— Ты же знаешь, что твой отец не считает это безопасным, — церковник вернулся к своему занятию.

— Но я ему ничего не сделаю. Он же не маг.

— Рифа, это небезопасно для тебя, а не для него.

— Глупости все это, — она насупилась, и Кирай снова поднял на нее взгляд. — Разве Нефра не спас тетю Нерин? А папу? Он же и его защитил, и вообще всех…, — Рифа осеклась и добавила тише: — Всех, кого смог, защитил. Без него все было бы хуже.

Кирай вздохнул. Положил вертел на края миски, вытер руки о висящее на плече полотенце и сел на бревно рядом с Рифой.

— Скорее всего ты права, милая, — он сгреб ее в охапку вместе с пледом-коконом и усадил себе на колени. — Без Нефры все было бы гораздо хуже.

— Тогда почему отец не пускает его сюда?

— Он просто очень сильно беспокоится о тебе.

— Нефра хороший! — запротестовала Рифа.

Она знала о нем слишком мало, чтобы утверждать подобное. Только то, что он был существом другого вида, которого любит тетя Нерин. А еще то, что по радио о нем рассказывают неправду. Это говорили для того, чтобы люди приняли его. Но даже без заслуг, которые ему приписывали голоса, Рифа считала его хорошим. Она чувствовала, что это так. Может быть, ее тяга к друиду произрастала из детского любопытства и любви ко всему загадочному. А может их связь родилась тогда, когда Нефра держал ее, новорожденную, на руках, несколько суток, прежде чем ее отдали Кираю.

— Наверное, он сам не хочет со мной общаться, — поразмыслив, сказала она.

— С чего ты это взяла?

— Он даже по телефону со мной ни разу не говорил.

— Рифа, ты же знаешь, что твой отец не одобрил бы этого.

— Нерин не рассказала бы ему. И ты бы не рассказал.

— Обманывать — плохо, — наставительно произнес Кирай, но девочка уже не была настроена воспринимать какие-либо доводы.

— Нефре просто нет до меня дела, — буркнула она и спрятала лицо на коленях.

Она знала, что Кираю нечего на это сказать. В конце концов, человеческая девочка интересовала друида исключительно в контексте того вреда, который она могла причинить Нерин. Но Нерин была далеко, и для друида Рифа по сути и не существовала.

— Опять ты куксишься! — пальцы Кирая впились сквозь плед в ее бока и защекотали.

Извиваясь, словно угорь, и смеясь, Рифа забыла о том, что ее печалило.

Наше время

1124 год от основания Церкви

Спустя 11 лет после уничтожения Лона друидов

Один день до годовщины Дня Единения

Безвременье купалось в солнечном свете и журчании воды в фонтанах, смехе детворы и болтовне послушников Соборного и учеников Академии Картильи. Куда ни посмотри, взгляд натыкался на молодые, полные энергии лица. И на воздушных кочевников. После того, как летающий остров «пришвартовался» у восточных берегов Огнедола, его молодежь хлынула на материк рекой, и, разумеется, Безвременье стало одним из любимейших мест для посещений.

Кирай спешил. Он только-только сошел на землю с дирижабля и теперь распугивал прохожих своим небритым видом, в котором те каким-то чудом углядели свирепость. Единственное, что он успел сделать по прибытию в Безвременье, это позвонить в гостиницу, которую, как и многие другие, оккупировали воздушные кочевники, и в которой сейчас жила Рисса. Он пообещал, что вечером зайдет к ней, и торопливо повесил трубку, не в силах вынести ее радостные визги. До вечера оставалось всего несколько часов, и ему жизненно важно было встретиться с Лимусом. Только друг мог спасти его голову и подсказать, как сообщить Риссе, что ему придется стать затворником на безлюдном острове без возможности видеться с ней даже изредка. Возможно когда-то Гериал и найдет других церковников, которым можно доверить Рифу, но Кирай на это не слишком рассчитывал.

Командир ни к чему не принуждал его. Кирай сам предложил этот вариант, глядя на то, что творится в Срединном. Предложил уже после того, как Каюра выгнала оттуда Лимуса, а заодно и Риссу — от греха подальше. И если для друга решение Кирая не должно было стать концом света, то в случае с Риссой дело обстояло намного сложнее.

— Эй, вы гляньте, куда забрался!

