Сильные руки притянули сзади. Полина ойкнула от неожиданности и тут же ухватилась за огромный букет розовых роз. Обернулась: Юра, одетый в тёмно-зеленую спортивную куртку с белой рубашкой и серыми джинсами смеялся и щурился, почти обнимая. Полина заразилась его весельем и вдруг получила в наказание поцелуй — прицельно в губы — страстный, взрослый, настоящий. Пахнущий сладким ментолом и уверенностью зрелого мужчины. Ничего общего с теми робкими и суетливыми, какие изредка доставались ей от сверстников. Следом её обняли одуряюще и пленительно, возжигая нутро и делая ноги шаткими. Так, как она мечтала, чтоб её обнимал Макс. Юра поддерживал её, готовую упасть, и отдавал любовь — Полина не ведала до того ответной любви, но сразу поняла разницу между ней и обычным кокетством. Она ловила Юрины колючие губы и ловкий язык, вела своим по нежным дёснам, по гладкой и ровной эмали его зубов.

Это было возмутительно, стыдно, неприлично. Но, чёрт возьми, так нужно. И так приятно. Как найти море и с головой броситься в его бурлящие волны. Разомкнуть губы Полину заставило опасение сойти с ума. В мыслях царил сумбур. Она мягко отстранила Юру, немного собралась и отважилась взглянуть на него. Он держал её, как держат присвоенное, и ждал реакции, его взор пылал почти одержимостью, и Полине показалось, что он сгорает изнутри. Её губы тоже саднили, растревоженные лаской. Юру, как сладкого кальяна, хотелось ещё.

— Ты, — собственный голос прозвучал так хрипло и чуждо, что Полина сглотнула. — Охренел?

Не мигая и не меняя выражения счастливого лица, Юра бережно провёл пальцами по её постыдно рдеющей щеке и ответил с той же трепетной хрипотцой:

— Ты же не поверила, что я приехал за часами?

…Она обнаружила себя плачущей навзрыд на окне. Ноги остыли, подул ветер с залива, на горизонте скопились бродячие объёмистые тучи.

Всё начиналось, как сказка. Но лишь в детских книжках сказки кончаются хорошо. Счастливые финалы придумывают несчастные взрослые, чтобы не пугать маленьких людей тяготами жизни. И чтобы они не вырастали сразу вот такими разочарованными. Потому что за удовольствием в конечном итоге приходит боль, за радостью следует отчаяние, и если говорить о любви, это случается непременно. Взрослые надеются, что хоть их детям повезёт не испытать сердечной боли, но этого не выходит.

Полину сдёрнули с окна так ловко, что она растерялась. Секунда — и она уже шмыгала носом на руках у Юры. Муж прижал её к себе крепко-крепко и выдохнул:

— Ты чего удумала?

— В смысле? Что? — Полина не поняла, почему Юра дрожит.

— На окне сидишь и плачешь. Дверь не закрыла. Со двора тебя видно.

— Юр, — пришло осознание, что он не на шутку перепугался за неё. — Я не собиралась выйти в окно. Я люблю так сидеть.

— А раньше не сидела.

— Холодно было. Ты просто меня мало знаешь.

Она накрыла ладонями его седеющие виски и притянула к себе, целуя. Юра испустил облегчённое сопение.

— Ты же видел, я с рамой между ног сижу, это безопасно.

— Между твоих ног безопаснее поместить нечто другое, — он подтянул её к себе, не выпуская, поднял и унёс на кровать. Отняв долгий поцелуй, оставил череду коротких и быстрых, как укусы, на голых Полининых бёдрах, вдохнул запах домашних шортиков. — Меня, например.

Полина прикусила губу и простила его. Конечно же, простила.

То, что Юра бесподобно трахается, она узнала очень скоро после их первой встречи. К тому моменту она уже не была девственницей, хотя секс у неё состоялся впервые. Неразделённая любовь заставила Полину решиться на отчаянный шаг — с плевой она рассталась за год до того, сама, в ванной, болезненно шипя и корчась, а после смывая кровь душем. Не хотелось, чтобы Макс думал, что она неопытная. Жалела ли Полина о том, что сделала? Наверное, нет. По крайней мере Юрец не возомнил, что он у неё первый, и не задавал вопросы, а Полина старалась вести себя раскованно.

