Бубенчик еле слышно шелестел в горсти металлическим шепотом. С тех пор, как Клайд подарил ей этот потемневший кругляш, она больше всего любила слушать не сухое звяканье, раздававшееся, если трясти бубенчик, а тихий ропот, зажатый в ладони. Он звал ее, звал далеко, и она изо всех сил пыталась сопротивляться этому зову. Она сама должна строить свою судьбу, потому что пообещала отцу, что никогда не будет идти на поводу у других. Каона уронила металлический кругляш на каменные плитки пола. Тот глухо звякнул и замолк. Девушка подняла его, подула в резную щель. Тишина. Похоже, что язычок выпал от удара. Она осмотрела пол, но ничего не нашла. Но ей продолжал слышаться шелестящий звон бубенца. Нужно решаться. Ее мать раньше постоянно слушала кого-то, постоянно пыталась следовать чужим указаниям, словно больная овца, отбившаяся от стада. В каком-то смысле так оно и было: отец увез ее совсем юной девушкой из богатого поселка возле порта Рун, где в каждом доме жили дядья, тетки, двоюродные и троюродные братья, пятиюродные дедушки и прабабушки. Все они были мастеровитые, пышущие здоровьем, дружные люди. Во всяком случае, в этом рассказы матери и отца всегда совпадали. Мать же родилась слабенькой, и с детства ее окружали забота и внимание всего этого северного клана. Даже ремеслу почти не учили: девочка сидела дома, и занималась только хлопотами по хозяйству, да и то не всеми. Наверное, именно своей непохожестью на остальных, беззащитной хрупкостью она и привлекла отца, заехавшего сделать у ремесленной общины большой заказ на повозки, шатры и фургоны. Переселенцы двигались на новые земли, и отец поставлял путешественникам необходимые товары. Он старался предложить покупателям всё разом, избавляя и без того сорвавшихся с насиженных мест людей от необходимости метаться по разным лавкам и теряться в разнообразии цен. Дело спорилось, у отца, не смотря на молодость, уже была отличная репутация. Он не ленился лично разбираться с поставщиками негодного товара, не устраивая громких скандалов, но твердо настаивая на замене или возврате денег. За ним не маячили орки-наемники, готовые пройтись дубинкой по плечам нерадивого поставщика, он не нанимал темных эльфов, способных похитить ребенка недобросовестного купца из запертого на все замки и окруженного охраной дома. Он просто пояснял, что оптовые покупатели с подобными методами придут следом за ним, если обманы не прекратятся. А он хочет решить все проблемы миром - и быстро, очень бысто, пока не пострадала ничья репутация. За это его уважали даже самые отпетые мошенники, норовившие подсунуть спешащим переселенцам навощеную холстину вместо гномского непромокаемого брезента или телеги из сырого дерева, рассыхающиеся через пару дней пути. В мамином поселке, Заречном, отец нашел самых добросовестных мастеров, не рвущихся за временными прибылями. И то - жил клан мастеров богато, вел свое хозяйство, кормился от огородов и охоты, не брезговал и рыбой, благо широкая река Ветрохвостка текла прямо за тыном, окружавшим дома. Зачем им пытаться обманывать приезжих и драть втридорога за немудрящие товары? К обманщику покупатель не вернется. К доброму мастеру придет и за починкой, и за новой покупкой. К тому же делали в Заречном буквально все: и неплохое стекло варили из светлого белого речного песка, и гнули удобную мебель из упругого дерева, и ткали ткани, и выращивали неприхотливых буйволов, и ковали нехитрую хозяйственную утварь, и обжигали глинянную посуду, и тачали товары из кожи. Можно было закупиться у зажиточных зареченцев и запасами на время путешествия: вяленым мясом, нечерствеющими лепешками, зерном и сушеной рыбой. Выросшее на западном берегу реки Ветрохвостки селение никогда не знало спокойной жизни южных городов, защищенных дружинами короля и его вассалов. Им самим приходилось обеспечивать себя всем необходимым еще в те времена, когда дорога к порту Рун была полузаросшей тропой, по которой пробирались лишь отчаянные искатели приключений да контрабандисты. Сами оборонялись от разбойников, защищались от хищников, отгоняли от тына монстров. Приучали детей читать любые следы на заливных лугах и на речном песке, остерегались Мертвецкого леса, лежащего в южном междуречье Ветрохвостки, прозванном охотниками Двухвостье. Охотились. Торговали. Строили стены вокруг поселка, строили новые дома и мастерские, мостили дорогу и настилали гать, ведущую через болотистый, но безопасный Угловой лес к истокам реки и дальше, на северо-восток, к твердыне Шуттгарта. Переговорив со старейшинами рода, отец ударил с ними по рукам. А через неделю ударил по рукам еще раз: посватался к младшей в роду девушке, и вскоре увез ее в свой южный город. Мать так и не привыкла к жизни в большом городе. А еще ей было не по себе вести взрослую жизнь. Самой отвечать за себя и свои поступки. Без надежной опоры большого дружного клана за спиной, она то и дело пыталась найти себе поводыря по жизни. То приводила в дом бормочущую бродячую проповедницу неведомой ереси, то начинала готовить несъедобную еду, как учил прохожих с облучка своего фургона странноватый лекарь в грязном балахоне, то принималась рьяно бить поклоны и приносить пожертвования в храм Эйнхазад. За всеми этими важными делами она порой забывала, что ей уже не семнадцать лет, она хозяйка дома, которая отвечает за хозяйство, у нее подрастают двое сыновей и дочка. Дети могли иногда остаться голодными - потому что есть «священную» кашу из диких злаков пополам с крапивой было невозможно. Или вообще не видеть мать несколько дней, потому что в храме проводился большой молебен. Отец приезжал из своих поездок, покупал нормальную еду, разговаривал, шутил, дарил книжки и игрушки - и снова уезжал. Он любил мать, и пытался, как умел, оправдать перед детьми ее странности. А они тоже любили ее - терпели ее перепады настроения, пытались кое-как стряпать для себя, отваживали от дома очередных проповедников или мошенников в ее отсутствие, и при этом не позволяли любопытным соседкам, зашедшим за горсточкой соли, совать носы в их жизнь. Порой отец привозил матери приветы от ее родни, и тогда она целыми днями рассказывала детям о том, какое славное место это Заречное. Но только вот год за годом никак не получается туда съездить: то кто-то из детей болеет, то у отца срочная поездка совсем в другие края, то на северном тракте объявится разбойничья шайка, наводящая на проезжих страх... Но однажды они все-таки добрались до Заречного - посмотреть на родню и себя показать. Там мать внезапно преобразилась. В свои неполные тридцать, она словно превратилась вдруг в беззаботного ребенка, открытого и радостного. Она водила детей на заветные грибные полянки и показывала им омут, где клюет самая жирная рыба, ныряла с ними за пресноводными омарами, водившимися в ямах на перекатах, плела венки для праздника Солнцедара. И при этом радостно слушалась старших из своего рода - беззаветно, преданно, с улыбкой глядя им в рот. Отец потихоньку указывал детям на это: смотрите, мол, запоминайте, какая она на самом деле. Сам-то он был не из тех людей, которые могут приказывать жене. Может, этой сильной руки ей более всего и не хватало в новой семье, в отрыве от своего клана. После той поездки жизнь семьи наладилась. Мать уже не металась в поисках чьей-то руководящей воли, сыновья, один за другим вымахавшие на голову выше нее, начали шутливо командовать в доме, а дочка - помогать изо всех сил, и отец возвращался теперь не к заброшеному очагу, а к дружному семейному ужину. Потому-то поездки в Заречное стали для них ежегодной традицией. Даже теперь, когда братья выросли, а Каона уже который год учится магии, хоть на одну недельку перед Солнцедаром они все собираются в северном поселке. Но отца очень беспокоило, не вырастет ли дочка такой же, как мать: слепо следующей чужой воле, жаждущей сильной руки, которая ухватит за шиворот и повлечет по жизни. Потому-то он и взял с нее клятву перед отъездом на Остров: жить своим умом, идти своей дорогой. А теперь эти бубенчики, зовущие ее в дальний путь! Ее ли это дорога? Она ведь не выбирала, не решала и не соглашалась на это. Но может быть иногда судьба приходит и так: неожиданным обвалом, свершившимся фактом? Трудно понять. Четыре года она ощущает струйки ветра, скользящие в толще воздуха, ощущает