— Я могу рассчитывать на прощение?

Полина уткнулась в руки, покрутила головой по коленям и вздохнула:

— Ты замечательный, Фел. Ну и что, что кот и… Тошнишь шерстью. Но… Понимаешь. Я не свободна.

Феликс омрачился.

— Вот оно что. Он урод? Мучает тебя? Ты поэтому ходишь убитая? — Полина кисло ухмыльнулась.

— Да так… Неважно. Это ты меня прости.

— Я-то за что? Я просто кот, любой номур наберу из книжки, и меня позовут… Но, детка, мне не нравится, что ты страдаешь. Если он абьюзер, давай я ему проясню, что к чему?

Он вытянул руку и показал, как быстро его человечьи пальцы могут превратиться в когтистую чёрную с белым лапу.

— Не стоит. Я сама с ним поговорю.

— Да уж, если ты тут со мной, по моему, это достаточное основание для развода!

«Развода-развода-развода», — прокатилось по крыше. Полина поёжилась, впервые серьёзно проникнувшись этим страшным словом. К такому её жизнь не готовила. В восемнадцать лет нельзя разводиться после полугода брака с… Крысой.

— Фел, — откашлялась она. — Не умею я жить. Но я разберусь. Это я тебе, дура, вечер испортила. Прости меня ещё раз.

— О чём ты говоришь! Чудесный вечер! Одно то, как ты радовалась в моих руках это, — он приложил руки к груди, — бесценнее любого секса! Я такого ещё не переживал! А твоя аура была просто волшебной. Ты чудо, я повторюсь сто раз, ты чудо из чудес. Необязательно быть твоим парнем, чтобы хотеть тебя защитить от любого зла. Правда. Верь мне, мр.

— Можно тебя обнять? — робко спросила Полина и попала к нему в объятья — на сей раз тёплые и дружеские. Фел отлично умел держать себя в руках. Или лапках.

«Я не заслужила Феликса», — пришла мысль и успокоение, что всё-таки самое ужасное между ними не случилось. Или — случилось? Полина не понимала. И не понимала, какие последствия это понесёт.

А кораблик в зрелость, на который она не попала, нёс свои красные паруса к пристани, и опять над ней звучал стишок про «огромную семью».

Кажется, они долго сидели молча на этой крыше. А потом, когда у Полины нашлись силы жить дальше, Фел собрал пожитки и отвёз её до дома. Поцеловал в щёчку у парадной и, получив ответ, что всё хорошо и Полина ляжет спать, укатил.

Она поднялась в квартиру, сама себя не понимая. И ещё менее понятно было то, что случилось с ней на крыше.

Полина, оказывается, так мало знала о нормальном женском удовлетворении. Полгода жила в святой уверенности, что получает его сполна, а на деле…

Ох, Фел. Ничего-то она не знала.

При входе на кухню Полина втянула носом запах травяного чая.

Свежего. Юра любил сбор с лавандой. Юра был здесь, пока она была с Феликсом.

Полина включила свет и тут заметила на столе под ещё тёплой кружкой с недопитым чаем записку рукой мужа:

«До тебя не дозвониться. Тебя не дождаться. Пожалуйста, даже если не любишь и шляешься, давай знать, что с тобой всё в порядке. В этом городе может произойти всякое. Твой любящий муж».

Полину опять охватила ярость пополам с обидой. Она схватила бумажку, скомкала и отправила в мусорку.

— Любящий? За собой следи, крыса опущенная. Я тебе не нужна, ты мне не нужен. Не беспокойся. Я в надёжных лапах!

¹ — бесценное качество Кота Матроскина из мультфильма «Трое из Простоквашино».

…Это был какой-то западный городишко, навроде Виипури. Вымощенные булыжником горбатые улочки. Скрип колёс и неубранный лошадиный навоз то там, то сям. Солома, торчащая из сараев аккурат рядом с двух-трёх этажными домиками, квохчущие куры и розы, свисающие с окон на глиняных кашпо. Острые крыши с флигелями в виде петухов и стрелок. Прошмыгнувшая между ног чёрная кошка. Запах гниющих фруктов, смешанный с цветочным.

