Поежилась. День хоть и выдался теплым, снежным, мороз все же щипал и щеки и кончик носа.

А что если она всего лишь по нужде? И сейчас вернется?

Ева моментально взбодрившись от прилива адреналина и мелькающих перед глазами сцен, прошла вытянувшись по дощатому полу двора, добавляя к ее следам свои, выглянула за угол — заснеженный островок, по-видимому огород, а за ним в метрах пятнадцати черные и серые кресты и надгробия.

Перевела взгляд с погоста на следы и испуганно замерла. Следы незнакомки исчезали аккурат посреди невинно чистого снежного полотна. Вот есть отпечатки ее ног, идущих прямо в сторону погоста, а вот и нет. Сколько она прошла? Три метра, не больше. И испарилась? Ни в метре справа, ни с лева, ни впереди, нигде вокруг не было больше и следа! Снег лежал нетронутым покрывалом. Просто исчезла.

По телу прошел озноб. Снова что-то гаденькое и мерзко шепчущее завелось в груди. Ну не могла же она испариться? Исчезнуть? Взлететь? Не могла. Не умеют так люди. Не должна. Голова закружилась. А вот провалиться сквозь землю, куда ей и дорога, по-видимому, очень даже сумела.

Ева стояла неподвижно, замерев на одном месте. И не верила своим глазам, отгоняла дурные мысли. Неправдоподобные! Такого не бывает!

Но конечно же всё понимала. Если она только иногда слышит и видит мелькающие тени, то Никита, видимо, давно уже с ними на «ты».

В полуметре от неё на девственно чистом снегу виднелись два отпечатка босых ног. Шаг, второй, словно в разбеге и незнакомка испаряется, растворяется словно призрак. Но не на метле же она взлетела!

По телу вновь рассыпался колючий холод.

Впереди в десятке метров, аккурат за покосившимся забором — старый погост. Кресты и надгробия припорошены снегом.

Она облизнула пересохшие губы. Вдруг за спиной что-то скрипнуло, и раздались еле слышные шаги, и буквально физически она ощутила чей-то пристальный взгляд. В затылок.

Спину зажгло, дыхание перехватило.

Неужели она ошиблась с дурацкими выводами и незнакомка, заприметив ее просто спряталась? Но зачем?

Утреннее солнце ласково серебрило заснеженную землю, ветер сошел на нет. И в этой идеалистическом единение природы и внешнего мира, она вдруг отчетливо ощутила дыхание смерти.

Обернулась быстро, резко, молниеносно.

Покачнулась. В проеме старого деревянного сарая мелькнула тень. Незнакомка оказалась и на этот раз проворней. Только вот к чему все эти прятки?

Еву затрясло. Неровной походкой она вернулась во двор и завороженно остановилась. Никита стоял напротив крыльца, чуть поодаль от неё, спиной к ней и умывался колодезной водой.

Высокий. Крепкий. Обворожительный.

Она сглотнула слюни, прошептала тихое:

— Привет.

Он замер.

Вода потекла по рукам и серебряными каплями коснулась его ног. Издал то ли усмешку, то ли удивленный вздох. Схватил с полена полотенце, обмакнул лицо и повернулся. В глазах удивление и растерянность. Не ожидал. Совсем не ожидал. Ева кажется, застала его врасплох.

— Привет, мелкая, — прошептал он хриплым голосом и, улыбнувшись, откашлялся.

Мягкий блеск в глазах. Он огорошен, но рад. Она улыбнулась.

— Привет, ты как здесь оказалась?

Он двинулся к ней навстречу, а сам вдруг перевел глаза за её спину. Значит, эта девка действительно все еще там. А он переживает, не увидела ли она ее? Ох, как мило. До тошноты и скрежета зубов.

— Как ты? — он вдруг прижал к себе сильно — ни вдохнуть, ни выдохнуть. И ведь даже не спрашивает, почему Ева с той стороны явилась, оттуда, где нет входа с улицы, а только старый погост.

Ева выдохнула, чуть отстранилась и с удивлением вдруг отметила, что в минус двадцать он голый по пояс и, тем не менее, тело его такое горячее и обжигающее. И ему действительно совсем не холодно.

Жаркая у них была ночка, ничего не скажешь.

— Пойдем в дом, ты продрогла вся. И я очень рад, что ты теперь моя…пара.

Он обхватил её, дрожащую и повёл к крыльцу.

Он снова оборачивается к дороге. На обочине напротив дома стоит только его внедорожник.

