Сидя в скользящей по воде лодке из песка, она обернулась только раз — посмотреть на берег, на котором не осталось и следа от крошечного Безвременья, и на дом, в котором мирно спал Кирай. Но такими ли мирными были его сны?

Рифа шмыгнула носом и с упрямой уверенностью посмотрела вперед. Когда она сделает то, что должна, когда она всех спасет, Кирай больше не будет грустить. Каюра перестанет считать ее «клятым ребенком», а отец… может быть, он простит ее за то, что она убила маму.

Ветер высушил слезы на ее лице, но оно намокло вновь. Никогда в жизни Рифа не неслась так быстро. Брызги щекотали щеки и шею, и девочке хотелось визжать от возбуждения, вцепившись в борт. Но так откровенно радоваться, когда в Огнедоле беда, было стыдно, а потому Рифа сидела тихо и восторженно смотрела на поднимающуюся над горизонтом, будто плавник рыбы, громаду материка.

— Рифа, послушай, — произнес Кристар, и тоска в его голосе охладила ее запал. — Не используй свою силу мага. Это привлекает духов. Если ты с ними встретишься — просто беги.

— Но дедушка, ты же сильнее любого духа. Ты прогонишь их.

Кристар улыбнулся, успокаивающе и в то же время горько, словно хотел приласкать котенка, которого собирался бросить в прорубь. Только сейчас Рифа заметила, что его облик заметно побледнел.

— У меня совсем не осталось времени, малышка, — виновато произнес он и посмотрел на свою руку, прямо на глазах превращающуюся в дым. — Запомни, Рифа: если встретишься с подобными мне — беги. Беги на восток. Он найдет тебя и защитит.

Лодка гулко ударилась о волну и окатила Кристара брызгами, погасив его свет.

— Кто? Кто найдет меня? Дедушка! — Рифа потянулась к нему, но фантом уже бесследно растаял.

— Я не знаю, — услышала она в вое ветра. — Прости.

Песок, из которого была сделана лодка, рассыпался, и она рухнула в темную, глубокую воду. Соленая горечь обожгла горло, защипало в носу и в глазах.

— Дедушка! Дедушка! Кристар! — истошно звала она, вынырнув на поверхность.

Но вокруг не было никого и ничего, кроме вязкой, пугающей воды и не менее пугающего сияния над черным хребтом Огнедола.

— Дедушка, — слабо произнесла Рифа, оглядываясь по сторонам. Волны, всего минуту назад казавшиеся едва заметными бугорками, становились выше, грозя спрятать от нее единственный ориентир. — Мне страшно, Кирай, забери меня. Кирай, пожалуйста, я хочу домой. Кирай!

Но звать его не было смысла. Бестолку было лить слезы или плыть назад. Она бы в жизни не добралась до острова. Даже если бы и смогла преодолеть такое расстояние, то все равно не нашла бы дом. Это же маленький, крохотный остров в целом океане!

Хныча, Рифа опустила взгляд, и развевающаяся в воде ее собственная ночнушка испугала больше, чем подобравшийся со всех сторон мрак. Желая убежать от него, спрятаться, Рифа погребла к берегу.

Не будь она церковницей, ее ноги никогда не коснулись бы твердой земли. Холод скрутил бы ее тело в болезненной судороге, вода проникла бы в легкие, утащила бы на дно к луноглазам и жутким тварям, о которых Кирай не разрешал ей читать. Силы детских рук и ног не хватило бы, чтобы бороться с водой.

Может быть, даже рожденный церковником, восьмилетний ребенок все равно не смог бы добраться до берега. Но у Рифы, кроме ее силы, была цель, а еще страх, что гнал в спину. Она ведь ничего не сказала Кираю. Он будет искать ее и если не найдет, если ее заберет черная вода, у него снова будет тот страшный, мертвый взгляд. И Каюра снова разобьет свои руки в кровь. А отец… он никогда не простит ее, если она исчезнет.

По мере того, как приближался берег, светлело небо. Плавник Огнедола превратился в неровный частокол леса, подступившего к самой кромке воды.

Колени коснулись мягкого, скользкого от водорослей дна. Встав на четвереньки и отплевываясь, Рифа тяжело дышала и улыбалась. Она смогла. Она смогла доплыть. Мышцы гудели, а живот скрутило от голода, но главное, что ей удалось добраться.

— Кирай, я….

Она подняла глаза. Возбужденный взгляд скользнул по незнакомому берегу и деревьям, которых было столько, что вовек не сосчитать, и наткнулся на сияющий силуэт.

