Он слышал похожие слова раньше, но не знал их смысл. Начавшее колотиться от волнения сердце с каждым гулким ударом выталкивало из головы все накопленные знания.

Чувствуя себя круглым дураком, Он отрицательно покачал головой.

— Я могла бы научить тебя, если хочешь, — нерешительно предложила она. — Как тебя зовут?

И снова все, что он смог, чувствуя, как кровь приливает к лицу и шее — это отрицательно покачать головой.

— Ты не понимаешь? — девочка нахмурилась. — Откуда ты? Где ты живешь?

Он потеряно сцепил вспотевшие ладони. Если бы Брат видел его сейчас, то точно задал бы трепку.

Не стоило Ему соваться к людям. Глупая была идея.

Тогда Он еще не понимал всей опрометчивости своей затеи. Он не осознал ее даже тогда, когда рядом появился другой человек, выше и крепче девочки, но все еще не взрослый.

— Эй, ты кто такой? Я тебя раньше не видел, — маленький (или средний?) мужчина говорил быстро, и Он не понял ни единого слова, пусть и очень сильно старался.

Человек перевел взгляд на девочку.

— Он тебя обидел? — и снова посмотрел на Него. — А это что? Он забрал твою книжку? А ну дай сюда.

Человек порывисто склонился к Нему и вырвал книгу из рук. Он хотел было зарычать в ответ, но люди никогда не рычали друг на друга. Пришлось сдержаться.

— Нет, он ничего не забирал, я сама дала посмотреть. Кажется, он не умеет читать и…

— Не умеет читать? — человек с презрением покосился на Него. — Слабоумный, что ли? А ну пшел отсюда. Давай, поднимай свою задницу и вали!

Мужчина схватил Его за руку и грубо поднял на ноги, после чего с силой оттолкнул. Тот едва удержался на ногах.

— Чего вылупился? Проваливай! И не смей больше подходить к моей сестре.

Он не понимал, что говорит человек, но злость в его голосе вполне доходчиво объясняла, что от Него требуют.

Он ушел. Вернулся к Брату, чувствуя себя побитым псом, которого шпыняют все, кому не лень. Поначалу он хотел обратиться зверем и больше никогда не надевать человеческую шкуру. Но при мысли, что, вернись он в своем родном обличии, и Брат наверняка выдерет из его загривка шерсть, Он остался человеком.

На утро, после сгладившего эмоции и горечь неудачи сна, Он решил заговорить с девочкой снова. В конце концов, не в его духе было сдаваться.

Однако девочки под деревом не оказалось. Зато был прогнавший Его человек и еще несколько других мужчин. Будь Он в теле зверя, то почуял бы их присутствие намного раньше, но он пришел человеком. Он не был дураком, и пускай человеческие повадки оставались ему во многом непонятны — то, что дальше идти не стоит, он понял сразу.

Они заметили его так же, как и Он их, и бросились следом, точно волчья стая, к которой выбежал глупый заяц. Но Он не был зайцем и бегал в человеческом теле плохо.

Его быстро догнали и повалили на землю.

— Так и знал, что ты опять припрешься! — зло прокричал знакомый голос, и Он сжался в комок, когда человек пнул его в живот. — Ты что, извращенец какой-то? Человеческим языком сказано было: не суйся к моей сестре! Словами не доходит? Сейчас я растолкую по-простому.

Его снова пнули. Один раз, второй. Люди избивали Его, лежащего на земле и изо всех сил сдерживающего желание тотчас же превратиться. Ему хватило бы пары секунд, чтобы перегрызть горло каждому из них. Но так сделал бы зверь, а не человек.

Тогда Он еще не знал, что порой люди поступали с себе подобными куда хуже, чем звери. Но догадываться уже начал.

В итоге они бросили его, избитого, давящегося кровью и ушли. Он пытался встать, но человеческое тело реагировало на боль не так, как звериное.

Он должен был подняться, должен был сбросить человеческое обличье. Ему стоило остерегаться не только людей, но и хищников, уже учуявших запах его крови.

Сил превратиться не было.