странную связь с молодым, красивым парнем, который только похож на человека. Эта судьба - ее выбор? Эта любовь - ее судьба? Или, подобно привязанному на цепь дикому волчонку, она невольно начинает признавать руки, сующие ей миску и тянущие ее на поводке куда-то к своей цели? Рамио не хотел ее использовать, нет. Но у него тоже не было другого выбора. Их связь запечатлелась, и он не мог теперь выбрать себе кого-то иного вместо нее. Он мог бы попытаться полюбить другую, жить своей жизнью, и остаться для нее только странным ощущением, стоящим за каждым вздохом. Но... слепота лишила его этой возможности. Он оказался оторванным от прежней реальности не только знанием о своем происхождении, но и своим увечьем. Что же делать? В этом году она предложила Рамио поехать в Заречное вместе с ней. До сих пор они оба обходили тему ее отлучек в разговорах. Артеас демонстративно избегал вопросов о том, чем она занимается, изо всех сил подчеркивая, что она ничем ему не обязана. Но это был самообман. Они были накрепко связаны, и их судьба была предопределена и записана в пророчествах много веков назад. Стоило ли сопротивляться, откладывая неизбежное? Каона покачала головой. Если неизбежное неминуемо, значит все, что она делает - правильно? Она может сделать то, что предсказано только правильно и только вовремя? Или все-таки от нее зависит - спасти или погубить расу крылатых? Если откровенно, Рамио начал по-настоящему нравиться Каоне только в последние полгода. До этого она жалела его, с интересом слушала его необычные рассказы, помогала ему иногда обретать зрение в полетах с Драконьей башни Гильдии, но она не была ни капли влюблена в этого стройного, высокого артеас. Когда он держал ее за талию, распахивая крылья, она меньше всего думала о том, что это похоже на объятия. Ее волновало ощущение полета, восторг скольжения в потоке воздуха и надежность страховочного пояса, вот и все. А теперь... когда они еще только пристегивают кожаные ремни к плечам Рамио и поясу Каоны, стоя так близко, сердце у нее начинает колотиться где-то в горле и перехватывает дыхание. Наверное, она наконец-то выросла, догнав свое взрослое тело. Из чувства протеста Каона пыталась заглядываться на других юношей в Гильдии: молодых бойцов, закончивших Школу магов, и даже старших мужчин разных рас. Она убеждала себя, что просто обязана сделать выбор сама, не руководствуясь ни жалостью, ни их таинственной связью. Но... никто не вызывал в ней подобных чувств, как смуглый, черноволосый гибкий артеас, вслепую машущий мечом на тренировочной площадке. Да, со многими она дружила, они проводили много времени на общих занятиях и на выполнении разных заданий, многие были хорошими и надежными ребятами. Как ее старшие братья. Как Клайд. Друзья, не более того. Итак, она все-таки влюбилась в этого императора, правителя, богиня ведает кого еще! И теперь сидит тут с бубенчиком в руке и пытается изо всех сил оттянуть момент решения. Пора отправляться на поиски таинственного храма артеас. Это так же непреложно, как сбор урожая осенью или вылупление цыпленка из насиженного яйца. Вот только побывать в последний раз в Заречном, повидаться с мамой, отцом, братьями, многочисленной шумной родней, ощутить себя частицей чего-то близкого, теплого. И попытаться поделиться этим с Рамио. Если он не поймет ее... если там он ничего не почувствует, значит все эти замирания сердца и дрожь в его руках ничего не значат. Это просто весенний сок в их молодой крови, как пишут в эльфийских романах. Ничего серьезного, не ее путь. А если окажется, что Рамио - это не ошибка судьбы? Тогда оттуда, с севера, она отправится с ним прямо к капитану Гарру. Орк не откажется еще раз сплавать в Грацию знакомым маршрутом. Можно захватить с собой Хенайну с Рорратом, эльфийку ведь интересуют тайны и артефакты. Фургон тащился по дороге со скоростью объевшейся черепахи. Что и говорить, он был переполнен товарами, и двое пассажиров тоже не добавляли буйволам прыти, хотя и были худыми, как скелеты. Ну просто кожа да кости, чем их там только кормят, у этих магов? Каонин дядька Фелис не переставал распространяться на тему плохого питания уже третий час. Но девушка слушала его с рассеяной нежностью: это заботливое ворчание, сдобренное огромными толстыми будербродами с ветчиной, которые возчик накромсал своим кинжалом прямо на облучке, и кувшином ягодного кваса, тоже было частью ее жизни, наследством, доставшимся от мамы. Род, общность - и в то же время сила, позволяющая ей идти по жини самостоятельно, вот чем было для Каоны Заречное с его обитателями. Привязанный сзади к фургону теленок задумчиво пробовал на вкус пучки соломы, торчащие меж планок обрешетки. Солома ему не нравилась, но через несколько минут он забывал об этом и снова тянул золотистый колючий клок губами. Рамио улыбался, лежа на спине, словно высматривая что-то незрячими глазами в хлопающей на ветру крыше повозки. Он с удовольствием съел три бутерброда, выпил кружку кваса и предоставил Каоне самой поддерживать родственную беседу. Всю эту поездку он вел себя довольно странно: перестал тренироваться, избегал находиться в людных местах, почти ни с кем не разговаривал. Каона ждала, когда он поделится с ней своими мыслями, не приставая с расспросами. Но артеас пока молчал. В Заречном вокруг Каоны и Рамио поднялась привычная суета. Им предлагали разом есть, пить, вымыться с дороги, отправиться смотреть приплод этого года в лугах за поселком, прилечь отдохнуть. Каона смеялась, отвечая на поцелуи и объятия, рассказывала короткими фразами о себе, расспрашивала о событиях прошедшего года в Заречном. Зареченцы сразу заметили увечье Рамио, хотя тот старался шагать прямо и почти не опираться на руку Каоны. Кто-то из детишек сунулся было к чужаку под ноги с засунутым в рот от любопытства пальцем, но на него тут же шикнули. И как ни в чем ни бывало начали степенно расспрашивать высокого смуглого парня о ковке оружия, о тренировках бойцов, о том, каких тварей он добывает на охоте и почем нынче на юге их шкурки. Рамио, сперва ожидавший разговора со стиснутыми зубами, быстро оттаял. Он был немногословен, но рассказывал охотно и даже показывал то, чего сам видеть не мог: кромку своего меча, качество выделки кожи на сапогах. Отец подошел к Каоне сзади и приобнял ее за плечи. – Кто это, доча? - спросил он, хитро щурясь на отблескивающий щит артеас. – Это мой друг, - неожиданно смутилась девушка. - Я тебе рассказывала, помнишь? Он ослеп из-за нашей магии. – Зря ты его раньше к нам не привозила. Гляди, как у нас тут хорошо да привольно, - улыбнулась из-за спины отца мама. – Да... - Каона вдохнула полной грудью запахи скошеной травы, речной прохлады и... свежего навоза. Действительно, приволье! Стадо идет на дневную дойку, сейчас кто-нибудь принесет гостям парного молока, еще покрытого белой пеной, неописуемо пахнущего детской, телячьей сытостью. Да не в чашке по-городскому, а прямо в подойнике, прикрытом мокрой ряднинкой, через которую молоко цедили. И вручат большую глиняную кружку - черпайте из ведра, да пейте, гости дорогие. Балованое молоко все равно заквасят или пустят на болтушку телятам. Или добавят в круглый чан с закваской в сыроварне. Или выпьют босоногие, упарившиеся носиться по жаре, ребятишки, так и не донеся до дома. Рамио тоже потянул носом воздух. Девушка давно уже замечала, что артеас на самом деле воспринимал не только ее боль. Слабее, но все же довольно ясно, он чувствовал ее радость. Вернее, ту физическую часть радости, которая передается телу: приятную истому, упругость мышц, запахи, звуки, вкус. Даже на значительном расстоянии он мог с уверенностью сказать, что девушка купалась или нюхала цветы. А уж сейчас, стоя в двух шагах от нее, Рамио воспринимал эти ощущения почти как свои. Но на его смуглом лице мелькнуло недоумение. Каона фыркнула в кулачок: кажется, артеас так и не понял, почему ощущает одновременно ее удовольствие и... запах навоза. Надо будет попозже объяснить ему. А сейчас... – А вот молочка свеженького, гости дорогие! - из-за угла вышла дородная женщина с подойником. Но отец Каоны решительно загородил собой Рамио: – Каонке плесни, Найя, а гостю не нужно. Непривычный он к сырому-то, как бы не поплохело. Родичи понемногу расходились. Каона с родителями повели Рамио