мариновалась на скамейке, начал накрапывать дождик. Люди спешили по домам, и ей стоило.

«Ладно. День был трудный, — сказала себе Полина. — Устала. Завтра выходной, занятие у Дины. Там её аккуратно и спрошу про собаку. И если беда — выдам, что видела. Без говорящих животных, конечно!»

С этими уговорами Полина подхватила велик и устремилась в метро. Поближе к людям.

Как всегда с субботы на воскресенье Полина не смогла толком уснуть. Виденное вечером добавило нервов к общей угнетённости, и ей снилось одно цикличное безумие.

Точно бы родительский дом наводнили крысы, мерзкие, грязные, копошащиеся, они лезли из шкафов и свешивались со штор, выглядывали злыми глазками из-под полок и даже дотягивались усами до ступней, а Полина только и могла, что стоять на стуле и отбиваться то нотной доской, то гобоем. Безысходность накрывала, а крыс становилось всё больше, и скоро одна побежала по ноге…

Говорят, крысы снятся к предательству.

Полину тряхнуло, когда она вырвалась из сна и поняла, что в двери провернулся ключ. Рассветные лучи пробирались в окно, и Полина накрылась одеялом с головой, чтобы не подать виду, что она бодрствует. Юра проутюжил усталые шаги по комнате. Замер — Полина поняла, что муж стоит и смотрит на неё, якобы спящую. Пришлось тоже притихнуть.