Я удивлялся долготерпению Аслана. Будь на его месте, я б их выгнал из комнаты. Но он и вида не показывал, что проделки купцов противны ему. Наконец, он выбрал несколько вещиц и просил назначить цену.

— Ну что вы, г. доктор! Неужели мы станем с тебя брать деньги. Коли речь зашла о цене — им цены нет.

— Тогда как же я могу приобрести их? — в свою очередь удивился Аслан.

— Берите так, уважаемый доктор, от этого мы не будем в убытке пусть это с нашей стороны будет «пешкеш». Но зато вы увезете хорошую память о нашей стране.

— Благодарю вас, — ответил Аслан, — я уверен, что денег у вас не убудет; по всему видно, что вы люди богатые, но я не привык получать «пешкеши».

Таков уж обычай у азиатских купцов: сперва скажут: «бери даром, это тебе подарочек», а затем, когда предложишь продать, заломят бог весть какую цену.

— Вы не верите, почтенный доктор? — молвил, махтеси Торос, — спросите у моего кума Мко, и он подтвердит вам, как один инглис (англичанин) за эту бычью голову предлагал пятьдесят золотых, но я не отдал. Не так ли, Мко?

— Клянусь моей душой, он говорит правду, — поддакнул кум Мко и приложил руку к сердцу.

Но можно ли было поверить куму Мко, у которого «душа» от постоянных клятвенных заверений совсем износилась.

В свою очередь Мко, когда Аслан взял у него несколько вещиц, привел в свидетели махтеси Тороса, будто тот собственными ушами слышал, как некий «франг» предлагал ему громадную сумму, но он не продал.

— Пусть ослепнут глаза мои от света, виденного в святом храме Иерусалима, пусть буду я одним из тех, кто вбил гвозди в руки Христа, если говорю неправду, — ответил махтеси Торос, — франг предложил ему громадную сумму, но он отказался продать.

— Но я обыкновенный врач, и у меня нет таких денег, — сказал Аслан, передавая обратно выбранные вещи.

— Не стесняйтесь, уважаемый доктор, — заговорили все разом, — берите, мы с вас денег не просим.

На этот раз Аслан вышел из терпения.

— Не знаю, что мне делать с вами: когда хочу купить — заламываете чрезмерно высокую цену, когда отказываюсь — предлагаете взять даром.

Тут купцы заговорили совершенно иным языком: чтоб разжалобить Аслана, прикинулись бедняками: мы-де люди неимущие, терпим нужду, семья у нас на шее, мучимся в руках «нечестивцев», все наше спасение — вот эти вещи и потому вынуждены продавать их так дешево. Даже намекнули: если б нашелся покупатель, они с радостью продали б детей своих, только бы не лишиться таких редкостных вещей.

Чтоб избавиться от гнусных попрошаек, Аслан выбрал несколько вещиц, сказав, что остальные ему не нужны, и бросил купцам деньги, купцы опять рядком выстроились у дверей. Излив весь запас благодарностей и благословений, они хотели было удалиться, но передумали и опять застыли в смешных позах; казалось, вот-вот подымут рёв.

— Имеете еще что-нибудь сказать? — спросил Аслан.

— Ровно ничего… Счастливо оставаться! — ответили они, но не тронулись с места.

Я дал им понять, что нельзя без конца надоедать г. доктору. Махтеси Торос незаметно протянул в мою сторону руку и опять принялся тереть большим пальцем указательный. Другой купец заявил, что у них дома имеются вещи получше: не пожелает ли доктор взглянуть на них.

— А ведь вы уверяли, что у вас больше ничего не имеется! — улыбнулся Аслан.

— Эх, уважаемый доктор, — ответил махтеси Торос, — а вы не знаете турецкую поговорку: «У волка в логове всегда найдется кость».

— Понимаю.

— Прикажете принести?

— Принесите.

Купцы отвесили глубокий поклон и вышли из комнаты. Во дворе махтеси Торос сунул мне в руку пять курушей. В сердцах я хватил его монетой по лбу.

— Что за шутки! — засмеялся он в ответ, поднял с земли монету и сунул в карман. — Ну и горяч же ты, как погляжу!

Эти люди оскорбление принимают за шутку, потому что у них не хватает ни мужества, ни самолюбия ответить на оскорбление оскорблением.

