В ответ он поймал её щипком за щеку и крепко поцеловал.
¹ — «Гаммы, вперёд!» (нем.)
² — «А ну, пусти её, тупая курица!» (нем.)
35. Смотритель Вернисажа
Багир подтвердил опасения Альбрандтов. Дома он свёл код на компьютере и ничего похожего на музыку не получил, как ни вертел последовательность цифр.
В среду Полине позвонили с работы справиться о здоровье, и та не знала, как объясниться. Пришлось театрально кашлять в трубку и гнусавить, чтобы сымитировать насморк. На что старший менеджер поставила перед выбором: или иди на смену, или бери больничный. Полина категорически не могла работать, поэтому пожаловалась Юрцу на необходимость добыть больняк, хотя бы на неделю. Юрец снисходительно хмыкнул и пообещал легко устроить это дело.
Тем же днём они занялись более важной задачей, а именно отправились на переговоры с Эдитой Бетельгейзе — матерью Феликса и Астарты Бастовых. Как стало ясно Полине из рассказа Юрца про кошек, те по природе не склонны создавать полные семьи. Коты живут сами по себе, плодятся, зачастую мало интересуясь котятами, а молодняк целиком падает на заботы матерей. Феликс позвонил утром и сообщил Юре, что Эдита ждёт их сегодня в зале баернских ремёсел, и что он сам не поучаствует, так как консультирует клиента по дизайну интерьера.
— Феличе, я погорячился вчера, — услышала Полина слова мужа в телефон, от которых разжало сердце. — Если обидел, прости. И спасибо вам с сестрой за помощь с грифонами.
— Я всегда рад помочь тебе, брат, — донеслось ответное. — Нужна будет поддержка с дудкой, обращайся.
Потом Фел примолк и прежде, чем Юрец ответил «хорошо», добавил:
— Знаешь, там и так понятно, что нужна, короче, по итогам беседы дай нам знать, мы в деле!
Полина до того бывала в Вернисаже раза три — в детстве возили в рамках фестиваля «Золотой грифон» — чёрт, символично-то как! — и Юра дважды знакомил с городскими сокровищами. Полина в предвкушении нарядилась поярче — разговор разговором, но и культурный поход её манил! Юрец специально уточнил у Эдиты, будут ли сегодня запускать в работу знаменитые механические часы-фазан, и обрадовал жену вестью:
— Кошка сказала, ты увидишь их в движении! Сперва потолкуем, потом погуляем, а потом покажем тебе местное чудо техники!
Полина просияла и захлопала в ладоши, чем умилила Юру.
Вернисаж не мог не впечатлять. Высоченные залы, древнеэллинские атлеты и боги, высеченные из мрамора, полотна старых мастеров — размером в четыре Полины. Это же сколько надо труда, чтобы написать такое! А сколько умения, краски… А сохранить для потомков! Глаза разбегались. Полина шла за Юрой, то и дело ахая то на прекрасную девушку, словно желающую спрыгнуть танцевать со старого холста, то на каменного парня, у которого были вырезаны даже все жилки на ступнях и почти угадывалось живое биение. Она замирала у стендов, чтобы попялиться на мастерство художников, и тогда Юрец возвращался за ней, брал за плечи и уводил силой. Их ждали в зале баернских ремёсел.
Мама Феликса и Астарты оказалась небольшой строго одетой кошкой с грустыми внимательными глазами — из-за величины и разреза делавшими её похожей на лемура. Среди чёрных волос в причёску Эдиты закрались две седых полосы — справа и слева. Полина вспомнила, что у Фела на тех же местах было совсем по чуть-чуть белых прядей.
Или это окрас?
Эдита вежливо подала руку сперва Юре и затем Полине.
— Пойдёмте, я покажу вам артефакт. — Голос у неё напоминал сильный и властный дочерин, но звучал заметно мягче. По-видимому, эта кошка многое пережила и старалась смирять характер.
Один из крысоловов-хранителей Вернисажа и тоже, разумеется, жрица Бастет.
