Скopo она опять вернулась и на этот раз принесла глиняный кувшин с вином. Ее глаза встретились с моими и я заметил на ее лице выражение какого-то волнения. Она быстро вышла из комнаты, очевидно за тем, чтоб сообщить отцу обо мне.

Тогда мои товарищи относились ко мне еще с некоторым пренебрежением, очевидно поэтому никто из них не потрудился меня представить охотнику. А сам охотник, по-видимому, был так занят своими гостями, что меня не заметил или же не узнал. Последнее было вероятнее.

— Где, где он? — воскликнул охотник, вдруг влетая в комнату. — Где Фархат?

Я подошел к нему.

— Милый мой, Фархат. Ты ли это? Золото ты мое! — говорил он, обнимая меня и горячо целуя. И радостные слезы лились из его глаз на его седую бороду. — Да хранит тебя бог, сын мой! Как ты вырос, как возмужал! Где ты его нашел, Каро? Ведь я бы его не узнал, если бы Маро мне не сказала, что это Фархат. Каро вкратце рассказал где и в каком положении он меня нашел. Охотник долго смеялся.

— Я знал, что ты убежишь от этого окаянного твоего учителя, — говорил он. — Но как жаль, что ты так долго оставался в этом аду. — Адом он называл школу отца Тодика. Это слово опять напомнило мне муки, о которых я было стал забывать. Прекрасная Маро издали смотрела на отца, который так ласково говорил со мной и мне казалось, что ей тоже хотелось бы подойти ко мне и сказать: «И я рада Фархат, что вижу тебя». Но стыдливость армянки закрыла ей уста, и ее радость я прочел на ее просиявшем лице.

Охотник спрашивал о моей матери, сестрах, об их положении, о том, как им живется. Он ободрил меня, говоря, что у меня будет возможность им помочь, позаботиться об их благополучии и утешить их. Затем он выразил свою радость по поводу того, что я попал в кружок таких людей, как Каро и уверял, что это общество будет мне полезно. После этого он обратился к Маро:

— Ты что не подойдешь, не спросишь о Марии и Магдалине? Помнишь, как вы были с ними подругами и как рвали друг у друга волосы и царапали друг другу лицо? Но все же в конце концов мирились. Не правда ли, моя кошечка? Помнишь, да?

Я вспомнил ту вьюжную, бурную ночь, когда мы сидели в холодной, как могила комнате. Мать шила, а я возился у печки. Тусклый свет, как взор умирающего еле мерцал. Вдруг вбежала к нам живая, как чертенок, Маро. Даже ее проказы и злые шутки были милы. Я вспомнил, как она обняла мою мать и без конца болтала. Она радовалась тому, что на дворе много выпало снегу и с восторгом говорила о том, как она будет завтра кувыркаться в нем. Вспомнил я, как она набросилась на Марию и чуть было не задушила ее. Вспомнил, как она выбежала из нашей хаты и исчезла во мраке ночи…

Я живо вспомнил ту девочку-проказницу, которая теперь стояла передо мной стройная и прекрасная, как ангел. Те же огненные глаза пылали на ее чудесном, возбужденном лице, сияла та же светлая улыбка.

Несмотря на приглашение, отца, Маро не подошла ко мне. Только засмеялась и выбежала из комнаты. Но я стеснялся не меньше ее, и мы оба онемели. Я не знал, что ей сказать, с чего начать разговор и поэтому очень был рад, когда она вышла из комнаты и тем самым вывела меня из неловкого положения. И тут только я почувствовал, как я невоспитан и дик, как меня исковеркала школа.

Наши ребята уже сели за ужин. Аво тоже присел к нам. Маро прислуживала. Она то подавала, то уносила что-нибудь. Видно было, что хозяин ждал гостей и заранее приготовился к их приему. Его стол был богат всем, чем богаты земледелец и пастух. Только за ужином я заметил, что лицо охотника избороздили морщины и что его волосы совершенно поседели. Но он сохранил кипучую энергию и благородную осанку. Есть цветы, которые и при увядании сохраняют благородный свой аромат.

— Фархат, — сказал он, — как только настанет утро, я велю Маро, чтоб она повела тебя и показала наши горы. И ты увидишь как они прекрасны!

