Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Я слышал тысячи таких историй и они наполняли мое сердце священным трепетом и горячим благочестием. И я часто думал: «Брошу лучше бренный мир, уйду в горы, поселюсь в пещере, стану отшельником и тогда, может быть, и я стану говорить с ангелами и питаться манной небесной…»

Иногда после чтения кто-либо из старцев задавал моему учителю какой-нибудь глубоко богословский вопрос. И учитель на все его вопросы давал мудрейшие ответы…

Глава 6.

ШКОЛА

Наша школа помещалась в одной из лишних комнат в доме отца Тодика. Помещение школы непосредственно примыкало к хлеву. В этой маленькой душной комнате сидело сорок учеников. Кроме того, в этой же комнате помещались три новорожденных теленка. Зимой там было хорошо, хотя комната и не топилась, потому что окно выходило в хлев. Мы открывали это окно, и теплый пар клубами вливался в наш класс, в котором сразу делалось жарко, как в бане. Мы этому страшно были рады, хотя пар и был удушлив и нестерпимо тяжел. А летом там было невыносимо плохо, потому что с одной стороны от гниющего в хлеве навоза поднимались удушливые испарения, а с другой целые тучи насекомых и блох совершали нашествие на нас. Эти насекомые были так мелки, что глаз их еле различал, но зато как жестоко они кусались!

Вся школа состояла из одного класса. В этом классе преподавался и элементарный курс наук, начиная с азбуки, и высший курс, который составляла та самая огромная книга, которую я с таким трудом дотаскивал до кельи в церковном дворе. В нашем классе было голо, как в турецкой мечети. Не было там ни скамеек, ни столов, ни стульев. Ученики поджав под себя ноги садились на сырой пол, покрытый циновками.

Учитель подстилал под себя козью шкуру, а некоторые из учеников, дети богатых родителей, приносили с собой из дому свои собственные небольшие подстилки и садились на них. Единственное, что напоминало о том, что здесь школа — были «фалахка» и пучок свеженарезанных прутьев.

Сколько раз ни крали мы, сколько раз ни ломали эту проклятую «фалахку», никак не могли от нее избавиться. Она была вечна. Наша школа никак не могла б обойтись без нее.

Уже много лет спустя после этого, прочитав об орудиях инквизиции и их различных видах, я был крайне удивлен, что католический гений, который был так силен в создании орудий для пыток, совершенно упустил из виду «фалахку» — это орудие пытки, терзающее и душу, и тело.

Голые ноги ученика втискивали в эту машину и ее подымали вверх, а затем начинали свежими прутьями бить его до изнеможения, до потери им сознания. Вот что из себя представляла проклятая «фалахка»! Ужаснее всего было то, что бить заставляли самого близкого товарища или родственника ученика. Если тот отказывался, то сам подвергался той же пытке…

Рано утром начинались уроки. Учитель садился в углу комнаты наподобие священнодействующего жреца. Перед ним стоял небольшой аналой. Это была его кафедра.

Ученики по очереди подходили к нему, целовали его руку, становились перед ним на колени и, положив книги на аналой, начинали отвечать урок или, как тогда мы выражались, «отчитываться». Обыкновенно за каждую ошибку ученик получал удар по ладони особой лопатой, которая у нас называлась «поучением». Если же урок вовсе не был приготовлен, то отвечающего ожидала проклятая «фалахка». То что наш учитель называл «поучением» было настоящим божьим наказанием. Это было особое орудие в виде небольшой лопаты, сделанной из крепкого дерева.