в дом деда Тарвора, отца матери. Сам дед погиб уже лет десять назад, но его просторный дом до сих пор не перешел в наследство никому из восьмерых детей. Сейчас в нем жили разом три семьи, но временно, покуда не отстроят свои. А так просторную постройку использовали для приема дорогих гостей, родственников и близких друзей рода. Здесь гостям выделили две смежные светелки. Каона заметила, как мать и отец обменялись взглядами. У родителей явно крутился на языке вопрос: а не поселить ли дочку с ее приятелем в одну комнату. Дело-то хорошее, и парень вроде ничего, даром что слепой. Но отец еле заметно качнул головой. Дочка сама решит - он уже не сомневался в силе ее характера. А вот сама девушка была переполнена терзаниями. Она провела Рамио по комнатке, давая ощупать кровать, табурет, столик у окна и вделанный в стену шкафчик. Теперь, после Преобразования, здесь на Севере зимы были суровыми. Поэтому в каждой комнате теплился очажок с вечными углями, прикрытый тяжелой чугунной дверцей. Потом показала ему дорогу в свою светелку по соседству, очень похоже обставленную. – Ты здесь стала другой, - медленно произнес артеас, повернув лицо к слабому жару очага. - Расскажи мне, что для тебя это место? – Это мой род, - задумчиво провела по деревянной панели стены Каона. - То, что у меня невозможно отнять. Я могу жить где угодно и заниматься своими делами, а они тут... будут всегда. – Но ты не хочешь жить тут с ними... - утвердительно кивнул Рамио. – Да, не хочу. Это не моя жизнь. Знаешь, когда-то давно наш род едва не постигла общая участь больших сельских семей. Из которых дети рано или поздно разъезжаются по свету. Те, кто уходили учиться, сюда уже не возвращались. Им нечего было делать дома: ведь новые ремесла, новые умения тут негде было применять. Любому мастеру нужны инструменты, нужны подмастерья, покупатели, клиенты. Тогда мой дед Тарвор решил построить мастерские прямо тут, в Заречном. Неподалеку тракт, люди переселяются на север, купцы водят караваны. Он рассчитал верно: дети начали возвращаться домой. Таких, как я, совсем немного. Тут есть мастера разных профессий, фермеры, объездчики буйволов и кугуаров, охотники, следопыты, рыбаки, тренированные воины в малой дружине и ученые, целители и учителя, музыканты и даже один художник, к которому приезжают лорды заказывать портреты. Наверное, когда построят храм в Заречном, появятся и священники. Я иногда думаю, что мои братья рано или позно вернутся сюда. И... - Каона замолчала, осекшись. – И твои дети, да? - в голосе Рамио была глубокая задумчивость. - Ты хотела бы, чтобы они жили тут? – Про детей я теперь не знаю, - вздохнула девушка. - Это слишком сложно для меня. – И для меня тоже, - признался правитель крылатого народа. - И для меня... Он внезапно поднялся и, легко касаясь стены ладонью, молча вышел из комнаты. Девушка поняла, что он хочет остаться один. Настроение артеас иногда менялось по непонятным ей причинам. Приглушенно хлопнула дверь его комнаты. Рамио понял самое главное в ней, ухватил самую суть - но при этом по-прежнему отстранился, как и отец, предоставляя ей возможность решать все самой. Позже, вечером, помогая матери и двоюродным теткам ставить многочисленные хлеба в печь, Каона думала о всех этих сложностях с легкой досадой. Мать, видя настроение дочери, незаметно кивнула своим сестрам и увела девушку на улицу. Звездное небо отливало сиреневым со стороны океана. Вдали, над портом Рун, дрожало оранжевое зарево от освещенных улиц и домов. Со стороны реки, с лесного берега, наползал сырой и плотный туман. Где-то закричал схваченный зверек: ночные хищники вышли на охоту. Рыкнули ручные волки, обегающие поселок вдоль околицы, отгоняя чужаков от своей территории. Заскрипела тетива на сторожевой башне. – Что тебя так тревожит, дочка? - спросила мама, накидывая на плечи Каоне шерстяную безрукавку, прихваченную в сенях. – Все сразу, - буркнула девушка. - Вся эта жизнь, перепутанная до безумия. Скажи мне, почему взрослые не учат нас самому главному? – Главному? - мать мягко улыбалась дочери. – Да, такому важному! - Каона повысила голос. - Ведь ты сама искала всяких мудрецов долгие годы - чему ты хотела от них научиться? Какой мудрости тебе не хватало? И если ты ее узнала, то почему не передала нам, своим детям? – Чему же такому вас не учат, расскажи мне? - мама опустилась на скрипучую лавочку у плетня. – Как любить кого-то? Как провожать друзей? - Каона рубанула воздух рукой, потом прижала стиснутый кулак к груди. - Как пережить славу или как пережить полную безвестность? Как уйти от кого-то, кого ты больше не любишь? Что происходит в головах у других людей, о чем они думают? Что можно сказать умирающему другу? А врагу? И как жить, когда ты столького не знаешь? – Мы не учим вас, - мать провела по лицу ладонями. - Да, не учим, ты права. Потому что этому нельзя научить. Можно только рассказать как другие люди до тебя поступали так или этак. И ты все равно будешь искать свой путь и свой способ сделать что-то, потому что твое сердце - единственное во Вселенной, и ты любишь как никто другой и уходишь своей дорогой за своей звездой. Может быть, однажды ты узнаешь ответ для всех и вернешься - научить нас? - по лицу женщины внезапно потекли слезы. – Ты плачешь, мама? - Каона испуганно обняла ее, растеряв весь свой воинственный пыл. – Ты так быстро выросла, - всхлипнула та. - Быстрее всех! – Ничего, мам, я справлюсь, - проглотила ком в горле девушка. - А ты для себя нашла ответы? – Да, я нашла. Но они не годятся тебе, - мать утерлась фартуком и слабо улыбнулась. - Ведь ты не жена купца из небольшого городка. У тебя другая дорога в жизни - и другие ответы. – Ты счастлива теперь? - этот вопрос Каона не решалась задать матери уже много лет. - Мне казалось, что ты была очень несчастна, когда мы были маленькими. – Я была растеряна и не умела найти себя, - пожала плечами женщина. - Замужество и материнство обрушились на меня так внезапно, что мне все время казалось - это не со мной происходит. Трое детей, подумать только! А я вся еще была тут, на лугах своего детства. Потом твой отец понял это и привез меня домой. И все встало на место. – Как? Как оно встало? - Каона согревала мамины руки в своих горячих ладошках. – Очень просто. Мы приехали в тот раз под вечер, в темноте. Всюду лежал туман, и я так и не увидела ничего знакомого. Утром я вскочила рано-рано, как в детстве, и скорее помчалась на улицу. Мне хотелось обмануться, хотелось пожить часок так, словно вас с отцом нету в моей жизни. Вставало солнце, туман таял, все Заречное выплывало мне навстречу. Стадо двигалось на пастбище, свистели птицы. Я ощущала себя легкой, как пушинка. Хотелось схватить хворостину и кинуться выгонять коз и овец из хлева, как я делала в детстве по утрам, помогая взрослым. Я шагнула к открытой двери хлева и увидела там другую девочку с прутиком. Не помню уже, кто это был из моих племяшек. Она смеялась, не замечая меня, разговаривала с овцами, шлепала коз по спинам и щекотала козлят. В лучах утреннего солнца она сама была как дух воздуха, прозрачный и невесомый. И в эту минуту я поняла, что детство - это не сам человек. Детство - это место и время, куда невозможно вернуться. Туда все приходят по очереди и по очереди покидают его. Но если для меня тут нет места, то где же я должна быть? Мне стало так одиноко, словно я по ошибке забрела в чужое село, перепутав его с Заречным. И тут твой отец подошел ко мне сзади и обнял за плечи. Он был такой теплый, такой родной, что я просто задохнулась от счастья. Вот мое место - поняла я. Я все время была на своем месте, а хотела вернуться на чужое. Если бы ты знала, с какой радостью и гордостью я рассматривала вас в то утро! Словно вы только что появились у меня. – Я помню, что ты сильно изменилась в той поездке, - кивнула Каона. - Ты стала такая веселая... – Потому что все для меня встало на место, - согласилась с ней мать. - И на душе стало легко, и все, что я делала, наполнилось смыслом. – Поэтому ты и приезжаешь сюда - напоминаешь себе об этом? – Не только, - мать усмехнулась. - Уж такое-то трудно забыть. Тут еще и родня, и место красивое. А у отца здесь постоянно какие-то дела, ведь он с твоими дядьями до сих пор партнерствует в торговле. – А есть для тебя место еще более