Полина передвигала утомлённые долгой дорогой ноги и озиралась. Ей хотелось есть, а чтобы поесть, следовало найти работу. Но и своё мастерство нужно было предъявлять бургомистру аккуратно, таких, как она, повелось вздергивать или предавать огню. Может быть, поэтому её волосы и тронуты пламенем? Она надвинула лоскутную шляпу на глаза и поглубже спрятала в пыльных отрепьях дудочку. Пекло солнце, и инструмент мог растрескаться. Подходя к ратуше, Полина окинула взглядом знатока скопления мусора в ближнем переулке. Засекла копошение, писк и возню и поняла, что без работы здесь не останется.

…Опять приснилась муть. Каждый раз, как сдавали нервы, снилась муть и муть, и муть. Бургомистр, грязный средневековый город, непохожий на Невик. И свалки прямо на улицах. Реки нечистот и реки крысиных стай, бр-р-р.

«Неудивительно, что крысы расплодились в антисанитарии», — подумала Полина перед самым пробуждением и потом вспоминала это на работе.

«Твой любящий муж, твой любящий муж», — вертелась другая мысль из вчерашнего дня.

Сомнение не давало покоя. Можно было бы торжествовать, что месть мужу удалась на славу, но Полине стало ещё паршивее. Её мучала совесть вкупе с этим самым придурошным сомнением — а не ошиблась ли она?

Либо она совершенно не знала Юрца, ни чуточку, либо он не кривил душой, когда писал ей столь отчаянные строки.

Можно ли говорить человеку, что любишь его, и втайне спать с другими?

Полина знала, что да. Можно. Макс так и делал. Но вот стал бы Юра?

Ведь он вернулся и ждал её дома, пока она оскверняла крышу с Феликсом… И было чувство, что он именно ради неё и вырвался из своей — ну где он там разруливал крысиные тёрки? — помойки, норки…

Жесть. На душе скреблись Бастовы и выли Овчаровы.

Вдобавок к паршивому настроению из магазинного террариума сбежала змея. Красный маисовый полоз вылез через техническое отверстие в крышке и растворился среди стеллажей и полок. За день лазания с фонариками тварь обнаружить не удалось. После закрытия смены пришлось обклеивать магазин двусторонним скотчем и раскладывать ловушки в виде голышей на опилках.

— Ёбаная змея! Ёбаная змея! — пели девчонки, мастеря на полу квадратики из скотча. — Кто нам расскажет, кто покажет, где она, где она?¹

— Иринка, — осторожно спросила Полина сидевшую рядом подругу. — А у тебя оргазмы были?

— Конечно! — с уверенностью ответила та.

— Нет, а… Правда. Так, чтобы совсем оргазмы.

— Ой. Ну, такие, как в книжках пишут, наверное, нет, — призадумалась Иринка, клея скотч на кафель. — Но удовольствие точно было. Нет боли, а значит, есть удовольствие!

— Понятно, — вздохнула Полина.

После прощания с девочками у метро, она направила свой велосипед домой. Неспешно ехала вдоль Окружного канала, мимо парка с заветным мостом, и припоминала — чей сейчас черёд, кошек или собак? И почти не заметила, как за ней поехал графитно-серый «Мерседес», до того ожидавший в переулке. Полина завернула на перекрёстке — машина сделала то же самое. Поехала по Балясненскому проспекту — обернулась и увидела её в потоке. Спешно бросилась через ворота в ближний парк, прошуршала шинами по дорожке к маленькому озеру, остановилась, прислушиваясь.

И тут на неё со всех сторон — из кустов, с деревьев, из мусорных урн — бросились крысы. От испуга ли, и на самом деле, они показались Полине огромными — грязно-серые, с жёсткой шерстью и злыми чёрными глазками — крысы лязгали выступающими лезвиями оранжевых зубов. Полина закричала, пытаясь привлечь людское внимание, но внезапно обнаружила, что кроме неё и крыс вокруг никого. Цепкие руки ухватили её, зажали рот. Полина вскользь заметила парня, похожего на Юрца, со свирепым лицом, которое пересекали полосы шрамов, а потом её отправили под мышку и поволокли куда-то.

«Велосипед! — пронеслась мысль. — Велосипед сопрут!»

Её железный друг остался лежать на дорожке. Дальше Полину накрыли с затылка плотной тканью, вытащили из парка и усадили, как она догадалась, в тот самый «Мерседес», громыхнув всеми дверьми сразу. Подперли с обеих сторон. Машина взвыла моторами и понеслась.

— Arnold, bist du dir sicher, dass es das gleiche Mädchen ist? Sie ist sehr klein!²

— Halt die Fotze, Toha! Das ist Albrandts Frau, er beißt an den Köder, und du wirst es sehen!³