— И не скажу, где мы колесили, — прибавил кот.

— А Тессу и многих активистов кастрировали в животном облике.

— Как это⁈ — возопила Полина, охваченная ужасом.

— Очень просто. Ввели трансформурующий препарат, и когда они обратились в животных, лишили их гормонов. — Фел звучал глухо и жёстко. — Они навсегда утратили способность становиться людьми. Поделом им!

— Как страшно! — вырвалось у Полины помимо воли.

— Поделом, — зашипел Фел. — Тупая Тесса лишила меня друзей. И сделала изгоем.

— Лучше бы ты не водился с крысами всё детство, Фел! — Милана почти пролаяла это.

— Я не жалею о нашей дружбе. Я жалею о том, что они со мной так поступили. Я не был виноват и… Они же пощадили Асту. Я думал, что и меня простят.

— Благодаря заступничеству Венечки! — вставила словцо Милана.

— После того, как его жена покончила с собой, — добил Феликс. — Утопилась в реке, вроде.

— Нет! Любимый рассказывал! — замахала нервно лапами Милана. — Она не утопилась. Она повесилась на… Гав. Мосту, через который мы ходим в зверей. В качестве протеста. Жуть.

Полина сидела с канапе во рту и кусок дальше в горло не пропихивался.

— То была первая волна репрессий. — Фел почти шептал, пока Тесса присела на корточки у открытой двери. На миг там показался и другой кошачий глаз — более крупный и жёлтый. Астарта, показав половину печального лица, внимала брату. — Вторая оказалась мягче. Сестру в результате пожалели. Но режим ужесточился. И… Пошли они! Я не стал ему следовать.

— Как это?

— Он больше не обращался с ужесточения. — К собравшимся, звеня браслетами на щиколотках, в лёгком чёрном кимоно и с Тессой на руках вошла Аста. От её густых и прямых чёрных волос веяло сандалом и кедром, от облика — густым магнетизмом жрицы богини Бастет. Полина заметила, как подобралась Милана, но Аста сделала вид, что видеть не видит собаку.

— Мне и так по кайфу без вонючих драк за мост, — при сестре Феликс мигом принял более расслабленную позу. Вытянулся, став втрое длинее. Вылитый сытый, довольный жизнью хищник.

«Всё имеют скрытую боль внутри, — подумала Полина. — Все мы состоим из старой боли».

— Мне не нужно обращаться котом, чтобы быть им, — высокопарно продолжил Феликс. — Кроме того, у меня больше нет тех, кому бы это обращение пригодилось.

— Твоя привязанность к врагам неискоренима, — прозвучала Аста холодно, как перед прыжком охотницы. — Как и нелюбовь к сородичам.

— Вы отняли у меня близких по духу, — ощерился Феликс, глядя куда-то за плечо сестры.

— Они отняли у меня её, — со скорбью ответила Астарта, гладя прильнувшую к ней Тессу.

Фел зашипел, вскочил с места и хотел покинуть гостиную, но вспомнил о девочках и остановился у камина.

— Сейчас не время ссориться и вспоминать былое. Город в опасности, — окликнула его сестра и выпустила Тессу на шкуры. Та почти сразу подставила спину под руку Полины, прося ласки.

— Бедная, — шевельнула губами та. Несмотря ни на что, кошку было жалко. — А… А молодой крыс, который заступился за Эрфольга, он погиб?

— О, нет, их семье дали гамма-один ранг, — пояснил Феликс. Полина кивнула, задумалась и мгновенно отдернула руку от пятнистой Тессы. Та глянула с тоской, но внутри у Полины всё заметалось, когда до неё дошло, что речь шла о Юре.

О Юре. О её Юре.

О Юре без глаза.

«Этой ране семь лет».

— Это был мой муж⁈

От её вскрика Тесса шмыгнула под ближний диван, а сиблинги Бастовы дружно кивнули.

— О, боже. Боже. — Полина закрылась руками. — И… И поэтому вы враждуете.

— Мы в состоянии холодного мура, — поправила её Аста, сев на овчины напротив. — Крысы усилили контроль над городом. И особенно после того, как твой муж лично пообещал совету альянса грызню вместо складов с провиантом. Надеюсь, не дырки в голове поспособствовали таким заявлениям, и у невгородской стаи действительно есть, чем отбиться.

