Рвано, болезненно вздохнув, Саго прижал ладонь к губам.

Наше время

1124 год от основания Церкви

Спустя 11 лет после уничтожения Лона друидов

Один день до годовщины Дня Единения

Прижавшись лбом к окошку, Рифа следила за Кираем. Свет месяца, что время от времени показывался из-за тонкой занавеси облаков, вырисовывал спину церковника и тех, кто находился в лодке.

Они всегда приплывали под покровом темноты. Не потому что им было что скрывать, а потому что в это время Рифе полагалось видеть десятый сон. Они глушили двигатель заранее, чтобы не разбудить девочку. Но ее чуткий слух каждый раз различал тихие хлопки весел.

Люди никогда не сходили на берег. Они даже не ступали на деревянный настил небольшого причала, оставались на борту, и глупыми истуканами наблюдали за тем, как Кирай сам разгружает лодку.

Голый пятки лизнул сквозняк, и Рифа нетерпеливо переступила с ноги на ногу. Ей хотелось, чтобы Кирай поскорее вернулся в дом. Но он продолжал таскать дурацкие ящики, а бесполезные люди в лодке — смотреть.

Когда все привезенные запасы выстроились в несколько рядов на причале, а приплывшие махнули на прощание рукой и погребли от острова прочь, Рифа юркнула в кровать. Если продолжить крутиться у окна, Кирай заметит ее, пока будет переносить ящики в дом, и ей обязательно достанется за то, что она выбралась из постели в неположенное время. Но даже тогда, когда она не попадалась, Кирай все равно приходил убедиться, что она спит.

Зашел он и в этот раз.

— Я знаю, что ты не спишь, — произнес он так, будто не собирался ее ругать.

Уловка. Точно уловка.

Старательно жмуря глаза, Рифа натянула одеяло до самого лба.

— Рифа, — шепотом позвал он.

— Я сплю, — пробубнила она, прижавшись губами к одеялу.

— Не спишь.

— Сплю.

— Ладно. Я просто подумал, что если ты не спишь, то мы могли бы уже открыть коробки. Но раз ты спишь, тогда я, конечно, подожду, пока ты проснешься.

— Я не сплю!

Девочка сбросила одеяло и вскочила на ноги. Кровать жалобно скрипнула, советуя задуматься, а не обдурили ли только что ее хозяйку.

Кирай стоял в дверях, подперев плечом косяк, и улыбался.

— Или сплю? — Рифа засомневалась и попыталась нащупать пальцами ноги край одеяла, чтобы в случае чего снова спрятаться под ним.

— Ну все, хватит баловаться, маленькая преступница, иди сюда.

Радостно взвизгнув, она спрыгнула с кровати и с разбегу впечаталась в Кирая. Тот взлохматил ее и без того растрепавшиеся во время сна волосы, и они вместе направились вниз.

Рифа любила их дом. Пусть она никогда не видела других, во всяком случае, в живую, она была уверена, что их с Кираем — самый лучший. Он мог бы выглядеть как неприступная крепость: из камня и бетона, с грубым вечно ледяным полом и мрачными коридорами, в которых по ночами выли призраки — как в историях из книжек. Его углы могла бы затянуть густая паутина, а неровный свет свечей не помог бы отыскать выход, заблудись Рифа в бесконечном числе пустых комнат.

Но в их доме было всего два этажа, не считая подвала, где хранились припасы и стройматериалы на случай внезапных повреждений, и только четыре комнаты. На втором этаже — две спальни, прямо напротив друг друга; а на первом — совмещенная со столовой кухня и гостинная с камином. Те, кто построили дом, сделали его не из камня, а из дерева, иногда немного скрипучего и пахнущего смолой после проливных дождей. По проводам, что тянулись по морскому дну, поступало электричество, и в свечах не было нужды. Но Кирай все равно их заказывал и сжигал как минимум десяток в месяц, играя по вечерам с Рифой в шахматы и читая книги. Была в доме и паутина в углах, но Рифа совсем не боялась длинноногих крошечных сенокосцев и не давала Кираю убрать их метлой, называя каждого по имени. Она постоянно забывала их и давала новые, но ведь и сенокосцы могли быть не те, что неделю назад.

— А где остальные? — спросила она, когда в гостинной обнаружился всего один ящик.

— Остальные? — Кирай посмотрел на нее с прищуром, и девочка зажала ладонями рот. — И сколько же их должно быть?

