Макс.

Полина поздно поняла, что сидит, уронив лоб на стол, и заливает его беззвучными слезами. За полгода жизни в Невгороде она привыкла рыдать беззвучно. Видел бы её сейчас Юра. Но он не вернётся домой — он всё взял для какой-то своей субботней тайной цели. Сложил накопленное за неделю доверие в эту придурошную спортивную сумку.

Если бы он не уезжал, Полина клялась себе, она бы нашла силы забыть Макса. Но не вот так. Юра словно все прочие дни извинялся за субботы, стараясь быть идеальным, но…

Мало. Этого было мало. Полина без надежды глянула на телефон. Там до сих пор остался записан номер Максима Алешковского, как на беду по соседству с Юриным, и они оба казались Полине предателями. Обоим позвонить было нельзя — Юра не брал трубку, а Максу — просто незачем. Незачем было и волновать папу с мамой. Ещё не хватало, чтобы они начали переживать. Венедикту Карловичу позвонить не позволяла гордость. Кто она ему такая, чтобы жаловаться на сына…

Полина кинула чая в пресс и принялась болтать ручку.

Подозрения в измене рождались сами собой. А что бы им было не рождаться? Юра бросал её на выходные, ночевал не пойми где, невесть с кем. Возвращался в воскресенье и подолгу сидел безучастный вот на этом самом месте, хмуро глядя туда же, в залив. И лишь к середине дня мало-мальски отходил.

Почему, зачем, какого дьявола? Что он там делал?

С Максом Полина не жила и не состояла в отношениях. Как сказал бы он — дружила. Как сказала бы Полина — таскалась хвостиком, изнывая от ревности. Макс ничего ей не обещал, но и отпускать не отпускал. И не держал. Принимал любовь по-своему. Полина могла гулять с ним, готовить ему печенье, обсуждать музыку — сколько угодно, и в те моменты ей думалось, что ещё немного, ещё одно необходимое движение вперёд — и он раскроется ей. Но движение за движением — Полина карабкалась из волчьей ямы, куда сама себя загнала, и скатывалась в отчаяние. Макс гулял с другими. Играл этюды с другими. Ел чужие сладости и приглашал чужих девочек на их с Полиной совместные концерты. И тогда, принимая овации, Полина видела, как по-сумасшедшему смотрят на её Макса эти сучки, эти его девочки, несущие ему цветы, сидящие зачастую вместе на одном ряду и никого, кроме Макса, не замечающие. В такие моменты ей хотелось разбить скрипку ему об голову. Ей хотелось взрезать его смычком себе вены, перепилить руки, чтобы больше никогда не вестись на это. Чтобы больше не играть, не выступать. Не чувствовать.

А потом случился Юра.

Чай скоро кончился, а тревожность никуда не делась. Полина дошла до зеркала в ванной и уставилась на себя — измученную, с красным от слёз лицом в ореоле красных же волос. Облизнула полные, приятной формы губки. Пригляделась к милым веснушкам на носу, к печальным фруктово-зелёным глазам. Расстегнула мягкую домашнюю рубашку, оценивая идеально круглую крепкую грудь с маленькими розовыми сосками. Ничего отвращающего, ни одного изъяна, за который бы можно было ненавидеть. Вздохнула, точно выдав рваный темп стаккато.

— Я же красивая… — шепнула себе и ощутила, как губы вновь смочились солёными слезами. — Я же красивая и верная. Что со мной не так? Почему это всё — мне?

Включила душ и привычным движением сполоснула отражение в зеркале, чтобы оно тоже развеялось. И принялась умываться. Завтра предстоял нелёгкий рабочий день.

Нужно было хоть как-то выспаться.

Назавтра Полина, по привычке доверив обручальное кольцо кармашку рюкзака, гремела грязными поилками и убеждала себя в том, что ей плевать на Макса, поскольку она замужем за другим, и плевать на Юру, поскольку она его не любит. Плевать на всех, кроме животных. Вот Перчик точно никогда не предаст! Мозгов не хватит. Перчик смирно сидел у Полины на толстовке и время от времени получал чмок в шипастое темечко с окошком третьего глаза ровно посередине.

По счастью к полудню в магазине наметилась движуха, и покупатели заставили Полину отвлечься от переживаний. Ещё и дождь зарядил, и Полина злорадствовала, что, где бы ни таскался её муж, погода подпортила ему праздник! Люди приходили мокрые, а уходили довольные, кто с покупками, кто с хорошим настроением. Сосед Перчика, красавец эублефар, нашёл новый дом у симпатичной голубоглазой девочки. Другая дама увезла питона с полной комплектацией. Жизнь продолжалась.