родное, чем Заречное? - Каона с интересом всматривалась в мамино лицо. Она еще совсем не старая, а когда смеется - похожа на девчонку. Но в волосах полно седины, а руки давно огрубели от домашней работы. – Ну, наш дом, конечно, - растерялась мать. – А еще? – А еще лесная заимка, - мама улыбнулась своим воспоминаниям. - Она тут за рекой в полутора десятках миль, путь порядочный. Меня туда дедушка брал, когда они охотились. В лес, конечно, мне ходу не было, так в заимке и хозяйничала, пока мужчины делом заняты. Но там такая особенная тишина. Вокруг дома сосны стоят, словно вечный закат за окном. Широкая поляна слегка покатая, за поляной тропа начинается. Дальше в лесу растут дубы, там мрачно и зелено. Ручей журчит в пяти шагах от крыльца. И такие колокольчики - выше моего роста! Там их никто не рвет и не косит. Я иногда ложилась в траву и лежала часами, глядя как синие цветы сливаются с синим небом. Там тихо, монстры почему-то обходят это место. – Я там никогда не была, - удивилась Каона. – Попрошу кого-нибудь их охотников, пусть вас туда свозят, - предложила мать. – Хорошо! - согласилась девушка. - Только давай ближе к отъезду? Нам все равно на восток отсюда двигаться. – Ладно, - легко кивнула мать, не удивляясь словам дочери. Ее внутреннее спокойствие действовало на юную чародейку умиротворяюще. Дорога в тысячу миль начинается с маленького шага. Каона все сделает правильно и найдет свои ответы, так же как и мама. – А помнишь, как вы с братьями тут по ночам за козлиной шерстью в хлев лазали? - внезапно вспомнила мать. - Мы-то с отцом все видели в окошко, а вы так крались, так прятались! – Помню-помню! - обрадовалась воспоминанию девушка. - Мы эту шерсть жгли и пепел подсыпали Гунтяшке, помнишь, толстому такому? Он нас все дразнил городскими, а нам кто-то наболтал, что от этого пепла у Гунтяшки рога вырастут. Обе женщины, юная и зрелая, весело рассмеялись. Мама поднялась, может быть чуточку тяжелее, чем раньше, слегка опираясь на руку Каоны. – Пойдем спать, - предложила она. - В Заречном рано поднимаются, ты же знаешь. – Да-да, - рассеяно отозвалась девушка. Она не могла оторвать глаз от трех детских фигурок, которые в тени хлева подсаживали друг дружку в узкое оконце. Слегка затрещала чья-то рубашонка, зацепившаяся за гвозь. Кто-то сдавлено пискнул. В хлеву беспокойно взмемекнул черный косматый козел - вожак смешанного козье-овечьего стада Заречного. Каона прыснула в ладонь, стараясь не спугнуть маленьких заговорщиков. «Детство - это место и время... - подумала она. - И место остается навсегда. А время уходит навеки.» Может быть, это не самый важный ответ из тех, которые ей предстоит найти для себя, но Каоне почему-то стало легче, глядя на эти детские ситуэты в темноте. На охотничью заимку Каона с Рамио попали через десять дней. Попрощавшись с родными, обняв отца и маму, девушка бодро зашагала следом за артелью охотников в сторону Мертвецкого леса. Разумеется, зареченцы не охотились в проклятом месте. Их угодья лежали в северном Двухвостье, в Угловом лесу, зажатом расходящимися руслами Ветрохвостки - Дальним и Ближним Хвостами. Но гать начиналась на самой границе запретного места, и Каона невольно озиралась на темные ели, стерегущие тайны живых мертвецов. – Тут пахнет сухой мертвечиной, - подлил масла в огонь Рамио, сжимая рукоять меча. – Далеко от нас? - встревоженно спросила Каона. – Да, довольно-таки, больше мили, - успокоил ее артеас. - И движутся не в нашу сторону. – Ничо, девонька, если упыряки к нам сунутся, мы их приголубим, - старший охотник погладил свой лук, выглядевший на первый взгляд просто и непритязательно. Однако, Рамио с трудом сумел согнуть его и накинуть тетиву. После этого охотники зауважали гостя, а он - людей, чье самодельное оружие, оказалось более грозным, чем узорчатые эльфийские боевые луки, с которыми он тренировался в Гильдии. – Днем не упырей надо бояться, - поежилась Каона. Действительно, главная опасность Мертвецкого леса была в его жителях, обреченных медленно вырождаться под действием проклятия. До поры до времени это были обычные люди: мужчины, женщины и дети. В какой именно миг у них наступало превращение в монстра, не мог сказать даже опытный маг. Поэтому на границе Мертвецкого леса опасной могла оказаться и пятилетняя девочка, спросившая у путника дорогу, и малыш, попросивший вынуть ему занозу, и милая девушка, предлагающая лукошко свежих ягод. Не у каждого хватало окаянства «испытать» встреченного доброй сталью меча или стрелой. Часть проклятых оставалась людьми долгие годы, не в силах покинуть уже давно обернувшихся монстрами родных, детей, жен, родителей. – По хорошему выходит, - бурчал старшой по прозвищу Чул, - что ежели всех в Мертвецком лесу перебить, так это тока на пользу и им и нам. Да кто ж за это возьмется, когда их там нежить защищает? Опять же, дети у них, это вам не телята. У кого рука подымется? Я б не смог. – А как же дети, если половина взрослых уже мертвяки? - спросил Рамио. – Потому как проклятие, - степенно пояснил охотник. - Они вроде как живые на вид и мертвые внутри. И дети родятся и родятся, чтоб проклятию конца не было. Так уж их приложило этим колдовством. – Нужно спросить магистров, - сказала Рамио девушка. - Может быть, если распутать основу заклинания, жители разделятся на нежить и обычных людей. Тогда людей можно вывести и лес понемногу очистить. – Напиши письмо из ближайшего городка, - посоветовал артеас. - В Грации нет почтовиков, если ты помнишь. – Ладно,- согласилась та. - А это что за шум? - девушка всмотрелась в кусты, шевелящиеся в паре десятков шагов от дороги. – Это кто-то живой,- уверенно сказал Рамио. - Живой и маленький. К дороге приближался смешной всадник: на большом лохматом волке - судя по тусклой шерсти и седым ушам, уже немолодом и матером - к охотникам ехал мальчик лет пяти. В руке у ребенка был дротик, которым он погонял зверя. – Мир вам! - звонко крикнул он, подъехав совсем близко. Охотники настороженно и неохотно поздоровались. – Можно мне пойти с вами? - Каона поняла, что голос мальчишки кажется таким звонким от с трудом сдерживаемых слез. – Нет, парень, не положено вашим из лесу уходить, - мрачно ответил ему Чул. - Не нами то заведено, не нами и нарушено будет. – Я здоров, - мальчик судорожно вцепился в шерсть волка, потому что зверь вздумал плюхнуться на хвост и почесаться задней лапой. Маленького всадника при этом мотало как куклу. - Я совсем здоров. И у меня никого там не осталось. – Давно? - тихо спросил Рамио. Охотники удивленно посмотрели на гостя. – Сегодня, - мальчик опустил голову. - Сестренка пошла корову доить, а когда я за ней прибежал, она уже... уже... - у ребенка покатились крупные, как градины, слезы. - Пила у Чернухи кровь из шеи! – Этот мальчик совершенно живой, - сказал Рамио, обернувшись к Каоне. - У такого все равно может начаться... превращение? – Нет, если он живой, то его должен кто-то инициировать. Обычно там все друг друга... пьют, - передернулась девушка. - Родители детей, дети братьев и сестер. Но ты бы такое почуял, я думаю. – Чул не чул, куда ветер дул! - сердито выдал старшой свою любимую присказку, из-за которой и получил прозвище. - В Заречном его не примут, сама знашь, девонька. – Мы возьмем его с собой, дальше на восток, - уверенно ответила Каона. - Там найдем, где пристроить. – Ну гляди, - Чул пожал плечами. - Мороки с мелкими полно, будь они живые или нежить. – Иди сюда! - протянула мальчику руку Каона. - Пойдешь со мной далеко-далеко? – Пойду, - тот сполз с волка и двинулся на дорогу, придерживая своего спутника за свалявшуюся шерсть. - Далеко - это хорошо. Никто меня не найдет. – Как тебя зовут? - Каона достала из своего заплечного мешка низку сушеных яблок, похожую на ожерелье. – Риз, - ответил мальчишка, немедленно набивая лакомством рот. – А твоего волка? – Грыз. – Риз и Грыз! - усмехнулся Рамио. - Чудесная компания! Чул покачал головой и скомандовал двигаться дальше. Риз старался не отставать от охотников, волк терпеливо тащил легкую ношу, когда мальчишка уставал идти пешком. На заимке Чул снова растерялся. – Поймите уж меня, - сказал он вполголоса Каоне и Рамио. - Наши с энтим Ризом спать в доме ни за что не лягут. А на улице его оставить, ежли парень и вправду живой - считай просто зверье или нежить