— Дедушка? Дедушка!

Взяв невесть где силы, Рифа вскочила на ноги и побежала к нему.

Это был не Кристар.

Фантом дернулся, искривился, и крупный, колючий, совсем не такой, как на острове, песок, взметнулся в воздух тысячей пчел.

Вскрикнув, Рифа бросилась прочь.

Бежать. Кристар говорил, что она должна бежать. Но как убежать от того, что быстрее ее?

Она неслась, что было сил. Не разбирая дороги прорывалась сквозь кусты и низко растущие, пахнущие смолой ветки. Перескакивала овраги — те, что были помельче — и скатывалась в те, что, казалось, могли проглотить с головой и корову. Рифа бежала так, как в последний раз, и ее преследовал злой шорох песка. Тот кусал ее за ноги и руки, дергал за волосы, рвал ночнушку, от которой вскоре остались одни только лохмотья. Он гнал ее, будто рой пчел куницу, сунувшую свой нос туда, куда не следовало.

Сердце бешено колотилось в груди, и в какой-то момент Рифа поняла, что ей не хватает воздуха. Она могла бежать долго, очень долго, но даже у нее был предел. Может быть, не доведись ей плыть несколько часов, и она продержалась бы дольше. Но потраченных сил было не вернуть. Каждый шаг давался все труднее, а боль от грызущего кожу песка становилась заметнее.

Когда она выскочила на просторную поляну, стало ясно, что ей не уйти. До этого деревья и кустарники хоть как-то да скрывали ее от фантома, но здесь она была на виду у всего мира.

— Эй, сюда! — совсем рядом раздался незнакомый мужской голос, на ее руке сжались чужие пальцы и подняли ее в воздух.

Она попыталась отбиться, но сил совсем не осталось.

В нос ударил резкий, звериный запах; чужие волосы защекотали щеку и плечо. Тот, кто схватил ее, крутанулся на месте, и Рифа задохнулась от страха, увидев гигантское облако песка.

Песок собирался пронзить ее насквозь, когда из зарослей выскочил зверь, похожий на трясинного кота, только не пятнистый, а целиком пепельный, и преградил облаку путь. Округа содрогнулась от его рыка.

— Не бойся, они не тронут тебя, — выпалил человек, который держал Рифу, и бросился вместе с ней прочь.

Бежал он недолго. Фантомы появлялись один за другим — будто кто-то зажигал впопыхах натыканные по всему лесу свечи. Они призвали пламя, и дышащий жаром сгусток, опаляя деревья, полетел в Рифу.

— Брат! — крикнул человек.

Пепельный зверь тут же оказался рядом и заслонил их от атаки. Рифа думала, что его шерсть вспыхнет от огня, как спичка, но та была покрыта береговым песком и отказывалась гореть.

— Да знаю я! — огрызнулся человек, когда зверь недовольно рыкнул. Узловатые, тонкие, совсем не такие, как у Кирая, руки перехватили Рифу по другому, отстраняя от груди. — Возьми девочку. Ты же знаешь, что я не могу ее нести!

Зверю эта идея пришлась не по душе, но он все же позволил усадить Рифу себе на спину сразу за привязанным к нему мешком.

Она наконец увидела того, кто с ней говорил. Мужчина, старше Кирая, такой же высокий, но намного ýже в плечах. В его облике было что-то дикое, необузданное, кроющееся во взгляде почти рыжих глаз, то и дело прячущихся за длинными бурыми прядями.

— Держись крепко, ладно? — он беззлобно улыбнулся. — И не пугайся, что бы ни увидела. Мы тебя не обидим.

Зверь протяжно зарычал, подгоняя мужчину, в глазах которого сверкнули отблески пламени. А затем произошло то, что заставило Рифу задуматься: не спит ли она все еще в своей кровати? Не видит ли долгий, совершенно неправдоподобный сон?

Кожа мужчины покрылась шерстью, его лицо вытянулось, а спина с треском выгнулась; разошлась по швам одежда, не способная вместить в себе ставшее звериным тело.

Прямо на глазах Рифы человек обратился в зверя, а в следующее мгновение его поглотило пламя. Огонь родился на когтях, потянулся вверх по лапам, пронесся вдоль хребта до самого кончика пушистого, лисьего хвоста. Зверь вспыхнул, словно трут, на который попало слишком много искр, фыркнул и сорвался с места. Его брат ринулся следом.