В самый разгар ливня дверной колокольчик забесился, и в магазин, блестя шлемом, втёк мотоциклист. Полина увидела его и ахнула, узнав Феликса Бастова. Тот обнажил голову, стянув подшлемник, и пригладил влажные от дождя смоляные волосы. Осмотрелся и направился прямиком к Полине.

— Продавец свободен?

— Оу-ау, да, — Полина не сразу вернула себе дар речи. Феликс обворожительно улыбнулся — на сей раз вблизи, и продемонстрировал белые, хоть и немного острые, зубы. Сузил жёлтые глазищи, эти два прожектора обаяния, чуть склонил голову к уху. Промурлыкал:

— У тебя интересная аура. Спорю, ты творческий человечек. И почему мы раньше не общались?

— А-а-а, да, — Полина остро захотела убиться о паука — зачем такая тупица нужна в магазине!

— Мне бы крысок пачки три.

— Умерщвлё… Ой. В смысле опушённых? — Полина ссутуленной тенью посеменила к морозильнику. Феликс за её спиной открыто рассмеялся.

— Умурщвлённых! Ох. Ты прелесть. Взрослых. И покрупнее.

Не теряться. Залезть в ящик. Нащупать пачку потяжелее. Показать чёртовых крыс, лежащих рядком в пакете.

— Та-аких?

— Да, отличный выбор. Я же говорю, аура потрясная. Сразу угадала размурчик, мр.

— Чиво?

— Крыс, крыс, — Феликс выстрелил в неё лукавым взглядом, и Полине показалось, что её раскроил лазер. — Эксперт по крысам.

Вот же! Безобразие так пялиться на продавца!

— Апа-пожалуйста. — Полина кивнула, изо всех сил держась прямо и не пытаясь уползти за стенд с корягами.

— Ещё крыс.

— А?

— Ещё две пачки таких же крыс, прелесть, будь добра, дай мне, — он продолжал облизывать её напряжённую фигурку золотистым взором и смеялся. Нагло, ослепительно.

Сука. За что.

— Вот. — Полина протянула товар, радуясь близости морозилки к её пылающим щекам.

— Спасибо. — Перчатка из мягкой кожи нарочно коснулась её пальцев. — Красивая ящерка у тебя. В тон рыжести.

— Что?

— Ящерка. У тебя на спине ящерка. — Феликс снял с Полины и протянул ей Перчика. — Забыла?

— Извините, — невпопад ответила она и удостоилась новой порции веселья. Феликс снял перчатку и неожиданно выудил из забранных в хвост локонов Полины кокосовое волоконце.

— Твои волосы невероятные. Так тянуло дотронуться. Живое пламя. Ты, наверное, хорошо разбираешься в змеях?

— Я⁈ — Полина молилась о том, чтобы пульс прекратил хлестать её кровью по лицу, или вообще прекратился — так было бы даже лучше. — Я… Разбираюсь.

Зачем она это сказала? Она же не разбиралась.

— Славно. У меня бывают вопросы по моим шнуркам, не могла бы ты оставить мне телефончик? Для связи. А я бы у тебя что-нибудь заказывал.

— К-конечно.

В любой, самой паршивой ситуации нужно выставлять себя профессионалом. Полина знала это. Она профессионал. И неважно, что другие девчонки соображают по рептилиям в разы больше. И питонов Бастова знают чуть ли не в лицо.

Он спросил её телефон! И Полина дала. Путаясь в цифрах, чуть не хрипя и запихивая Перчика в карман толстовки, но дала. Видела, как Феликс набирает на аппарате, спрятанном в защитный корпус с головой кошки, её номер. Приняла вызов и сохранила в конце книги.

— Я знал, что могу на тебя рассчитывать! Буду консультироваться! Хорошего дня, прелесть! — На прощание он помахал грызунами и удалился с загадочным видом.

К Полине подлезла Иринка. Фыркнула в сторону колокольчика и ливневой завесы.

— Чего это он? Обычно мы консультируем Асту. Она с питонами возится, а он так, параллельно. И куда ему столько крыс? Недавно же брали. Жрёт он их, что ли?

— Сама не знаю. — Полина от греха подальше усадила Перчика в террариум, уже сто раз пожалев, что так легко дала Феликсу номер.