кормить. За ним ведь как пить дать сегодня придут. – Мы ляжем на чердаке сарая, - предложила Каона. - Там вроде бы сено хранится? – Сено, но старое, того года, - кивнул Чул. - Я вам одеялки дам и фонарь. Так-то тут никого опасного не водится, потому и заимку поставили. Но за энтим могут и издалека прийти. – Будем караулить по очереди? - спросил Рамио, взбираясь на чердак. – Да, но сперва я кое-что сделаю, - Каона еле заметно взмахнула рукой, отправляя маленького Риза в колдовской сон. – Зачем? - удивился артеас. - Он и так устал порядком, заснул бы через две секунды. – В магическом сне на него не будет действовать зов упырей. Чул прав, за мальчиком могут явиться его родичи. Пока мы не пересечем Дальний Хвост, они будут чуять его кровь и идти по нашим следам. – А что если бы он услышал их зов? - артеас наощупь накрыл ребенка шерстяным одеялом. – Скорее всего он потерял бы разум и сам отправился бы в ним в руки. Для него подставить себя под их укусы представлялось бы величайшим блаженством. Они искусали бы его всем родом, так инициация проходит быстрее. Наутро - никаких следов, через несколько часов - нежить вместо мальчишки. – А теперь им придется лезть сюда по одному, - Рамио положил свой меч на пересохшее колючее сено. - И знакомиться с нами. – Да, - зевнула Каона. - Отсыпаться будем завтра днем. Ночные часы тянулись томительной душной чередой. Чародейка попыталась было заснуть, полагаясь на воздушное чутье Рамио, но беспокойство заставляло ее вскидывать голову каждые пять минут. – Ты вся извертелась, - попенял ей артеас. - Когда явятся упыри, ты будешь сонная, как наш подопечный. – Лучше бы ты поспал, - ответила девушка. - Я совершенно не могу уснуть. – Я бы уснул, - Рамио усмехнулся. - Но я не уверен, что ты почуешь приближение наших гостей. А ведь они уже кружат вокруг этой заимки. Только почему-то двигаются очень-очень медленно. – Уже! - Каона подскочила как ужаленная. - И ты молчал? – А зачем говорить раньше времени? - удивился крылатый. - Они даже к сараю не приблизились. Шарят, словно.... словно слепые, - он запнулся на последнем слове. – Примерно так оно и есть, - объяснила чародейка. - Ночью их ведет запах крови и глаза почти не действуют. Риз тихонько застонал во сне. Руки и ноги мальчика дернулись раз, другой. Каона снова поколдовала над ним, и мальчик затих. – Они зовут его, - она всматривалась в темноту. - Сколько их там, Рамио? – Я ощущаю пятерых, - коротко отозвался артеас. – Справимся, - девушка обхватила себя за плечи. - Должны справиться. – Тут нет никаких окон, слуховых отверстий, труб? - Рамио обвел чердак рукой. – Нет, и крыша тесовая, крепкая, - успокоила его Каона. Они могут двигаться только по лестнице. – Зачем облегчать им задачу? - Рамио нащупал лестницу и с силой оттолкнул ее прочь. Та плавно прислонилась к противоположной стене сарая, упершись в какие-то развешанные на балке веревки. Напряженное ожидание наконец прервал тонкий скрип и зеленый свет «рассветной» Луны прорезал густую темноту внутри сарая. Дергающиеся тени втягивались в приоткрытую дверь. Мужчина, женщина, трое детей - две девочки и мальчик, не старше 15 лет. Выражение мертвых лиц с какими-то умильными, словно нарисованными улыбками, ужасало. Мертвецы закружили по сараю, натыкаясь на ящики, козлы, инструменты и друг на друга. Потом мужчина нашарил лестницу и двинулся по ней вверх, принюхиваясь и утробно кряхтя. Риз снова застонал и задергался. Каона потратила лишние секунды на усыпление мальчика и принялась за нежить. Как обычно, половина магической силы впитывалась в мертвую плоть, ослабляя действие заклинаний. Мужчина с воем раскачивался на лестнице, изгибаясь всем телом. – Сейчас он прыгнет! - предупредила девушка Рамио, уже стоящего с мечом наизготовку. Одновременно хрустнули засохшие суставы, тяжелое липкое тело ударилось о край чердачного настила и артеас рубанул его мечом.. Два-три удара - и тело растаяло в воздухе. – Он вернется? - спросил воин, вытирая лезвие клоком сена. – Сегодня нет. Они и так почти всю ночь тащились сюда из своей деревни, - вытирая пот со лба пояснила Каона. - А завтра мы будем уже далеко. – Ну, тогда это ерунда, - Рамио покрутил тяжелым клинком в воздухе. - Может, мне спуститься к ним, чтобы не затягивать это до утра? – Сейчас я... - Каона подняла свой посох. - Огнем тут нельзя, сарай сгорит. Я их сейчас ударю аурой, а ты готовься - они могут прыгнуть все разом. – Лучше усыпи половину, - предложил артеас. – Не... - чародейка покачала головой. - Усыпляю я пока очень слабо. – Ну смотри, - Рамио приготовился к отражению атаки, втягивая воздух ноздрями и покачивая мечом в напряженных руках. Вспышка голубого света озарила внутренность сарая. Четыре ковыляющие фигуры выпрямились как по команде и рванулись вверх, не щадя свои бесчувственные тела. Живые люди порвали бы себе мышцы или вывернули шеи в таком прыжке, но мертвяки тяжело плюхнулись на пол чердака, тут же рывками поднимаясь на ноги и надвигаясь на защитников Риза. Каона встала над мальчишкой, не позволяя монстрам дотянуться до него. Ледяные стрелы, удары аурой и сгустками энергии отбрасывали мертвяков назад. Рамио схватился с женщиной. Она не была ослаблена заклинаниями, как мужчина, и сражалась с артеас в полную силу. Не раз и не два поднимался клинок и вдымались когтистые лапы над головами сражающихся. Рамио зашипел. Каона поспешно полечила его. Ее магические силы иссякали, хотя еще ни один монстр не задел ее. Девушка закусила губу и произнесла формулу трансформации жизненных сил в магическую энергию. Раз, другой, третий. На тренировках у нее во время этого заклинания просто подводило живот, словно желудок наполнялся ледяной пустотой. А сейчас, в бою, Каона ощутила, как у нее подгибаются ноги и холод охватывает все внутри, замедляя биение сердца. – Аура, аура... - шептала девушка про себя, привычно отсчитывая секунды между заклинаниями. - стрела, удар, стрела... В какой миг все закончилось, она не заметила. Тела нежити растаяли в воздухе и в сером предутреннем свете стали ясно видны черные раны на предплечье Рамио. Каона, держась за стенку, лечила его, с досадой осознавая, как слабы ее целительские силы. Потом девушка еще раз убедилась, что маленький Риз крепко спит и его не задел ни единый клык или коготь. – Ну, вояки! - раздался снизу голос старшого. - Чул не чул... какие дела-то! Пойдемте в дом теперя! До вечера они не явятся. – А вы тут... чего? - заплетающимся языком выдавила из себя Каона. – А мы ихних дружков из лесу встренули да обратно завернули, - Чул махнул в сторону темнеющих в отдалении дубов. - А то смотрим - у вас молоньи сверкают, знамо вам не до новых гостей. Ну и пошли с мужиками их сами приветили. – Тут было еще штук шесть упырей, - тоже переводя дух, пояснил девушке Рамио. - Шли к нам, но не дошли. – А мальчонку они не забрали, не обидели? - обеспокоенно спросил Чул. - Говорят, ежли он три ночи в этом лесу пересидит, то проклятье-то с него и свалится. – Три ночи? - простонала Каона. - Нет, дядь Чул, мы уж лучше дальше двинемся. Еще быстрее от проклятья уйдем. – Так-то оно да, верно, - охотник разгладил свою бороду. - Только тогда вашему Ризу в наши края ход заказан. Непременно будет своих притягивать, хоть через десять лет, хоть через сто. – Я скажу старшим в своей гильдии, - терпеливо пояснила Каона. - Они что-нибудь придумают. – Ну ладно, чул не чул... - согласился охотник. - До полудня мы вас тута покараулим, а дальше счастливой дорожки. – Спасибо, уважаемый, - ответил на это Рамио. Через десять минут в охотничьем домике все крепко спали, закрывшись ставнями от разгорающейся зари и особо настырной нежити. Впрочем, таковых в заклятом лесу не нашлось, и до позднего утра никто не побеспокоил отдыхающих. Попрощались путники с охотниками уже при свете дня, с шутками, с веселыми подначками и наказами держать ухо востро. Пожелали им ни пуха ни пера и были посланы к големской матери с довольными улыбками: охотники люди суеверные, ритуалы свои блюдут строго. Пересекли бурный Дальний Хвост, по которому в это время года шли к океану косяки рыбной молоди, блестя радужными спинами и выпрыгивая из воды от избытка сил. Перекусили на невысоком откосе и двинулись дальше. Риз молчаливо ехал на своем Грызе, изредка оглядываясь на лес, оставшийся на