Сердце у меня забилось от радости. Я страшно любил горы. На меня, как на жителя равнины, горы производили особенно сильное впечатление. Но еще больше меня радовало то, что в прогулке меня будет сопровождать Маро. Ах, когда же настанет утро? Я не сомневался в том, что Маро будет много говорить, будет расспрашивать о моей матери, о сестрах, о знакомых. Но до утра оставалось еще довольно много времени, так как петухи пока пропели еще только второй раз. Селение К., в котором жил старый охотник, приютилось в горах, которые тянулись длинной цепью, отделяя Салмаст от Ахбака. Ахбак — одна из горных областей Васпуракана. Здесь зима долгая и лето прохладное. Благодаря этому здесь земледелие не процветает, и население занимается главным образом скотоводством.

Даже в самую жаркую пору лета снег в горах не тает. Поэтому воздух здесь пропитан бодрящей влажностью, и никогда не высыхают источники и ручейки, журчащие в ущельях.

Среди гор и долин Ахбака разбросано множество армянских селений, в которых население живет жизнью первобытных людей. Землянки, которые служат жилищем, как для них самих, так и для их скота, представляют из себя какие-то подземные лабиринты. Они почти не возвышаются над поверхностью земли и лишь по утреннему дыму, который подымается из окон прорубленных на крышах домов, можно угадывать, что в этих подземных норах живут люди…

Ранней весной жители этих селений подымаются вместе со своими стадами в горы и там живут в шатрах до поздней осени. В самих селах почти не остается мужского населения. Остаются только старики, которые стерегут дома от воров и поджигателей.

Кроме армян в горах Ахбака бродит множество курдских пастушеских племен, у которых нет оседлости. В теплые месяцы они живут под открытым небом, а зимой устраиваются в армянских селах. При этом каждая армянская семья обязана содержать одну курдскую семью с ее стадом. Армяне терпят из-за этого массу неприятностей и неудобств. Не говоря уже о том, что дом армянского крестьянина очень тесен и еле может вместить его собственную семью, но главное, тут зима долгая, и курд, поселившийся в доме армянина, истощив свои запасы, сидит на шее гостеприимного хозяина дома, которому приходится кормить курда, его семью и стадо до самого того времени, пока в горах снег растает и курд удалится в горы, где он кормится и кормит свое стадо божьей пищей. Всякое сопротивление со стороны армянина влечет за собой опасность для его жизни, так как гость вооружен с ног до головы и пользуется этим оружием, пускает его в ход по своему усмотрению, в виду того, что никакой закон ему этого не запрещает. Эти полудикие племена, которыми управляют шейхи и беки, сохранили все качества народа, который никому не подчиняется и свободу видит в своем оружии и грубом насилии. Злосчастной жертвой этого насилия является народ, который давно уже утратил свою независимость, в котором давно уже угас дух свободы и самозащиты, и который свою голову с немой покорностью склоняет перед всякой неправой силой.

На другой день я проснулся поздно. Никогда в жизни я так не уставал и никогда не спал так долго и так спокойно. Уже никого из моих товарищей не было в комнате, где мы ночевали. Я тотчас оделся и вышел.

Прекрасно утро в горах! Воробьи весело чирикали на тенистых ивах, которые осеняли домик охотника, и в залитом солнцем дворе куры жадно набрасывались на семена, которыми Маро их кормила.

Выйдя из комнаты, я впервые заметил, что дом Аво по чистоте и убранству представлял из себя настоящий дворец в сравнении со всеми остальными домами села. Он был высок и состоял из нескольких комнат с узкими окнами, которые были заклеены бумагой за отсутствием стекол. Стены как снаружи так и изнутри были замазаны белой глиной, которая плотно прилегала к стене и как-то особенно блестела. Часть здания была отведена под хлев, конюшню и сарай. Маро, увидя меня, вбежала со двора в дом и с насмешливой улыбкой сказала:

— Видишь, они ушли, а тебя оставили! Что ты за мужчина? Можно ли так долго спать? Подумаешь, много проехал — уж и устал! Лентяй! Я до самого Варфоломеева монастыря шла пешком и то не уставала. Папа все время предлагал мне сесть на коня, а я ни разу не села, потому что дала обет, что пойду пешком. А когда дошли, поверишь-ли, Фархат, я всю ночь не спала — всю ночь прыгала и плясала… Ах, как хороша была та ночь. Жаль что тебя там не было, Фархат. Всю ночь богомольцы играли и пели, всю ночь до самого рассвета!..