— Он дебил! Чем они отобьются⁈ — взрыкнула Милана. — Чем, если король теперь ещё и завладел чумой? Они ради жратвы зачистят город под ноль — крыс и людей убьёт зараза, нас — кастрирует альянс! Та-дам!

Коты затихли, Феликс побарабанил когтями по каминной полке.

— Бежать к отцу, пока выезды из города открыты, — подала решение Аста. — Брать мать, Тессу и сваливать.

— Я не побегу, — отозвался брат. — Это мой город. Я родился здесь, мать тоже работу не бросит. Я невгородский уличный кот! Невчане не бросают город в беде! Они умурают с ним. Ты же сама знаешь, как было в блокаду.

— И я не побегу! — стукнула кулаком об руку Милана. — Я служебная собака! Почти. У меня есть долг! И сестра. И папа с мамой! Они тоже не побегут!

— И что вы думаете делать? Драться с чумными крысами, идиоты? — Аста вытянула голые ступни — все в точках-вмятинах от гвоздей.

— Решение есть! — выпалила Милана. — Должно быть.

— О, да, есть, если только вдруг из ниоткуда явится пёстрый трубадур и уведёт вражескую шушару за собою в бурное Хелмурское озеро! — съязвил, театрально маша лапами, Феликс.

Полина очнулась от кошмарного оцепенения.

— Трубадур? Кто это?

— Ты что, не читала легенду о трубадуре? Ну ты тёмная! — опять взялась подкалывать подругу Милана.

— Без шуток! — прервала её Полина, чуя на душе волнение. — Расскажите!

— Как насчёт кальяна? — Феликс, не дожидаясь ответов девушек, принялся его готовить для оживления долгой и древней легенды.

Полина приняла мундштук кальяна и вдохнула приторный шоколадный дым. Передала курево Милане. Та последовала примеру подруги и хотела было начать легенду, но её опередил Феликс. Дым вырвался из его ноздрей, подобно усам карпа или восточного дракона — они с сестрой курили из своей трубки.

— Однажды семьсот лет назад в баернском городе Гамельтоне, собравшем тем летом богатый урожай зерна, случилось нашествие крыс. Крысы орудовали повсюду — в амбарах и в лавках съестного, в кирхах и домах простых горожан. Крысы бегали по столам, оскверняли просвиры для причащения, грызли бумаги в ратуше у бургомистра и строили гнёзда почти на каждом чердаке или подвале. Бывало так, что крысы отгрызали носы и уши младенцам в люльках, а уж сколько еды перепортили — не счесть. Власти города хватались за головы, но ничего поделать не могли. Все приглашённые крысоловы сбивались с ног, а котов на то время было слишком мало, и стоили они слишком дорого. — Брат и сестра Бастовы многозначительно переглянулись. — И погряз бы город в крысиной возне, да явился как-то июньским днём к бургомистру пёстро одетый рыжий человек с дудкой на поясе и пообещал избавить Гамельтон от крыс за один-единственный день. Взамен же он потребовал от властей городка столько золота, сколько унесёт с собой.

«Он был очень утомлён и голоден, — внезапно вспомнила Полина свои странные сны. — Заслышав о беде города, он шёл в него издалека».

Но промолчала, только вобрала ещё глоток шоколадного дыма.

— Бургомистр и власти приняли предложение крысолова единогласно. И в тот же день пёстрый человек с рыжими волосами вышел на главную городскую площадь. Достав свою дудку, он начал играть, и полчища, тьмы и тьмы крыс стеклись к его ногам, очарованные колдовской музыкой. Трубадур повёл их прочь из Гамельтона и утопил всех до единой в Хелмурском озере неподалёку от города.

Жители были счастливы и благодарны умелому чарователю. Но жадный бургомистр решил не платить обещанного за работу, сочтя случившееся чудом, не имеющим отношения к трубадуру. И тот, разгневанный, ушёл, а спустя сутки вернулся на площадь, чтобы увести с собой всех городских детей. На звуки волшебной дудки те выбегали из домов, кто в чём был, и шли за музыкантом, пока их родители сидели в полном одурении. Сын бургомистра ушёл с ними. И больше их никто не видел. Никогда. Но напоследок трубадур пообещал вернуться и сыграть ещё раз. Спустя семьсот лет.

Феликс дико сверкнул глазами, сузив в полосы и расширив обратно кошачьи зрачки, а Аста испустила смех, вырвавшийся из неё со струйкой дыма.