И всё же, когда он в гостиничном номере на гигантской кровати натягивал на возбужденный, крепкий, как свечка, орган матовый чулок кондома, ей было страшно. Страшно, когда Юра навалился на неё, прижал запястья к подушкам, и кожа заскользила по коже. Страшно — когда её ноги по его требованию отправились ему на поясницу, а потом он начал проникновение — аккуратно и по чуть-чуть продвигаясь глубже, стимулируя её, изучая то, что ей нравится, замирая, лаская, шепча возбуждающие нежности и опять усиливая натиск. И в конце концов он оказался внутри неё весь — пах соприкоснулся с пахом. И стало — не страшно. Голову опьянило торжество.

Это была Полинина победа! Глупо, но ей хотелось, чтобы Макс узнал об этом и о том, что она больше не верна ему. Что у неё есть не другой — а свой собственный мужчина, и он старше Макса. Он богаче Макса. Он сильнее и надёжнее. Он лучше во всём. Ей было радостно отдаваться Юре не только потому, что тот мог кончить трижды подряд, но потому, что он делал её женщиной, и женщиной любимой.

Полина захлёбывалась стонами, терзаемая мужем на постели, и знала — ему нравится то, как она тонко кричит и командует:

— Ещё! Ещё, Юра! Ещё. Да.

И может быть, Полина переигрывала, но, наверное, так и ощущается женщинами оргазм — как торжество своей нужности.

— А-а-ах! — захрипел муж, выгибаясь на ней и вдавливая в постель жёстче, почти теряя контроль над силой. Полина улыбнулась, чувствуя, как он кончает. Юрино лицо в такие моменты шло сеточками вен, веки надувались, а потом он сильно жмурился и мычал. Падал лицом рядом в подушку и продолжал кричать уже туда. А Полина дышала в потолок, отлично поработав, и думала о том, как ей с ним повезло.

Наверное, Макс трахался хуже. Да, наверняка, хуже. Если вообще — трахался, а не только лишь болтал об этом.

Полина зло хихикнула.

Юра извлёкся, проказливо высунул нос. Нашёл фокус на довольном лице жены.

— Тебе понравилось, Паулина?

Та отрешённо кивнула.

— Поедем вечером кататься на залив?

И Полина рассудила, что тренировка у Дины подождёт до понедельника.

¹ — строчка из песни «Утро Полины» группы «Nautilus Pompilius».

— Юр, а, Юр?

— Что? — Юрец отозвался, не отвлекаясь от дороги. Полина вздохнула и решилась на подкат:

— Давай заведём агаму?

— Нет.

Ничего нового. Сколько Полина ни просила насчёт Перчика, Юра оставался несгибаем.

— Ну послушай. Он тебя не стеснит. Он не кричит, не пахнет.

С каждым словом Юра мрачнел всё сильнее. На заднем сиденье «банки колы» качались их с Полиной спортивные сумки.

— Ему всего-то надо немного сверчка и салатика…

— Плюс дохрена ламп! На одних киловаттах разоримся! И сверчки твои… Отлично придумано! Вечером они будут нам петь, а днём пойдут на съедение дракону.

— Ну Юр. — Полина накрутила провод от зарядки на палец. — Я буду платить за электричество. И можно не сверчками кормить, можно тараканами. Они молчат.

Тут Юрец нервными круговыми движениями потёр голову, словно умывался одной рукой. Иронично хмыкнул:

— Тараканов, прости, мне своих хватает. Еле держу, чтоб из дырявой башки не убежали! А твоих и подавно!

— Мне по субботам будет не одиноко.

Муж глянул на неё так свирепо, что Полина сникла и издала грустное пыхтение. Но ненадолго.

— Юр, ну, тогда, может, змейку?

Юрец резко дал по газам, еле обогнул выезжавшую на дорогу машину и чертыхнулся.

— Змейку? Ха. Давай. Только ты учти, что придётся покупать два террариума. Один простой, один понадежнее, чтоб замков было побольше!

— Зачем второй-то? — зажглась надеждой Полина. — Змейке на вырост?

— Нет, — отрезал муж. — Мне. Для меня. Жить там буду. И вообще! Если у тебя много энергии, занялась бы чем-нибудь потолковее. Музыку свою возобнови! Хочешь, гобой транспортной компанией из Балки доставим?

Тут уже Полина выпятила губу и наотрез отказалась. С того памятного Хэллоуина она будто перелистнула страницу в новую жизнь, где гобою места не нашлось. Он остался в Балясне. Вместе с Полининым взрослением и неудачами.