«Второй Джаллад» — думал я. — «Тот, будучи армянином-протестантом, возмущался антинациональными склонностями армян-протестантов, а этот — армянин-католик негодует против антинациональных устремлений армян-католиков. Но Джаллад был священником… Быть может, и этот какой-нибудь новопосвященный монах!».

— Нет, — разрешил мои сомнения Аслан, — вначале, правда, он дал обет вступить в духовное братство, но потом раздумал.

— Он останется здесь?

— Да.

— С какой целью?

— Будет работать среди армян-католиков.

— Он послан сюда мхитаристами?

— Нет, он человек вполне независимый, притом получил от отца порядочное наследство.

— А иезуиты не будут преследовать его?

— Будут. Но если бояться преследований, не стоит и приниматься за работу. У него хватит храбрости и мужества для дела.

В течение двух часов мы ехали на восток по возделанным полям и живописным зеленеющим долинам. Но вот вдали показался Астхаберд. Он стоял на одном из отрогов Тавра и, казалось, бросал гневные взоры на простиравшиеся перед ним обширные равнины и глубокие ущелья… Сердце во мне затрепетало. Мы подъезжали к крепости армянской богини! Именно здесь принимала богиня Тарона нашего непобедимого великана Ваагна. Здесь, в объятиях красавицы-богини, вкушал он отдых после ужасных битв с вишапами. Любовь и ласка легко утоляли истому доблестного мужа.

Мы подъехали к подошве горы. Проводник остался при лошадях, а мы поднялись на гору. Большая часть крепостной стены и несколько огромных башен сохранились в целости. Но внутренние строения представляли печальную картину разрушения. Перед нами предстали подземные комнаты с каменными стенами, пещеры, наполовину засыпанные землей. По всему было заметно, что не время постепенно сокрушало и превращало в развалину эту чудесную крепость, а она пала жертвой ужасающего внезапного разрушения. Местами из-под земли выглядывали концы обуглившихся бревен — следы всепожирающего огня.

Аслан присел на камень, поросший зеленым бархатистым мохом, и предложил мне сесть рядом с ним. Лучи солнца освещали его задумчивое лицо. Я никогда не видел его в таком состоянии, он всецело был поглощен своими мыслями. Несколько минут он молча глядел на колючий терновник, выглядывавший из щели разрушенного пьедестала колонны и покрывавший своими мелкими листочками его изумительно красивую резьбу. Затем он обратился ко мне со словами:

— Я привел сюда тебя, Фархат, не для того, чтобы показать крепость, но с совершенно иной целью. Крепостей, руин мы видели много за наше путешествие, и ты мог составить по ним понятие о нашей родине. Я привел тебя сюда, чтоб на месте происшествий рассказать о том, что до сих пор скрывал от тебя, о чем ты горел желанием узнать. Ты должен знать все, так как скоро мы расстанемся…

Последнее слово стрелой вонзилось мне в сердце. Я вздрогнул всем телом. Расстаться с Асланом, кого я уважал, кого я так любил, кто оказал сильное влияние на мой характер и на мое развитие — было ужасно!

— Я не буду передавать тебе древних сказаний и народных преданий об этой крепости. Скажу только, что крепость принадлежала армянским князьям Тарона, а затем была разрушена во время арабского нашествия на Армению племянником Магомета Абдурагимом. Дальнейшая судьба крепости мне неизвестна. В последнее время ее восстановил и проживал в ней наш общий благодетель — охотник Аво.

При имени охотника Аво я не мог сдержать себя: ведь я сидел на руинах, некогда принадлежавших честнейшему и благороднейшему человеку!..

— Это его крепость? — воскликнул я, — здесь произошла та ужасная резня, уничтожившая всю семью его? Здесь он сделался жертвой изменников-сородичей и пал под ударами вражеских сабель? Я вижу следы пожара, вижу всё… всё…

— Да, именно здесь, — повторил Аслан растроганным голосом, — но местà жительства его менялись столь же часто, как и его злополучная судьба. Одно время он проживал в горах Сасуна, затем в Мокской стране и, наконец, здесь. Повсюду злоключения преследовали его, словно он был рожден для борьбы с тяжелыми условиями в течение всей жизни… Ты, Фархат, знаешь его прошлое, знаешь, кто он и в результате каких плачевных обстоятельств попал в Персию. Излишне повторять все это. Тебе известно и то, какую нищенскую жизнь вел в Персии властитель Астхаберда, скрываясь в неизвестности под именем простого охотника Аво. Но одно обстоятельство неизвестно тебе. Выслушай меня.

Я весь превратился во внимание.

— Ты, вероятно, помнишь, как я, Каро и Саго покинули одновременно школу тер Тодика и исчезли. Прошли года, и на родине никто ничего не знал о нас: все считали нас пропавшими. Но где находились мы тогда, что мы делали — ты не знаешь. Об этом именно я хочу поведать тебе, так как с этим связана другая благородная черта характера владельца крепости, охотника Аво.