— Да это первокурсник какой-то!

— Ага, как же. За такие фокусы его тут же турнут. Нет, это наверняка выпускник.

— Смотрите, что делает. Во дает!

Площадь между Соборным училищем и Академией Картильи никогда не замолкала. Даже ночью здесь находились любители горланить песни и отпускать похабные шуточки в сторону девушек, невесть что забывших в такое время на улице. Но сегодня площадь бурлила, будто похлебка на выкрученной до предела плите. Лимус назначил встречу на их «заветном» месте у фонтана, где они впервые познакомились, столкнувшись лбами. Но в таком столпотворении еще попробуй его найти.

Кирай проследил за тычущими вверх пальцами и уставился на шип, венчающий колокольню Академии.

— Ну что ты опять устроил, Лимус? — пробормотал он и стал пробираться поближе к башне.

Он узнал долговязую фигуру друга, коронованную огненно-рыжей шевелюрой, даже с такого расстояния. Еще бы не узнать! Тот забрался на самую верхушку шпиля, буквально на самую верхушку, и стоял на ней, едва покачиваясь, словно клятый фонарь.

— Нашел же время для фокусов, — ворчал церковник.

Наверняка Каюра уже все ему сообщила, и маг решил устроить прощальную вечеринку или другую глупость.

— Эй, смотрите, он сейчас упадет! — крикнул кто-то и несколько особо впечатлительных девушек ахнули.

Упадет, еще чего. Лимус мог балансировать на острие иглы и не упасть, а тут целый шпиль.

Но все же Кирай бросил на башню обеспокоенный взгляд. Лимус по-прежнему был там, красовался в лучах всеобщего внимания и, вероятно, ждал восторженных оваций.

А затем он раскинул руки в стороны и прыгнул. Толпа магов ликующе взвыла, а послушники загалдели, высмеивая «дисциплину», что прививают в Академии.

«Что ты творишь, раскрывай уже перепонки», — в голове Кирая пронеслась мысль. Пронеслась стремительно, во весь опор, изо всех сил стараясь оторваться от той, что следовала за ней по пятам: руки мага раскинуты в стороны, но перепонок нет — ни ножных, ни торсовых.

Лимус не в летательном костюме.

Удар прозвучал как-то глухо. Наверное, Кирай плохо расслышал его из-за того, что тот совпал с ударом сердца, от которого, казалось, лопнут ребра и качающая кровь мышца.

Толпа подалась в стороны, будто стая мальков в пруду, в которую бросили камень. Всего на долю мгновения на площади воцарилась тишина, подобную которой город знал лишь тогда, когда был скрыт в недрах земли. А потом закричали женщины, и все понеслось, полетело, как сорвавшаяся с обрыва телега.

— Пропустите! В сторону! Прочь! Все прочь!

Услышь Кирай свой голос со стороны, и он его не узнал бы.

Он расталкивал людей, поначалу стараясь помнить, что далеко не все из них церковники. Но с каждым новым шагом толпа становилась плотнее, она словно нарочно не позволяла ему пройти, и он принялся отбрасывать мужчин и женщин в стороны, будто снопы соломы, уже не осознавая, что делает.

В какой-то момент поле из людей поредело, раздалось в стороны, выпустило из своих тисков.

Кровь. Там было так много крови. Будто нерадивая доярка разбила кувшин с молоком, только молоко было красным и горячим. И липким, каким же липким оно было!

Кираю казалось, что он никогда не отмоет эту красноту со своих рук. Что она въестся в кожу, проникнет внутрь, отравит, расползется по всему телу неизлечимой болезнью. Но он все равно пачкал в ней пальцы и ладони, упав на колени подле распластавшегося тела, и не знал, что ему делать.

— Врача! Приведите врача! — кричал кто-то или же он сам. — Здесь есть «светочи»? Найдите хотя бы одного!

Нет, все-таки это был он. В те годы никто не додумался бы звать «светоча». Те, не высовываясь, сидели в резервации, построенной для них неподалеку от Центра изучения Светоча, о котором пока толком еще никто и не знал. Радио и телевидение только начали кампанию по их реабилитации. Но даже окажись рядом кто-либо из них, они ничего не смогли бы сделать. Светоч мог исцелить практически любые раны. Но здесь уже некого было исцелять.