Эдита повела их через многочисленные пронумерованные залы, и Полине только оставалось, что мельком выхватывать вниманием то один шедевр, то другой. С превеликим сожалением она пересекла зал фломастерских гениев, догоняя Юру, и лишь успела засечь в маленьком квадрате рамы женщину с младенцем…
— Прошу. — Эдита довела гостей и остановилась перед стендом с деревянными предметами быта. Едва взглянув за пуленепробиваемое стекло с сигналкой, Полина наполнилась неизведанным ранее воодушевлением. Её пальцы защипало, как от перца, а рука сама потянулась к простой тёмной дудке без клапанов и клавиш, но с дырочками и вставленной тростью. На табличке значилось:
«Шалмей пастуха, Гамильтон, неизвестный резчик, XIII век».
Папа говорил про шалмей…
Дрожь охватила Полину, как перед важным выступлением, в голове понеслись мутные кадры из средневекового прошлого. Грязные городки, дальние дороги, крысы, льющиеся многоспинной волной по мощеным камнем улицам. И марш, боевой марш, знакомый ей с детства… Полина поёжилась, отдернула руку и с задорной улыбкой шепнула Юрцу:
— Да. Это она, та самая дудка. Я чувствую её силу.
— Огонь, — одобрил Юрец, сверкнув глазом.
— Я полагаю, грифоны не сподобились сообщить вам мелодию, так как не увидели этот инструмент. Это своеобразный ключ, оставленный трубадурами аптекарю, — пояснила Эдита.
Супруги Альбрандты озадаченно переглянулись, оба чувствуя себя дураками.
— Так вот в чём беда. — Юра поскрёб бородку. — Стоило сложить два плюс два.
— Ну и ладно. — Полина накрыла его запястье ладонью. — Зато теперь мы пойдём верным путём, и грифоны нам подчинятся.
— После моих люлей? Осталось понять, как заполучить дудку.
— Сегодня ночью по плану инвентаризация, — подсказала Эдита. — Мы систематически этим занимаемся. Кошки-хранители будут в полном составе. Если сможете провести девушку, Юрий…
— Она мне жена, — поправил её тот.
— Поздравляю, удачная партия для гаммы-один, — хитро улыбнулась кошка. — Если сможете провести жену мимо камур, то мы вам окажем содействие. Сигнализацию, сами понимаете, в зале ремёсел отключат.
Это было утешение, но небольшое. Полина понятия не имела, как ей, при всей её миниатюрности, удастся прошмыгнуть мимо камер, но Юра выставил руку, мол, предоставь это мне.
Они отпустили кошку и продолжили бродить по Вернисажу, причём Юра расслабился и принялся подшучивать над изображённым на экспонатах.
— Смотри, мужик какой грустный стоит. Ну правильно, без рук чего радоваться. И в носу не поковырять, и подрочить нечем. О, какая миленькая супница, нам бы такую… А, — Юра присмотрелся, — погребальная урна. Сразу видно, человек был крупный, праха много получилось.
Полина слушала этот бред, и её уши краснели. Она вспомнила, каким бывает муж в мирное время — с одной стороны это радовало, а с другой — ну как можно глумиться над шедеврами? Хоть и очень смешно.
А потом все посетители Вернисажа собрались около парадной лестницы, где за большой стеклянной витриной стояло раскидистое золотое дерево с механическим фазаном и другими искусно сделанными зверюшками. Полина ждала вместе с другими, кто-то опять достал для съёмки телефон. Но портить момент увековечиванием не хотелось. В конце концов, она тут жила и могла уговорить Юру побывать на заводе часов ещё не раз!
Если их не убьёт чума или крысиный король…
А если убьёт, то и съёмка ей не пригодится!
Полина крепче обняла мужа и прижалась к его боку. И вот, ровно в семь, к витрине пришёл старичок-механик, в подвадках которого также угадывался кот. Отпер дверь, проник внутрь, к часам, достал второй ключ — золотой — из тайничка в подножии дерева. Завёл часы — их ходики и шестерёнки пришли в движение, сидящая рядом с фазаном сова открыла глаза и завертела головой. Белочка начала подёргивать хвостиком, листочки на дереве затрепетали. Потом ожил фазан. Будто бы проснулся, изогнул длинную шею, встряхнул перьями, расправил огромный, невероятно детализированный хвост, повернулся к зрителям и обратно. Пропел, сложил хвост и замер.
— Спасибо! Это всё, — объявил старичок, убрал ключ и вышел. Полина стояла и чего-то ждала — вдруг фазан опять распушит хвост и запоёт?
— Пойдём? — вернул к реальности муж.