другом берегу. Дорога поворачивала к югу, уводя чуть в сторону от Ветрохвостки, к Вопящей Трясине. Места были безлюдные, тут никто не селился уже много веков. Пару раз путники видели кружащих в вышине драконов, но боевых или диких - разобрать не удалось. Полуденный яркий свет сменился на мягкий вечерний, от болота потянуло пряным запахом цветущей таволги и жгучей пчелянки. Каона сверилась с картой, которую ей дал отец, и решительно свернула на узкую дорожку, уводящую в болота. – Там будет ночлег, - пояснила она Рамио. Артеас двигался по тропе без труда - лезущие в лицо высокие метелки таволги и хлюпающая под ногами жижа немедленно сообщали ему, что он уклонился от верного пути. Через час неторопливой ходьбы они вышли к нагромождению камней, образующих проплешину посреди пахучего разнотравья. Небольшой навес и кострище говорили о том, что этим ночлегом кто-то неоднократно пользовался. – Тут можно ночевать любому путнику, - пояснила девушка, помогая Ризу сползти с волка и размять затекшие ноги. Грыз немедленно с треском умчался куда-то в тростники добывать себе ужин. - Только нужно обязательно что-то оставить после себя. – Хороший обычай, - одобрил Рамио. - А что оставим мы? – Я нарву мятлика нам на постели и потом разложу его сохнуть на камнях. Тем, кто придет за нами, не нужно будет думать о подстилках. А ты можешь нарубить дров. Тут среди камней много засохших деревьев, но мелкие веточки все давно подобрали. Рамио с помощью Риза занялся дровами. Под тяжелым клинком перекрученные ветви легко раскалывались на удобные длинные щепы. Каона затеплила костер в выложенном камнями углублении и вскоре был готов нехитрый дорожный ужин. – А куда вы идете? - впервые после ночного боя подал голос Риз. Каона и Рамио старались не дергать мальчишку понапрасну, напоминая ему о произошедшем. Хотя тот и спал, вполне вероятно, что многое он воспринимал даже во сне. – Мы движемся на встречу с одним капитаном, - рассказала Каона. - Нам нужно поплыть далеко-далеко на его корабле, и мы идем к тому месту, где он нас будет ожидать. – А почему он не приплыл в вам в порт Рун? - удивился мальчик. – Потому что был далеко отсюда - это раз, - ответила Каона. - И еще потому что у него дела на Первозданном Острове. – А мне можно будет поплыть с вами? - продолжал свои расспросы Риз. Его волк вернулся с охоты и улегся в отдалении, чем-то смачно хрустя. – Посмотрим, - неуверенно отозвалась девушка. Она собиралась найти кого-нибудь, кто позаботился бы о Ризе еще до встречи с капитаном Гарром, но пока что вокруг тянулась глушь без единого признака человеческого жилья. Уклоняться же сильно к югу, к селениям возле Башни Слоновой Кости, ей не хотелось. – Я очень-очень хочу уплыть подальше отсюда, - Риз часто заморгал, сдерживая слезы. - Они зовут меня каждую ночь, вот и сейчас опять начинается. Мне так сильно хочется пойти на их голос, что просто нету сил. Но я знаю, что тогда я тоже умру и стану упырем. – Я помогу тебе спать спокойно, пока мы не окажемся достаточно далеко, - успокоила его Каона. - Просто удивительно, как у тебя хватает силы воли сопротивляться им! – Мне амулет помогает, - признался Риз, вытягивая из-за пазухи темный камень в серебристой оправе. - Когда я родился, в нашу деревню заехал какой-то жрец. Он очень быстро смекнул, что большая часть жителей мертвяки, но даже бровью не повел. Он был сильный волшебник. Моя мать тогда была еще живая, и все ее дети тоже. Жрец предложил ей на выбор что-то одно: либо забрать меня оттуда прочь, либо упокоить насовсем нашего отца, чтобы у матери с детьми был шанс покинуть проклятое место, не испытывая на себе силу зова родичей, либо создать амулет, защищающий от этого зова того, кто его носит. Мать все еще любила отца, ведь днем он выглядел совсем как человек, она не могла расстаться со мной, потому что я был совсем крохотным. Поэтому она выбрала амулет, надеясь, что сумеет сама увести нас оттуда. Но у нее так и не хватило на это воли. А когда отец укусил моего старшего брата, мать надела эту шутку мне на шею и сама потребовала укусить ее. Она не могла оставить их обоих. Мы с сестрой пару раз пытались бежать, но нас приводили обратно, до поры не кусая. А вот другой брат все убеждал нас, что быть упырем гораздо лучше, чем смертным. Он с нетерпением ждал своей инициации. После этого сестра со всем смирилась. Она сказала, что будет жить в деревне обычной жизнью, пока ее судьба не решится. Кто укусил ее, я не увидел. Просто вскочил на Грыза и умчался прочь, пока она не очухалась от первой жажды крови. – Интересная штучка, - Каона просканировала структуру заклинания, насколько смогла. - Действует избирательно, от нежити и еще от мертвящих заклинаний. – Но меня все равно тянет назад, к родным, - признался Риз. - Днем они почти совсем как люди: мама причесывает меня и качает на качелях, братья учат стрелять из лука. Отец забор красит или крышу чинит. И сестра... наверняка, если я вернусь, днем она будет как живая: станет щекотать и играть со мной в шарики. Как будто все в порядке. Только ночью очень страшно, когда они изменяются и приводят живых людей с тракта на растерзание. И еще они все время забывают меня кормить, ведь сами мертвяки не едят человеческую пищу. – Ты же не хочешь пировать вместе с ними по ночам? - сердито спросил Рамио. - Будь мужчиной, пойми: твои родные умерли, и только злое колдовство не дает их телам обрести покой. Это не мама и не братья, это пустые оболочки, наполненные чужой магией. Твои родные ушли за пределы нашего мира. Когда их тела будут избавлены от заклятья, они смогут родиться вновь. Но для этого нужно, чтобы род не прервался. Так что твое бегство - это их будущее спасение, понимаешь? – Я не знал, - прошептал малыш, прижав кулаки к груди. - Я просто убежал... – И если убежишь совсем, твои родные смогут когда-нибудь спастись. Они вернутся в наш мир - твоими внуками или правнуками, понимаешь? - добавила Каона. – Откуда ты знаешь? - Риз недоверчиво покачал головой. – Меня этому учили очень-очень сильные маги, - заверила его девушка. - А они знают об этом из старых книг, написанных еще гигантами. – А... ох... - мальчик округлил глаза. - Здорово! Теперь мне будет проще удержаться от их зова. Я спасу их всех! – Вот и молодец. А насчет корабля поглядим, - закончила Каона. - Нам предстоит еще долгий путь. Этот долгий путь растянулся на неделю. С одной стороны, путникам некуда было торопиться. Им предстояла сложная миссия, успех которой никак не зависел от их спешки. Капитан Гарр был занят охотой на Первозданном острове, в Гильдии Каону и Рамио не ожидали раньше осени. С другой стороны, оттягивать поиски не стоило: перелом лета приближал время осенних бурь, знакомых друзьям по прошлому путешествию. – Мы заедем в Ракушечное? - спросила Каона у артеас, сама не зная, какого ответа ожидает. – Обязательно, - твердо ответил тот. - Мама Салина мне часто пишет, а вот Амиена молчит, словно я ее чем-то обидел. Да и с отцом мне хотелось бы повидаться. Моя детская обида на него давно прошла, я рос как все прочие дети артеас, почему отец должен был делать для меня исключение? Он все равно любил меня и заботился обо мне. А моя родная мать и вовсе не подозревала о моем существовании, так что никакой ее вины тоже нет. – Хорошо, - согласилась чародейка. - Я надеюсь, что на этот раз все будет благополучно. – Не расбрасывайся магией почем зря, вот и все, - назидательно отозвался Рамио. – Да я-то как раз и не... - вздохнула девушка. Ей в который раз захотелось прижаться к плечу артеас, обнять его за шею и молча вдыхать его привычный, неповторимый запах. Но присутствие маленького Риза предохраняло ее от этого безумства. Захваченный разбойниками замок Анаруал, по-местному Бандюшник, путники обошли по отрогам прибрежного хребта, тянущегося вдоль Ящерного залива. Мощный ветер, мчащийся с океана, рвал на них одежду, и Грыз порой придерживал своего маленького хозяина зубами за рубашку, предохраняя от падения в пропасть. Рамио двигался осторожно, готовый в любой миг распахнуть крылья, избегая падения. Он легко придерживался за плечо Каоны. Риз норовил потрогать голубую пленку обнажившегося крыла, но в смущении отдергивал руку. В Бандюшнике гудели рога, черный дым поднимался столбами не только из замка, но и из окружающего его леса. По