– Этот человек должен был умереть уже давно, - спокойно рассказывала Мать Олай караванщикам и Аннарину, понуро сидящим за накрытым столом. - Его убивали трижды во время Преобразования, но цель его была так высока, что он остался жив. И привел вас к своей цели. Сюда.

– И никак нельзя его вылечить? - спросила Лемвен, катая хлебный шарик по столешнице.

– Нет, деточка, даже тебе не удалось бы его вылечить, - с нажимомо ответила Мать Олай.

– Вернуть к жизни на некоторое время - может быть. Но не вылечить. Он давно вышел за ту грань, когда расходуются жизненные силы или магическая энергия. Он платил своей судьбой за каждый час существования на пути сюда.

Лемвен тихо фыркнула и промолчала. Она по-прежнему не собиралась обсуждать свой магический дар.

– Что же это за Чаша? - уныло поинтересовался Тиэрон, только из вежливости прихлебывая молоко. Еще недавно ему казалось, что он умирает от голода.

– Я не могу вам ответить, потому что никогда не знала этого, - мелко потрясла головой Мать Олай.

– Нам доверили не тайну, а только ее вместилище. Все, что я слышала - это сокровище эльфов, но темных или светлых - даже об этом я не имею понятия.

– Мой… отец… - запнулся на некогда дорогом для него слове Аннарин, - полагал, что она принадлежит роду королей.

– Все может быть, - пожала плечами женщина. В ней явно смешались и человеческая и орочья кровь, она была очень высока ростом, но кожа почти не сохранила зеленый оттенок. Разве что в складках кожи и на губах. - Мы знаем только, что Чаша была помещена сюда, чтобы избежать кровопролития.

– Тогда, возможно, нам лучше оставить ее у вас, - произнес Седди, рассматривая свою деревяшку, чудом пережившую бурю. Опираться на нее он еще не мог - культя сильно болела.

– Нет, не лучше. Нам было сказано, что Глаз Бури будет охранять нашу страну до тех пор, покуда кто-нибудь не прорвется через магический шторм, следуя зову Чаши. Когда это произойдет, мы должны будем вернуть чашу прибывшим, не спрашивая, кто они и откуда. Буря уляжется, и мы сможем начать плавать по морю и торговать с материком, не опасаясь Соглядатаев.

– Соглядатаев? - перспросил с набитым ртом Вокан, единственный из всех сохранивший аппетит.

– Да, охотников за полукровками. Вы не слышали про них? - поинтересовалась в свою очередь Мать Олай.

– Нет, нет, никогда, - затрясли головами путешественники.

– Ну, тогда, видимо нам и правда можно ничего не опасаться, - улыбнулась она. - Нас тут несколько десятков тысяч, и во всех течет смешанная кровь. Много веков назад полукровок травили члены одного тайного общества, называвшие себя Соглядатаями. Они уверяли, что боги не случайно создали все расы разными. Если перемешать всех, то наступит конец света - так они запугивали неграмотных крестьян. Некоторые верили. Некоторые боялись перечить. Чаще всего Соглядатаи выслеживали беззащитных женщин с маленькими детьми от смешанных браков. Над ними можно было устроить показательный суд, запугав всех окрестных жителей. Но иногда не гнушались и убийством в спину.

– А как вы очутились на этом острове?

– Опережая Соглядатаев, полукровок начали находить жрецы светлых эльфов. Они рассказывали об опасности и предлагали помощь в переезде сюда. Почти никто не отказался. Страх перед распрями между расами был еще слишком свежим. Порой даже родня не одобряла смешанных браков. Когда нас тут набралось несколько тысяч, жрецы привезли эту Чашу и велели нам хранить ее. Вот и все.

– Станно, - задумчиво сказала Лемвен. - А что же было с другими полукровками и с этими самыми Соглядатаями?

– Этого мы не знаем. Но, раз вы про них не слышали, видимо, их больше не существует.

– Зато полукровок полным-полно! - зачем-то добавил Аннарин и немного покраснел.

От похожего на раковину здания раздался гулкий гонг.

– Ваш друг готов попрощаться с вами, - склонила голову Мать Олай. - Идите, отдайте дань его мужеству.

Смущенные путешественники вошли в прохладный полумрак здания. Прямо посреди центрального зала стояло низкое ложе, едва на ладонь поднимающееся надо полом. На светлых простынях белоглазый казался особенно темнокожим и высушенным своей хворью. Но глаза его впервые смотрели осмысленно. Он оглядел каждого из пришедших, и на его лице отразилось смятение. Видимо, он ожидал увидеть здесь своих погибших товарищей-эльфов. Но удивительное упорство волной смыло растерянность с его лица. Он коснулся руки Седди, стоящего ближе других. Улыбнулся. Знаком подозвал Вокана. Кивнул. Подозвал Тиэрона. Похлопал его по руке. Коснулся Лемвен. Тихо рассмеялся. Взял за руку Аннарина. Облегченно вздохнул. Губы шевельнулись несколько раз, будто примериваясь, и произнесли:

– Забери Чашу. Когда настанет время, ты поймешь. И… Береги ее.

– Я… сделаю, - с легкой запинкой пообещал эльф.

– Я знаю, - ответил белоглазый, и розовый пузырь надулся и лопнул у него на губах. Мать Олай поспешно отодвинула эльфа и положила руку на лоб умирающего.

– Тебе пора, человек! - сказала она ласково, как мать зовет заигравшегося ребенка.

– Благодарю, мудрая, - ответил он, закрывая глаза с видом очень усталого, но прошедшего свою дорогу путника.

Лемвен откровенно плакала, глядя на стихающий трепет его век. Тиэрон гладил ее по плечу, почему-то спокойно думая, что больше никогда не испугается в бою. Гномы перестали крутить свои бороды и отдали военный салют, хотя и не были дружинниками. А Аннарин изумленно смотрел на взявшуюся ниоткуда в его руках Чашу литого мифрила, украшенную простым растительным орнаментом, без драгоценных камней и жемчуга. Чаша оттягивала ладони, хотя и была размером с обычную походную кружку. Ее хотелось касаться, гладить, рассматривать. Мифрил искрился, будто плавился, узор менялся, как в калейдоскопе. Эта Чаша была бесценнее всего, что он видел в своей жизни. И больше всего ему хотелось наполнить ее. Водой. Вином. Алой свежей кровью.

Мать Олай коснулась лба Аннарина и он очнулся.

– Ты будешь хранить ее, эльф, - строго сказала она. - Только хранить. Ее мудрость, волшебство и зов - не для тебя.

– А от кого я должен ее беречь? - спросил немного пришедший в себя Аннарин.