Аслан на минуту приумолк, видно, он хотел привести в порядок воспоминания прошлого.

— Да… Как раз в то время, когда мы покинули школу тер Тодика, через Салмаст проезжал путешественник-американец, ученый старец, совершавший путешествие по Персии с научными целями. Из-за болезни он принужден был задержаться на несколько недель в Салмасте. Случайно познакомился с охотником. Последний, узнав, что ученый интересуется древностями, показал ему саблю, на которой было вырезано имя одного из древних халифов Багдада. Американец предложил ему крупную сумму за редкостное оружие. Охотник отказался от денег и изъявил желание подарить американцу саблю, если тот исполнит его просьбу. Просьба заключалась в следующем: американец должен был взять с собой на родину меня, Каро и Саго и там определить нас в школу. Все дорожные издержки и расходы на образование — до его завершения — брал на себя охотник.

— А откуда у него деньги? — прервал я Аслана.

— Во время разгрома крепости сокровища охотника зарыты были в земле и не попали в руки врагов. Спустя много лет, когда охотника считали уже погибшим, он отправил в эти края Мхэ; тот достал сокровища и переслал в Персию. Словом, деньги у него были. Старик-американец весьма охотно принял предложение охотника; ему доставило большое удовольствие привезти в Америку детей из темной, лишенной европейского просвещения, Азии и дать им образование. Я помню хорошо его слова, обращенные к охотнику: «Я возьму с собой этих милых юношей; они доставят моим соотечественникам больше удовольствия, чем вывезенные из Азии редкости». Охотник расцеловал нас и благословил.

Сердце мое затрепетало. Я испытывал чувство зависти: почему охотник не отправил и меня в страну техники, почему он оставил меня в школе тер Тодика, дал вконец притупиться моим способностям.

— Мистер Фишер, наш благодетель, был по национальности англичанин, член научного общества в Нью-Йорке. Прошло несколько месяцев, пока мы проехали Персию, Афганистан, Индию и оттуда морским путем доехали до Америки. Излишне говорить о том, какой отеческой заботой окружил нас в долгом и трудном пути добросердечный старик. Скажу только, что мы приехали в Нью-Йорк вполне здоровыми. В многолюдном американском городе мы вызвали большой интерес нашими костюмами, обликом и привычками. Ученый путешественник поместил среди собранных им в Азии коллекций — также и нас… Он организовал ряд лекций по поводу своего путешествия, и темой первой лекции явились — мы. Зал был переполнен слушателями. По одну сторону кафедры лектора сидели я и Каро, по другую — Саго и мальчик-армянин с острова Ява. Зрители смотрели на нас, как на вывезенных из неизвестной страны дикарей. Красноречивый путешественник рассказывал и указывал пальцем на нас… В начале своей лекции он описал мрак невежества Азии, необразованность и вытекающее отсюда плачевное состояние народа. Затем, перейдя к частностям, заговорил об армянском народе, о его историческом прошлом, о том, какую роль играли армяне при римских и византийских императорах, во время крестовых походов, в борьбе с магометанами и, наконец, о современных нуждах армянского народа.

Развивая свои положения, ученый-путешественник пришел к выводу, что армяне могут послужить прекрасным проводником европейской культуры в Азии. «Мы вступили в Азию, — сказал он, — с нашими миссионерами и евангелием — и тем самым вызвали у всех негодование, так как религиозные традиции в течение ряда веков пустили глубокие корни в народе. Мы задели нежнейшие струны его души и чувств и вызвали отвращение к себе, к тому свету, который мы желаем распространить в Азии. Миссионеры сослужили плохую службу: мы поселяли раздор в чужой стране. Попытаемся же помочь Азии, отправив туда настоящих апостолов знания и науки, и тогда, я уверен, они полюбят нас. Предоставим им свободу в вопросах веры. Азия — создательница религии, она создаст сама для себя новую веру, если будет необходимость». И он закончил лекцию словами: «Азия дала нам первоначальные научные сведения, а сама состарилась и застыла в неподвижности. Мы — ее передовые ученики — должны быть признательны нашему старому учителю. Возвратим ему сторицею полученное нами: пусть она вновь возродится и заживет новой и кипучей жизнью. С этой именно целью я привез из Азии сих юнцов, являющихся украшением нашего собрания». Гром аплодисментов потряс огромный зал. Четверо из присутствовавших подошли к лектору, пожали ему руку и заявили, что желают усыновить нас и дать нам образование. Меня взяла одна вдова, Каро — какой-то землевладелец, Саго — хозяин фабрики, а Рафаэла — так звали юношу из Явы — один ремесленник.