дорогам двигались отряды и груженые телеги. – Крепко они тут засели, - нахмурился Рамио, втягивая носом воздух. - Не похоже на обычную шайку. – Да какая там шайка, - махнула рукой Каона. - Самое настоящее войско. Они тут уже лет шесть окапываются. Гильдия пока их не трогает: и руки не доходят, и сил маловато. К тому же, если их отсюда выкурить, то они же новое место себе найдут, неизвестное. А тут все на виду, как в загоне. – Ну-ну, - усмехнулся артеас, осторожно страхуя Каону крылом, как парусом. В таком плотном потоке воздуха ему было бы проще лететь, заодно обретя на время зрение, но как унести одновременно девушку, Риза и волка? – Рамио, давай я возьму Риза на руки, он же совсем легкий, - словно прочитав его мысли, предложила Каона. - А Грыз нас догонит, вот увидишь. – Давай! - обрадовался артеас. Свобода полета, свобода видеть этот мир была для него неожиданным подарком в долгом путешествии. Каона закрепила ремни, снова изумляясь тому, как странно немеют ее руки, касающиеся талии крылатого воина, как быстро колотится в горле сердце. Потом из веревки она сделала страховочный пояс для мальчика: вдруг Риз вывернется из ее рук или она сама уронит его? – Мы сейчас полетим вниз, - с деланным спокойствием пояснял тем временем малыш своему волку. - А ты беги за нами. Мы не уйдем далеко, мы будем тебя ждать во-он там, - он указал волку рукой. Грыз понюхал ладошку хозяина и коротко рыкнул. Понял он объяснения или нет, оставалось неясным. Наконец, Риз замер на руках у Каоны, а Каона прижалась изо всех сил к Рамио. Каждый раз первый шаг в небо давался ей неимоверным усилием. Все ее существо протестовало против такого явного безумия. Но затем блаженство полета охватывало девушку. – Нравится? - спросила она у Риза. Артеас летел плавно, медленными кругами спускаясь к берегу океана. Поэтому в ушах не свистело, как при полете на драконе, и можно было разговаривать, почти не повышая голос. – О-очень! - завороженно протянул малыш. - Я бы тоже хотел иметь крылья! – Ну, ты можешь воспитать себе дракона и летать на нем, - предложила ему Каона. – Дракона? - Риз задумался. - А он не будет ссориться с Грызом? – Нет, обычно волки и драконы дружат, ведь им нечего делить. Они едят разную еду, спят в разных местах, главное чтобы хозиян заботился о них одинаково. – О, я буду! - мальчик даже задохнулся от сияющей перспективы, открывшейся ему. - Дракончик! – Конечно, - подбодрила его девушка, оглядываясь на Рамио. Она невольно оттягивала этот миг, зная, что встретит осмысленный, живой взгляд артеас, проникающий в самую ее душу. Рамио улыбнулся, подмигивая девушке. Его глаза не просто сияли, они искрились весельем и какой-то шальной радостью. Он жадно смотрел на профиль чародейки, пытаясь найти изменения, произошедшие с прошлого их полета несколько месяцев назад, запоминая ее лицо. – Ты красивая, - тихо сказал он, зная, что она прочтет это даже по губам. - Ты очень красивая. – Ты тоже, - впервые ответила ему девушка. - Ты очень-очень красивый, Рамио. – А я? - ревниво пропищал Риз. – И ты тоже! - взлохматила ему волосы Каона. - Ты самый красивый мальчишка на этом берегу океана! Через час после приземления их догнал запыхавшийся взмыленный Грыз. Волк первым делом обнюхал Риза, и только убедившись, что маленький хозяин цел, рухнул у его ног, тяжело дыша и вывалив язык из пасти. Путники угостили верного зверя вяленым мясом и водой из дорожных фляг, понимая, что он выбился из сил и не сможет охотиться этим вечером. После чего отыскали пещерку в прибрежных холмах, где можно было уютно устроиться возле костерка. На следующий день они приблизились к Морю Спор. Это место концентрации древней магии выглядело настолько необычайно, что Каона несколько раз просила Рамио взлететь - ей хотелось и ему показать одно из древних чудес их континента, и самой рассмотреть эту завораживающую красоту с высоты. Светящийся купол обозначал непроницаемую ни для чего границу, за которой на мелком белом песке в колышашейся дымке причудливые грибы высотой с корабельные сосны без конца испускали из себя сияющие шары спор. Дикие драконы-вирмы, пауки, злоглазы - все эти твари двигались внутри купола, словно в густой опалесцирующей жидкости. Изредка сквозь волшебную завесу долетал тоскливый драконий крик, и снова только шорох песка нарушал тишину. Путники зашли в приземистое строение, из которого три проема вели в наполненное спорами пространство, и только один - обратно в пахнущий хвоей лес. На крыше этого вестибюля бесшумно и бессмысленно крутилась прямоугольная лопасть размером с мост, словно вытесанная из серой каменной плиты. Слева и справа за выгнутым пузырем купола виднелись такие же входы. А вдалеке надо всем вздымалась огромная светящаяся рука, каждый палец которой был украшен геометрической татуировкой. На огромной ладони виднелся зубчатый круг, похожий на детское изображение солнца, а в центре его пугающе достоверно был вырезан внимательный глаз. Все это вместе действовало ошеломляюще даже на чародейку, не раз видевшую гравюры в книгах с описанием этого странного места. Цвет, горький сухой запах, долетающий из проемов, мерцание спор и плавные движения монстров - это напоминало замедленный сон, вязкий и душный, из которого невозможно, да и не хочется выкарабкиваться. – Там можно дышать? - в который раз спрашивал у девушки Риз. – Да, можно, хотя это и похоже на воду с виду, - рассказывала ему Каона. - Но там не простой воздух. В нем растворена особая магия. – Какая? - расспрашивал мальчишка. – Этого пока даже магистры не поняли до конца. – А зачем гиганты создали такое место? - приставал к чародейке Риз. – Тоже неизвестно, - пожала плечами Каона. - Вот эти лопасти над входами вращаются то быстрее, то медленнее. А странная лихорадка иногда охватывает тех, кто тут охотится. И еще разные видения, которые бывают у надышавшихся этого воздуха. В этом месте много загадок. – Я мог бы тут сидеть и смотреть, смотреть... - завороженно прошептал Риз, приникнувший к невидимой преграде. - Там все так движется... и светится... – Осторожней, малыш! - Каона взяла его за руку. - Именно так и возникает лихорадка-спорянка. Больной ничего не хочет, только смотреть на движение светящихся точек в куполе. И когда его уводят отсюда, он начинает чахнуть на глазах. – А как ее лечат? - внимание Риза тут же переключилось на неведомую болезнь. – О, для лекарства нужно собрать слезы дриад и сконцентрировать на них силу специального амулета с зеленым камнем. Я видела такой амулет у магистра Кодейла, когда он приезжал к нам в Гильдию... Рамио слушал Каону с тем же любопытством, что и Риз. Все эти годы он находился рядом с девушкой, связанный с ней мистическими нитями воздуха, но при этом она была отделена от него, словно эти вирмы за куполом Моря Спор. Артеас почти ничего не знал о ней, о ее учебе, о ее родне. Как он умудрился стать настолько... незрячим душевно? Неужели ему недостаточно физической слепоты? Наверное, его недетская мудрость, все эти знания предков ударили ему в голову. Он вообразил себя всезнающим и непогрешимым. И вот, за какие-то недели путешествия с чародейкой он узнает о ней больше, чем за все эти годы. Что ж, лучше поздно, чем никогда! Когда они снова вышли на высокий обрывистый берег океана, дул ровный холодный ветер с севера, принося крики чаек и глухие удары волн по отвесным скалам внизу. На темнеющей глади залива виднелись верхушки крохотных островков, как небрежно брошенная горсть камушков в мелкой луже. – Здесь нас будет ждать капитан Гарр, - пояснила своим спутникам Каона. - Или мы его. Пока что я не вижу нигде силуэта «Дарбора». Возможно, он появится к утру. – А вон там, у острова, что за лодка? - немедленно указал Риз. Рамио вскинул голову, пытаясь разделись поток ветра на знакомые и незнакомые запахи. Да, пахло смолеными досками, мокрой парусиной, мочеными пиявками и... дубленой кожей орков-матросов. – Это он, - тихо проинес артеас. – Значит, ночевать будем в каюте! - обрадовалась Каона. - Я надеюсь, что они не выкинули нашу голем-повариху? На этом корабле только она способна догадаться согреть воды для мытья и сделать горячего вина с пряностями. – Я вовсе не замерз, - удивился Рамио. - Тут ветрено, но не холодно, Каона, зачем нам горячая вода и вино? – Затем, - вздохнула девушка, - что