Рифа не хотела отвечать, но церковник продолжал на нее внимательно смотреть, и ей пришлось отнять руки от лица и показать четыре пальца на каждой.

— Хитрюжка, — Кирай хмыкнул и подошел к ящику. — Остальные еще успею принести. Давай посмотрим, что у нас тут.

Рифа забралась с ногами на диван и стала ждать, нетерпеливо раскачиваясь из стороны в сторону. Кирай подцепил пальцами прибитую длинными гвоздями крышку и одним коротким рывком сорвал ее.

— Ну что там, что? — не выдержала девочка, когда тот нарочито неторопливо стал копаться в ящике, зачем-то засунув руку до самого дна.

— Так, это тебе, — он взял лежащую на самом верху небольшую коробочку и бросил Рифе.

— Конфеты! — сразу поняла та, увидев знакомый рисунок с улыбающейся девочкой и велосипедом на фоне кондитерской лавки.

— Открывай, чего глазеешь? — спросил Кирай, когда Рифа замешкалась.

— А как же завтрак?

— А что завтрак?

— Конфеты можно только после завтрака, обеда или ужина.

— И во сколько завтрак?

— В семь.

— А сейчас начало пятого, — Кирай взглядом указал на деревянные часы, стоящие на каминной полке. — Ну, раз они тебе разонравились, то так и быть, заберу себе, — он протянул руку, и Рифа тут же спрятала коробку за спину.

— Не отдам!

Кирай усмехнулся и продолжил рыться в коробке.

— А, вот, нашел.

Он достал круглую плашку видеокассеты.

Ему понадобилась еще пара минут, чтобы установить ее в проектор, выключить свет и под тихий шорох вентилятора устроиться на диване рядом с Рифой. Ловя момент, пока на белом полотне шторы только начинали мелькать несвязные пятна, девочка забралась к нему на колени и сунула в руку церковника одну из конфет с карамельной начинкой. Их было всего четыре в каждой коробке, и Рифе они нравились больше всего. Но Кирай их тоже любил, и она всегда делилась, даже если очень хотелось съесть все самой.

Наконец размытые штрихи сложились в четкую картинку, и Рифа увидела залитую солнечным светом улицу. Дома, автомобили, люди — так много всего, что глаза сразу разбежались. Кажется, она даже разглядела витрину магазина, такую, как на коробке с конфетами.

Камера повернулась, и уличная суета исчезла, уступив место стоящему особняком зданию такой высоты, что оно не помещалось в кадр. Центральный офис Длани. Рифа уже видела его раньше на картинках, как видела и дворец Всевидящей Матери и улицы Безвременья — да много чего. Она бережно собирала каждую фотокарточку в специальный альбом, а иногда вешала прямо на стену, как, например, фотокарточку Собора в Этварке или фотокарточку центральной площади вечного города с видом на фасад Академии Картильи. Правда, последнюю Рифа убрала, когда заметила, как переменилось лицо Кирая, стоило ему ее увидеть. Он ничего не сказал, но девочка поняла, что лучше выбрать что-то другое, а эту снять и спрятать, чтобы Кирай не наткнулся на нее снова.

Камера сдвинулась и теперь смотрела на ряды скамеек, что выстроились вдоль аллеи перед офисом Длани. На ближней из них сидел мужчина, кажущийся гигантом даже на фоне Кирая.

Рифа знала этого человека. Предыдущий наследник силы Первого мага, внук того, кто поднял Безвременье, вечный город, из недр земли на поверхность; в прошлом командир группы егерей, а теперь сотрудник Длани и ее отец. У нее были фотокарточки с ним, но она никогда прежде не видела его на записях, и уж тем более не встречала в живую.

— Гериал, я уже записываю! — из динамиков донесся звонкий женский голос.

Рифа знала и его.

Она не раз говорила с Каюрой по телефону, пусть и не так часто, как с отцом или тетей Нерин, которая звонила ей каждую неделю. Голос Каюры всегда звучал радостно, будто ей нравилось говорить с Рифой. Однако Рифа считала, что у Каюры нет причин любить ее, но была слишком мала, чтобы понять, почему та рвалась с ней пообщаться и передавала подарки. Кирай говорил, что Каюра — очень сильная духом женщина. Но какой бы сильной ни была глава Длани, Кирай был намного сильнее — так думала Рифа.