Очень интересны пещеры, где пребывал в схиме Григорий Нарекский. На расстоянии часа ходьбы от деревни Нарек, у берега озера, возвышается громадный утес. В нем имеется несколько больших и малых естественных пещер. Но кроме этих пещер, там же расположено в два яруса девять комнат, выдолбленных с незапамятных времен — пять комнат внизу, четыре наверху. Это каменное жилище армянских троглодитов[123] столь недоступно, находится столь высоко над землей, что проникнуть в него мог лишь чудотворец, подобный Григорию Нарекскому. Входная дверь ведет в первую комнату нижнего яруса, затем несколько внутренних дверей ведут в другие комнаты и выводят во второй ярус. В каждой комнате имеется отверстие в виде окна — все они обращены к морю. Одна из комнат верхнего яруса является часовней с каменным престолом. Здесь пребывал Нарекский, здесь он писал свою чудесную книгу[124]. Отсюда он узрел святую богоматерь с младенцем на руках, увидеть которую он грезил с великим вожделением. На небольшом острове Артер стояла желанная, а озеро пылало в огненных лучах. Нарекский спустился с пещеры, направился к берегу и пошел по воде, как по суше. Когда он дошел до острова, богоматерь передала книгу блаженного святого сыну божьему, сказав: «Ар Тер», то-есть, «Прими, господи!» С тех пор этот маленький остров зовется Артер,

Древняя область Рштуни ныне разделяется на два уезда — Гаваш и Карчкан. Оба зовутся именами своих сел, в которых пребывают уездные начальники. Начиная с Айоц-Дзора, составляющего северо-восточную границу Гаваша, оба названных уезда тянутся по южному берегу Ванского озера вплоть до страны Моков и Бзнуни. Дорога также извивается по берегу, то приближаясь, то отдаляясь от него. Она настолько узка и так крута, так ужасны ее глубокие теснины, что недаром прозвали ее Капан[125]. Среди многочисленных ущелий Армении Капан считается наиболее труднопроходимым. Достаточно несколько вооруженных людей, чтоб целый караван запереть здесь, как птицу в клетке. Дорога извивается по узким ущельям, где с двух сторон высятся неприступные горы. И этот дьявольский лабиринт — единственный караванный путь в Битлис и Муш. Нависшие скалы теснят, давят путника. И только когда выбираешься из этих громадных теснин на просторную равнину Муш, горизонт расступается, начинаешь дышать свободно и легко.

Страна Рштуни! Этот край рашидов (храбрецов) взрастил необычайный народ. Обитатели страны Рштуни тверды, грубы и несокрушимы, подобно своим мрачным лесам и наводящим ужас скалам. Исполинская природа создала народ-исполин. Только здесь вы встретите могучее племя прежних титанов, которое своей храбростью нисколько не уступает соседям-сасунцам. Нельзя не восхищаться этими здоровыми, энергичными, вечно радостными людьми. Они никогда не увядают, подобно вечнозеленым кипарисам своих лесов. Они не стареют, подобно вековым кедрам своих лесных чащ. Обнаженная могучая грудь, крепкие руки, на голове войлочный конусообразный «колоз», обвязанный разноцветными платками, края которых вместе с длинными золотистыми прядями волос ниспадают на широкие плечи; нижняя одежда, засунутая в волосяные полосатые шальвары, короткая «казаха» (куртка), крепость которой, подобно панцирю, в состоянии выдержать удар острейшего кинжала, — вот перед вами сын скалистой страны Рштуни. Вооруженный копьем, он перепрыгивает, словно барс, с одной скалы на другую, его копье с железным наконечником по обоим концам служит ему одновременно и оружием, и опорой: вонзая его в землю, он совершает прыжки через ужасающие пропасти. И все это происходит так быстро, что кажется, будто он носится на крыльях по воздуху. Подошвы его войлочных мягких лаптей усеяны острыми гвоздочками, чтоб не скользить, не спотыкаться во время ходьбы по скалам. За пояс засунут кривой кинжал, рукоятка которого крепко привязана ремешком к ножнам — пока развяжет ремешок и вынет кинжал, гнев его может пройти, если же кинжал обнажен, он не вложит его в ножны до тех пор, пока не обагрит его кровью. С врагами он беспощаден, как лютый зверь, с друзьями кроток, как ангел. Он красив, подобно стройным тополям своих долин. Когда глядит на тебя — ты очарован, его голубые глаза так же лучисты и глубоки, как голубое море, которое плещется о берега его страны. Его мужественное лицо ясно, как небо земли Рштуни. Подобно ясному небу его родины, его спокойное лицо хмурится, мечет молнии, если погода меняется и приближается гроза… Тогда он не говорит, а гремит, и в громе его голоса слышится крепкий говор былых армян, говор грубый и неотесанный. Но эти грубые звуки так дороги твоей душе, так очаровывают тебя, что как бы ты ни был угнетен, вдруг преисполняешься воодушевлением несказанным… Когда видишь его, борющегося своим единственным оружием, копьем, со свирепым, выскочившим из чащи кабаном, воскресает в памяти старинная легенда о «сокрушителе драконов» Ваагне, непобедимом Геркулесе армянском, — вспоминаешь это и восхищаешься храбростью и неустрашимостью его потомков, которые, живя со зверями, научились бороться с лютыми хищниками…