Он не услышал, как стая подобралась к нему, хотя их было не меньше десятка голов. Голодные, озлобленные из-за того, что на их территорию вторглись хищники, с которыми им было не совладать, волки собирались разорвать его на куски, когда появился Брат. Огрызаясь и визжа, стая бросилась в рассыпную. В другой ситуации Брат кинулся бы следом, переловил бы всех и задушил, даже не собираясь есть. Но вместо этого он остался с Ним.

После этого случая, Он не пытался общаться с людьми на протяжении трех десятков зим. Он по-прежнему приходил к их полям и селениям, по-прежнему следил издали и вблизи, слушал человеческую речь и учился, пока однажды не заговорил так же, как и они. Но к людям все равно не вышел.

За это время они с Братом сменили едва ли не сотню убежищ, нередко возвращаясь на прежние места. Однажды они вернулись туда, где жила та девочка. Она повзрослела, поселилась в другом доме с мужчиной — одним из тех, что тогда избивали Его — завела своих собственных детей.

Он видел, как люди рождались, взрослели, старели, тогда как его собственное человеческое лицо почти не менялось, словно время для него шло только тогда, когда он превращался в человека.

Он научился у людей не только говорить. Подбираясь совсем близко, он следил за детьми, которые грелись на летнем солнце с книжками в руках. Иногда они забывали книги в траве или скамейках, и тогда он врывался во двор и воровал их. Воровал он и многое другое — все, что мог утащить в зубах. Поняв, что людям не нравится, когда их вещи пропадают, Он приносил взамен дичь — порой целого, ожиревшего к зиме оленя — и бросал у порога.

Ему нравились написанные в книгах истории. Он часами читал их Брату, а тот ворчал и зажимал лапами уши — совсем, как человек.

В человека Брат так ни разу и не превратился.

— Саго! — как-то раз внезапно выпалил Он, прочитав очередную историю. — У каждого человека есть имя, теперь будет и у меня. Я решил, что мое имя будет Саго. Неплохо звучит, да? Что думаешь? Эй, Брат, проснись!

Брат не спал, но старательно делал вид, и когда его обман раскрыли, недовольно заворчал и накрыл морду хвостом. Но Его, назвавшего себя Саго, было не унять.

— Давай выберем имя и тебе!

Он принялся перечислять варианты, но Брат презрительно фыркал на каждый из них и в итоге так и остался Братом.

Большую часть книг, которые воровал Саго, приходилось бросать, тогда как самые любимые, вместе с запасной одеждой, инструментами и многим прочим, Брат таскал на себе в сшитом для него наспинном мешке. Брат по-прежнему не одобрял увлечений Саго, но в итоге пошел у него на поводу, как у ребенка, у которого устал отнимать игрушку.

Книги рождали в голове Саго разные мысли, но чаще всего он задумывался о том, что они с Братом не должны быть одни. Больше, чем за полвека, он так и не узнал ничего о магах, умеющих превращаться в зверей. Но они с Братом не могли взяться из пустоты. У них должна быть семья. Отец и мать.

Желание найти их вынудило Саго вновь выйти к людям в человеческом облике. Но он больше не был не умеющим толком говорить мальчишкой, как и не был дураком. Он вел себя естественно, посещал библиотеки и архивы, чтобы поискать, не появлялось ли в старых газетах объявлений о розыске детей.

Он бросил это занятие намного быстрее, чем ожидал. Вряд ли их с Братом кто-то искал. Скорее всего мать бросила их в лесу, когда вместо человеческих детей из ее утробы вылезли покрытые шерстью звери.

Саго считал так долгое время, пока однажды начавшийся повсеместно сезон охоты не вынудили их уйти на восток Срединного леса, куда Брат предпочитал не возвращаться. Тогда Саго вспомнил о камне, рядом с которым впервые стал человеком. За годы тот порос темным мхом, покосился — разросшиеся корни почти опрокинули его навзничь.

Как и в прошлый раз, на Саго нахлынула щемящая в груди тоска, и он понял, что мать не бросала их. Она умерла, когда они появились на свет, и этот камень — все, что от нее осталось. Возможно, ее убил Брат, разорвав изнутри так же, как он разорвал горло хасса, который пытался его сожрать. А может, это сделал он.

Больше Саго не возвращался к камню, как и не говорил Брату о своих догадках.