Мать Фаноса издали увидела купцов и позвала.

— Милости просим, махтеси Торос, милости просим, Мко, милости просим, Ако! Куда вы, не пивши, не евши?

Купцы сперва с благодарностью отказались от приглашения: время-де базарное, спешат на рынок, по делам, но затем, чтоб не обидеть старуху, согласились и вошли с ней в погреб, где хранились вина.

— Кто они такие? — заинтересовался я. — Почему с таким уважением отнеслась к ним старуха? — спросил я у слуги, который нес завтрак в подвал.

— Да разве вы не знаете их? Это первые богачи в нашем городе. У свиньи нет столько жиру, сколько у них золота.

Я вернулся в комнату.

— Что за низость, что за подлость! — повторял Аслан, крайне взволнованный, расхаживая по комнате.

— Представь себе, — сказал я Аслану, — эти купцы первые богачи в Ване.

— Я и не сомневался. Ну скажи мне, какое мнение я должен был составить об армянах, если б на самом деле был европейцем? Подобные мерзавцы срамят всю нацию, а европейцы, глядя на них, составляют превратное мнение о нашем народе.

Он бросил взгляд на купленные предметы, швырнул их в сторону.

— Выбрось эти монеты!

— Почему?

— Все они поддельные.

— А ты разве не знал?

— Знал, но все же купил и нарочно выбрал именно поддельные.

— И почему ты пошел на обман?

— Пусть подумают они, что я интересуюсь и занимаюсь только древностями, что я наивный европеец-путешественник и притом плохой археолог.

— Ты боишься их? А чем они опасны?

— Если узнают, что я армянин, они сейчас же выдадут меня.

— А ведь они обещали принести еще вещей — и ты приобретешь?

— Да, приобрету.

Откуда у Аслана столько денег, недоумевал я, он так щедро раздает их, словно луковичную шелуху…

— Сегодня мы отправимся с визитом к епархиальному начальнику, — предупредил меня Аслан, — но к нему с пустыми руками не пойдешь. Надо будет понести подарок, На востоке чиновные лица очень любят получать дары.

И он достал из ящика изящную табакерку,

— Но, ведь, ты паше ничего не понес?

— Взамен я пользую его сына.

Мы сели на лошадей, предоставленных нам мастером Фаносом, и направились в город. Сегодня с нами не было гавазов, мы были одни. По дороге Аслан вновь напомнил мне, чтоб я не забывал своей роли…

Дом епархиального начальника находился рядом с храмом святого знамения.

Помещение, занимаемое архиереем, не отличалось роскошью дворца паши́, но по всему внутреннему устройству очень походило на него. Разница была в том, что тут не было евнухов, чернокожих рабов и гарема. Зато здесь была та же тюрьма, где людей подвергали различного рода взысканиям, где процветало взяточничество, душившее всякое правосудие.

Его преосвященство умел соблюдать внешнее благолепие, подобающее его высокому сану. Навстречу нам высыпала толпа слуг; помогли слезть с лошадей и повели в приемную. Здесь нам пришлось прождать минут десять, прежде чем представиться его преосвященству.

Гостиная, куда нас ввели, была сплошь устлана роскошными коврами. Отсутствовала, как и везде в этом городе, европейская мебель. В почетном углу комнаты, против входа, на мягких подушках, покрытых черным бархатом, сидел его преосвященство; ему было лет под пятьдесят: среднего роста, с роскошной черной с небольшой проседью бородой и с серьезным, подобающим его сану, взглядом. Голову он чуть наклонял набок и имел скромность смотреть снизу вверх. На нем была надета длинная широкая ряса из черного атласа с широкими рукавами на красной шелковой подкладке. Из-под рукавов виднелись красивые подрукавники из розового бархата, застегнутые серебряными пуговицами. В правой руке он держал длинные четки из крупного желтого янтаря, часть которых была обмотана вокруг кисти; на мизинце сверкал архипастырский золотой перстень с крупным розовым камнем. Этот почтенный человек совмещал духовное звание с великолепием властителя.

Аслан подошел к его преосвященству, хотел приложиться к руке, но тот не дозволил, любезно пожал ему руку и усадил его справа, рядом с собой,