Из старинных книг было извлечено все, что относится к битью, и высечено на этой лопате. Например, там были следующие слова: «Кто не хочет слышать ухом, услышит спиной», или «Слуга, который не зная волю своего господина, сделает что-либо достойное побоев, да получит несколько ударов палкой, а если сделает тоже, зная волю своего господина, то да получит он множество ударов», или «Горько древо учения, но плоды его сладки»… Это орудие, называемое «поучением», специально изготовлялось для учителей, и отец Тодик с великой гордостью рассказывал, что свое «поучение» получил от своего же учителя в награду за ревность в учении и за успехи. Одно из наказаний глубоко врезалось в моей памяти. Оно смешное и вместе с тем ужасное. Ученика заставляли стоять посреди комнаты и в высоко поднятых руках держать кирпич или тяжелую книгу «Четьи Миней». И вот, стоял бедняжка целыми часами неподвижно, как индийский факир и должен был держать тяжесть выше головы. У него уставали руки, слабели, но это еще ничего. Самое главное было то, что виновный должен был стоять на одной только ноге. Обычно приказывали стоять на левой ноге, а правую приподнять и так держать. Кто-нибудь из учеников по приказанию учителя становился рядом с наказанным с кнутом в руке. Он должен был строго следить за наказанным во время этой невероятной гимнастики. Если наказанный ступал правой ногой на землю, то стороживший ученик бил его по ногам. Я, по правде сказать, так привык к этому дьявольскому наказанию, что мог, как гусь, стоять на одной ноге, сколько угодно…

Были в нашей школе и другие строгости.

Утром мы должны были являться в школу натощак. У нас в те времена еще не знали ни чаю, ни кофе. А если б мы вздумали позавтракать, то нас ожидало в классе строгое наказание. Учитель наш говорил: «На сытый желудок нельзя учиться, потому что от еды убавляется ум». Как доказательство, он приводил пример отшельников и монахов, которые ничего не ели, а могли из своей головы сочинять и писать книги. Это требование нашего учителя мы исполняли свято. Да и не могли не исполнять, потому что он сразу угадывал, если мы нарушали его волю и ели что-нибудь перед тем как идти в школу. Узнавал он это следующим образом. Перед началом урока подзывал к себе подозреваемого ученика и рассматривал его язык. Как известно у голодного человека на поверхности языка бывает белый налет, который после еды тотчас же исчезает. Поэтому мы по утрам не только ничего не ели, боже упаси! Мы боялись даже полоскать рот, когда умывались, чтоб как-нибудь не смыть с языка белый налет и не дать учителю повод подумать, что пост нарушен.

Таким образом, до полудня мы занимались совершенно голодными. Голова кружилась, в глазах темнело от голода, но несмотря на это, мы ничему не могли научиться.

Часы нам заменяла тень на стене. Когда эта тень доходила до определенной черты, мы знали что уже полдень. Тогда мы получали разрешение обедать. С каким нетерпением ждали мы этой минуты!.. Иногда казалось, что солнце так же безжалостно и бессердечно как и наш учитель, — так оно медленно поднималось по небу и так незаметно и лениво ползла по стене тень…

Обедали мы в, классе. Обед приносили с собой из дому. Самые лакомые куски отдавали, конечно, батюшке. Поэтому его обед был всегда настолько разнообразен и обилен, что его хватало и матушке и детям нашего учителя.

После обеда нам полагалось несколько минут отдыха. Но, при этом, строжайше были запрещены игры. Игры считались шалостью, мешающей благонравию. Ученик должен быть молчалив, неподвижен, скромен и покорен. Ослушников жестоко карали, особенно, если заставали за игрой или находили у них игрушки. С этой целью в школе производились иногда внезапные, неожиданные обыски.

Для богатых учеников делалось исключение из строгих правил нашей школы. Им очень многое прощалось. В классе они сидели на первом месте. Вне класса они могли безнаказанно бить своих бедных товарищей. Одним из таких учеников был мальчик Ало — сын самого богатого в городе человека.

Отец его был откупщиком монетного двора.

В те времена в Персии монету чеканили во всех главнейших городах, и чеканка денег отдавалась на откуп частным лицам. Отец нашего Ало стоял во главе монетного двора в городе Хое. Это было привилегией их семьи и по наследству передавалось от поколения к поколению. Поэтому-то их называли «зараби».

Ало был одним из самых скверных учеников нашего класса и никто его не любил, кроме учителя. Когда нужно было кого-нибудь из учеников наказать, то Ало первый вызывался исполнять роль палача и настойчиво просил об этом учителя. Это доставляло ему величайшее наслаждение и учитель никогда не отказывал ему в этом удовольствии.

11
{"b":"880016","o":1}