Смеркалось. Накануне в шатре «прорицателя» мы провели бессонную ночь, а теперь всё едем, едем. Наши лошади еле плетутся от усталости, мы так же нуждаемся в отдыхе.

— Падет моя лошадь, — сказал я Мураду, ехавшему рядом со мною.

— Наши лошади исполнили свой долг, вскоре нам самим придется возить их, — смеясь ответил он.

Я не понял этой шутки. Проехавши немного, Мурад сказал:

— Надо спешиться, не то мы с лошадьми полетим в пропасть.

Мы слезли с коней. Узенькая тропинка спускалась в глубь пропасти и, извиваясь по скалистым бокам ее, вновь поднималась из глубины, а затем терялась во мраке леса. Необходимо было одолеть эту бездну, от которой кружилась голова и темнело в глазах.

Держа лошадей за поводья, пошатываясь, спускались мы вниз. Лошади, опустив головы, фыркая и дрожа всем телом, искали надежный камень, чтоб не скатиться в пропасть. После нескольких часов борьбы со скалами, с зарослями кустарников и с вьющимися стеблями дикорастущих растений, мы выбрались из глубины на высокое плато. Перед нами открылась великолепная картина! Я добровольно перенес бы в тысячу раз больше мучений, если б знал заранее, куда ведет наш извилистый, опасный путь, который избрали мы, уклонившись в сторону от большой дороги. Под нами расстилалось беспредельное море[126], окаймленное, подобно зеленой раме, роскошной растительностью. Легкий ветерок колыхал шелковистую траву, сверкавшую под лучами заходившего солнца. Блестящие стебельки, колеблемые ветром, сливали свои светло-зеленые волны с серебристыми волнами озера, которые нежно плескались о берег, словно боялись нарушить таинственную тишину берегов.

Горы пестрели стадами овец, а внизу на заливных лугах, тянувшихся далеко-далеко по берегам озера, паслись стада быков и табуны лошадей. Из ущелья вытекала маленькая речка. Она извивалась по лугу, как бы искала чего-то, журчала и резвилась, подобно шаловливому ребенку — вот она стремительно бросилась на огромные камни, там дальше выворотила корни кустов. Нашумев и напроказив достаточно, удовлетворенная своими проделками, она медленно вливалась в озеро и там утихала, как после многотрудной работы. Разбросанные по ее прозрачному дну разноцветные гальки добродушно смеялись над ее невинными проказами.

Местами виднелись мелкие озерки. Они словно восстали против большого озера, отделились от него и образовали по соседству с ним небольшие самостоятельные водоемы. Хотя бы они объединились между собою! Ведь палящее солнце могло за несколько дней высушить, поглотить их влагу. К тому же тростники так густо покрывали их берега, что душили их своей зеленой мощью, пили их жизненные соки и мешали доступу чистого воздуха. Жалкие озерки превращались в гнилые болота!..