самый быстрый способ попасть на корабль - это переплыть этот заливчик. Кричать против ветра мы можем до утра, все звуки унесет в сторону. А на костер орки не обратят внимания - возле Моря Спор кого только не шляется! – Может быть, мы полетим? - подал голос Риз. Каона с сомнением покачала головой. – Не знаю, не знаю. Против такого ветра? Над морем? Достаточно одной волне достать нас - и мы окажемся в воде. – Давай попробуем, - не скрывая своего нетерпения поддержал мальчика Рамио. - Тут достаточно далеко для маневра? – Да, не менее мили, - подтвердила девушка. - И взлетать с обрыва, конечно, удобно. Но вы забыли про Грыза! Что если у волка не хватит сил так далеко плыть? Я-то собиралась надуть воздухом пару кожаных мешков и держаться за них. – Я прикажу Грызу ждать, - предложил Риз. - Нужно толко оставить тут что-нибудь, пахнущее мной и велеть ему караулить. Тогда он не поплывет. А завтра мы заберем его. – Ладно, уговорили, - согласилась Каона. Ей самой не очень-то хотелось лезть в ледяную воду. В этих краях северное течение, идущее от частично соединившихся с Аденом покрытых вечным снегом земель Элмора, охлаждало воду настолько, что купание даже в разгар лета было весьма малоприятным занятием. – Раз, два, три! - весело скомандовал Рамио, когда все ремни были затянуты и все веревки обмотаны вокруг поясов и плеч. Они оторвались от земли и край обрыва рухнул вниз так резко, словно они падали в небо. Глаза артеас широко распахнулись, озирая дикий берег, светящийся купол Моря Спор, лес за ним, силуэт корабля возле голого островка в заливе. Солнце садилось по левую руку от крылатого воина, и дорожка от него бежала прямо по пенным верхушкам волн, разбиваясь на розовые блики. За горами туманным силуэтом вставало и снова таяло какое-то тревожное, темное сооружение, царапающее острыми шпилями небо. – Там храм темных эльфов, храм Шилен, - ответила Каона на незаданный вопрос. – Какой необузданно красивый край! - попытался высказать свои впечатления Рамио. - Словно дикий дракон на дикой скале... – Да, - согласилась девушка. - Дикий, сильный и свободный край. Ты прав. Тут магия первозданна, тут неизведаны леса и не исследовано море. Тут сила нашего мира все еще нетронута, как потайной родник в лесу. Я это чую... – Чул не чул, куда ветер дул, - скрипучим голосом старшего охотника передразнил ее Риз. Все расхохотались. Рамио плавно развернулся в воздухе и начал опускаться на палубу «Дарбора». Так, с хохотом, они и попали прямо в мощные объятия капитана Гарра. Могучий орк подхватил свалившихся с неба пассажиров и закружил, приговаривая что-то среднее между: «Попались!» и «Заждались мы вас!». Темный бубенчик выкатился из кармана Каоны и помчался, подпрыгивая, по палубе - вперед, вперед, к вздымающемуся в закатное небо бушприту. Маленький Риз догнал его и подхватил с палубы. Потряс возле уха, удивленно вскинул глаза на Каону. – Не звенит! – Звенит, - очень серьезно сказала ему девушка. - Просто нужно слушать не ушами. – Куда идем, сколько платим? - поинтересовался капитан, делая в воздухе жест, словно перебирая золотые монетки. – В Грацию, домой к Рамио. А потом вдоль побережья немного. – А мы уже два дня как тут вас поджидаем, - орк хлопнул в ладоши и из кухни появилась голем-повариха с подносом, заставленным кружками и тарелками с едой. - С ящерами разобрались, рыбы наловили, даже кое с кем подраться успели. – С кем это? - хмыкнул Рамио, вспоминая пустынное побережье, которое открылось ему сверху. – Да, шли тут какие-то на фрегате... - махнул рукой Гарр. - И вдруг решили нас обыскать. Дескать, охрана они здешняя. Только странные у них для охраны матросы были, даром что в трюме прятались. – Монстры? - Каона встревожилась. – Они самые. Полна коробочка каких-то псоголовых да бронетараканов с крыльями. – Это наверное те, из Бандюшника, - предположил Рамио. – Да вот и мы смекнули, что на охрану они похожи, как я на новорожденого гнома. Приложили им кому куда, а фрегат сам в воздухе растаял. – Давно это было? - Каона нашарила за поясом почтовый кристалл. – Часа три назад, - Гарр был черезвычайно доволен собой. – Ох... - девушка невольно оглядела небо. - У них же могут быть драконы. – Темнеет, - подал голос рулевой Борруд. - Островов тут как жабьей икры в луже. Мы уйдем далеко, они нас не найдут. Утром будем уже возле Глудина. – Положитесь на моих ребят, - подмигнул чародейке Гарр. - Им тоже неохота попадать в такую мясорубку, как в тот раз. Тем более рыбы у нас полный трюм. – Волшебной рыбы, кэп? - пропищал Риз, завороженно косясь на темный люк. – Разумеется, волшебной, - Гарр вдруг плавно присел на корточки. - Мы же не лесовики какие - ловить простую рыбу. – А волшебную рыбу есть нельзя? - мальчишка был в восторге. – Нельзя, ее только начнешь резать, как она лопается и превращается во что-нибудь. – Во что? - Риз сделал полшага в сторону люка, но по-прежнему ничего не углядел. – В пузырьки с маслом или в свитки или в куски всяких редкостей, - перечислял капитан с таким же мальчишеским удовольствием. - Если ты заснешь раньше, чем эти двое, - Гарр махнул рукой в сторону Каоны и Рамио, - только по-честному заснешь, без обмана, то завтра я тебе разрешу помогать моей команде потрошить эту рыбу. – Уау! - восторженно взвыл Риз. - Да я вмиг усну, вот увидишь... увидите! – Э, нет, сначала кормежка! - Гарр указал на поднос. – Ой! - Риз оглянулся на берег и помрачнел. - Кэп, у меня волк на берегу остался. Если нам надо срочно уплывать, то как же мой Грыз? – Грыз, говоришь? - Гарр поднялся и подхватил Риза на плечо. - Давай-ка мы с тобой испытаем мой ялик, парень. Давно я не разминался перед сном, того гляди стану жирным, как кроколиск. С мальчиком на плече Гарр удалился на нижнюю палубу и вскоре отуда раздался приглушенный всплеск. – Капитан все такой же, - улыбнулся Рамио. - Помнится, он меня вот так же тормошил всю дорогу. – И нас с Эмми он тоже постоянно смешил. Хотя делал вид, что командует нами вовсю, - вздохнула мечтательно Каона. - Интересно, как он нашу голем-повариху выдрессировал? Я-то думала, она так и командует каким-нибудь бедолагой из матросов. Через полчаса Грыз занял свое место возле койки Риза, и мальчик поспешно натянул одеяло на голову. – Пожалуй, сегодня ему магия не нужна, - Каона нерешительно покрутила в руках посох. – Не стоит рисковать, - нахмурился Рамио. - Ты же не думаешь, что капитан лишит мальчика завтрашнего развлечения, если ты поможешь ему уснуть? – Нет, конечно, - чародейка сплела заклинание и всмотрелась в черную луну над детской головкой. - Гарр чудесный. Я ничего не знаю о его семье, вот странно. Мне кажется, из него вышел бы замечательный папаша для целого выводка ребятни. – Я слышал кое-что краем уха, - неловко признался Рамио. Его способность иногда ловить вместе с ветром далекие разговоры была слишком похожа на подслушивание, и артеас старался не злоупотреблять ею. - Рор рассказывал Хенайне, что с семьей Гарра что-то случилось. Но я не знаю, что именно. – Как жалко! - вздохнула Каона. - Вот почему Гарр такой... одинокий и так заботится обо всех. А еще говорят, что орки - бесчувственные дуболомы! – Хватит обсуждать меня, вы, сухопутные! - проворчал за дверью каюты капитан. - Если мальчишка спит, то двигайте в мою каюту, будем прикидывать маршрут по карте, пить вино и рассказывать сплетни друг про друга вместе. Смущенные друзья поторопились следом за орком, в то же время понимая, что их слова ни капли не оскорбили капитана. – Что ты там говорила про бубенчик? - заговорил на нейтральную тему Рамио. – Да просто, - потрясла кругляшом Каона. - Мне все время кажется, что он звенит, только словно неслышимо. Звенит и зовет меня в дорогу. – Что значит - кажется? - голос артеас слегка дрогнул. - Он ведь действительно звенит. – Да нет же... - чародейка растерялась. - Он без язычка, просто пустой внутри. Он не может звенеть. – Но я слышу, - Рамио нашарил ее руку и поднес темный кругляш к самому своему лицу, будто бы пытаясь рассмотреть его. - Вот, я трясу - и он звенит, тихо, но отчетливо. – Рамио, он не звенит, - Каона безотчетно схватила его за руку. - Он не звенит ни капельки! Но он... он светится! – Я думаю, что он указывает нам путь, - взволнованно ответил ей артеас, прижимая девушку к себе за плечи. - Мы правильно идем, Каона.