Детей на него не пускали, чтобы им было интереснее дождаться своего собственного. Ведь если из года в год смотреть на одно и то же, то свой день Новых Мечей покажется потом ничем не примечательной вечеринкой.
Да и взрослые посещали его только тогда, когда в рядах выпускников был их непосредственный родственник или близкий друг. Иначе ряды столов тянулись бы до входа в Караванный тоннель и дальше по нему через несколько мостов. Ведь народ гномов был самым многочисленным в мире, хотя и старался не выказывать этого.
Фартук кузнеца Далку дала мама. В отцовском роду эта реликвия не сохранилась. А Юнка пришла в фартуке брата - одной из тех вещей, которые она сохраняла на память о семье. Даже обретя себя, она не смогла жить в родительском доме, и его давно заселила какая-то парочка молодоженов. А ее вещи хранились у Крошилы - старого гнома-мусорщика.
Не того мусорщика, который охотится на монстров и собирает все полезное для собратьев-кузнецов. Нет, Крошила был уникальным специалистом по сортировке мусора непосредственно возле Сердца Гор: отходов жизни гномов и работы цехов. Совет Гильдий давным-давно постановил, что должность мусорщика городу не нужна. Отвалы отбросов заполняли дальние пещеры, сползая в подземную реку, утекавшую сквозь дикие горы к океану. Никому они не мешали. Объема пещер должно было хватить еще на несколько тысяч лет. А небольшая кучка негасимых углей могла непрерывно сжигать подсыхающие пласты мусора, освобождая место. Ветер в пробитых водой тоннелях всегда тянул от города.
Но Крошила на тот момент провел в мусорнике больше времени, чем любой из членов Совета Гильдий на заседаниях. И не собирался никуда уходить только потому, что «какие-то болтуны, мусора не нюхавшие, что-то там решили.».
Городу пришлось смириться с этим самовольным назначением. Тем более, что польза от Крошилы была немалая: он постоянно умудрялся отыскивать потерянные вещи, чинить сломанные и мастерить какие-то хитрые приспособления из остальных обломков. Он прикармливал у себя несколько свиней и всеядную тощую козу, а все прочее выменивал на свои поделки. Часто гномы шли к Крошиле с просьбой посмотреть: не улетела ли случайно в мусор бабушкина брошка или прадедова именная отвертка, нельзя ли починить свихнувшиеся ходики или прялку, провалявшуюся лет триста на чердаке.
Именно так попали туда и Далк с Юнкой. Растяпа в очередной раз потеряла ключ от школьного шкафчика, и им требовалось либо отыскать пропажу в мусоре, либо смастерить быстренько новый, пока не прознала смотрительница. С тех пор Далк нашел в золотых руках старого гнома истиное спасение от разных хитрых заданий по механике, а Юнка - замечательного собеседника, знавшего тысячи охотничьих баек двухвековой давности.
Однажды Крошила сказал ребятам, что за ним по-прежнему сохраняется право мастера набирать учеников. Так появилась идея временно заморочить голову жрецам и прочим, сказав, что Далк собирается обучаться у мусорщика. Особо настырным старик всегда мог сказать, что отправил ученика с поручением. Конечно, когда-нибудь Далку придется вернуться в Сердце Гор, чтобы не заболеть, и тогда обман раскроется. Но тогда они и будут думать, что делать. Далк до сих пор в глубине души верил, что все его проблемы решатся на материке.
– В крайнем случае мы можем просто ночевать в том приюте для жриц. Гупу не выгонит гномов, я уверен! Это благословенное место даст нам отсрочку лет в пять! - убеждал он Юнку. Та молча кивала.
И вот, за какие-то сутки до бегства, они стояли на ноябрьском морозце возле наковален в рядах сотен других выпускников. По обычаю, обнаженные сверху по пояс, одетые в серые некрашеные порты или прямые юбки, в кожаных жестких передниках до самой шеи, способных защитить неловкого не только от искр, но - ненадолго - и от раскаленного металла, отлетевшего из-под молота. Больше всего Далку хотелось вырезать себе магический посох - из священного дуба или белого эльфийского ясеня. Он понимал, что у него все равно сегодня не получится ничего достойного, типа тех парных мечей, с которыми изображают знаменитых магов в книгах. Ему один-то меч не сковать! К счастью, вместе с прочими учениками жрецов, он получил разрешение выковать всего лишь кинжал.
Вспыхнули над площадкой праздничные огни. С дальних холмов на них любовался весь город. Фейерверки будут бабахать непрерывно все отведенное для работы время. Легенда уверяет, что гномы двигались когда-то в Элмор сквозь настоящий шторм магии, и небо было светлым от сверкания заклинаний днем и ночью. Но это не мешало кузнецам на ходу чинить и ковать оружие.
Выпускники приступили к работе. Грохот молотов заглушил грохот фейерверков, а фонтаны искр вздымались до небесных огней. Визжали гоблины в клетках, молча билась головой о решетку каменная пума, не понимая, что ограничивает ее движение.
Далк молотил по раскаленной полосе железа, словно вымещая на ней свою досаду на судьбу. Никаких секретов он не знал, но кое-какие хитрости вызнал у Крошилы. Чтобы уж совсем не расстраивать отца.
Полоса темнела, извивалась, снова наливалась ярко-алым на углях, шипела в воде, дребезжала в снегу, и постепенно превращалась в сносный кинжал. Без выкрутасов, типа узора или рун на клинке, без рукояти из четырех сплавов, даже без желобка вдоль лезвия. Но этот нож был отлично сбалансирован, а в сердцевине пролегла тонкая полоска мифрила, которую Далк, конечно, не ковал в таких условиях, а приготовил заранее, как прочие готовили сплавы, камни для украшения и выделанную кожу и кость для рукоятей. Мягкое железо будет стачиваться со временем, а легкая, но очень прочная бритвенно-острая пластинка мифрила - постепенно выступать, и кинжал не нужно будет точить. Конечно, сточится и мифрил - за несколько сотен лет. Да раньше отвалится деревянная рукоять, на которую Юнка пожертвовала ему кусок экзотического красного дерева. Якобы потому, что для ее меча его не хватало.
Наконец, огни погасли, в полуоглохшие уши стали проникать какие-то звуки, кроме грохота, а взрослые начали испытание новых клинков. Конечно, испытывали осторожно, видя опытным взором недостатки ученической работы. Только отдельные выпускники, ученики цеха оружейников, могли без волнения смотреть на новорожденные мечи в чужих ладонях. Да и те заразились всеобщим напряжением.