— Я тоже рада. Только вот ты водишь дружбу с низшими, а я только с лесными. Да и те меня сторонятся.

— Не доверяют еще просто. Но сейчас твоя сила проявится и ты так же, как и я начнешь всё понимать. И они сами к тебе придут.

Звучало страшно, но разве не к этому её готовили? Что уж теперь...

Он взволновано заглянул в её лицо, дернул на себя дверь и протолкнул Еву внутрь.

Никакого коридора, как у соседки Галины, к примеру не было. Она не часто бывала в домах у соседей, только вот у старой Галины.

Они сразу же попали в большую комнату. Тепло. В печке чуть слышно потрескивают дрова. Где-то в глубине дома, очевидно в другой комнате слышен шум телевизора. На этой улице есть электричество, да здесь вообще жили не последние люди общины. А Никита как раз-таки сын одного из них.

Ева разулась и пошла вслед за ним, на кухню. Миновали гостиную, коридор, открытая дверь спальни. И за секунду, за мгновение, что шла мимо, она жадно успела выхватить глазами мебель, элементы интерьера. И увидела, ясно увидела — постель, не застеленную ото сна — если сон имел место быть этой ночью! — огромная кровать, чайный столик, бутылка виски на нём, один бокал. Один. Конечно, зачем второй? Нечисть же не пьет, а вот потешиться в постели явно не прочь…

Ева обернулась.

Никита стоит и прожигает её взглядом. Сейчас кажется что за его спиной черный туман, а глаза его темные-темные. И нет, он совсем не в ее вкусе, до Мити ему далеко.

— Чай? И давай ты мне всё не спеша, и главное по порядку расскажешь — что думаешь, и что тебя волнует?

В тот вечер Ева вернулась к Галине, поделиться по-соседски что познакомилась, наконец, со своим напарником. Поделилась и о том, что он намного сильнее, что владеет силой и легко находит контакт с другими. Сказала и про наглую девицу, отличающуюся от знакомых лесных. Те скромно тусят у озер да болот, а эта даже одежды модные носит!

— Ой, господи, Ева, а ты с кем связалась то? — усмехнулась соседка.

Стрельнула в неё черными глазами.

— Никиткина мать колдует, а отец за лесом смотрит уж с десяток лет. Нечисть в их дом без приглашения ходит! Конечно, он многое видит. А одежды у той могут быть разные: всё что придумает то и на ней. Ты видишь оно, он другое, скорее всего вообще без одежды она для него, а я бы увидала третье. Морок бесовской это, вот и все. Ну что ты? Смотришь на меня так? Кажись и вправду ничего о нем не знала?

Ева пожала плечами, ощущая дрожь.

— Кажется, немного знала. А подробней вашу версию можно? Знать ведь можно многое, всякое.

— Многое. — Галина промокнула кухонным полотенцем блестящий лоб. В избе и вправду стояла жара от протопившейся печки. Плюхнулась на табурет у окна.

Для своих лет очень резво плюхнулась. Да и выглядела она сегодня иначе — словно молодильных яблок объелась. Да только ж таких не существует, или…?

— Многое-многое можно знать и вместе с тем не знать ничего.

Ева мотнула головой.

— Всё то вы загадками говорите.

— Да просто не хочу лезть туда, куда меня не просят. Он мне спасибо за это не скажет, а ты так тем более. А мы на Никитку молимся здесь. Только он и спасает. Раньше бабка его, а теперь вот он.

Ева скривилась так, словно проглотила половину лимона.

— Ой, а ты ведь и вправду о нем не знавши ничего. Влюбилась, да, девонька?

Поперхнулась. Покраснела, заерзала, облизывая губы. Немного нравится, но это точно не любовь.

— Что вы несете, извиняюсь. При чем здесь это. Вы не правы в своих догадках — я его не люблю и кое-что мне о нем известно, в интернате разные слухи ходили.

Соседка улыбнулась, выглядывая в окно. Ночь на дворе темная-темная. В городах таких ночей нет. А небо…

— Не ходи сейчас к нему. Поздно уже. С утра увидитесь.

— Как это? Он сказал книгу принести по тайге, что мне на выпускной подарили. Мы по ней карту леса делить хотели. На участки, чтобы проще было наблюдать. — Ева выдохнула. Сердцем, чуя неладное отдернула со своей стороны шторку и припала лбом к холодному стеклу. На темной улице мелькали тени.