– Да, так оно и было, - кивнул Аррабах. - Только я не настолько ясно помню это, как в двенадцать лет. Мы вернулись в Грацию и стали старшими братьями людям. Где было нужно - мы воевали за них. Где требовалось - учили их. Мы передавали их лекарям и учителям свои знания, мы охраняли границы, мы помогали правителям составлять своды законов, но никогда не становились никем, кроме стражей этой земли. Первые десятилетия нас наполняло отчаянье: один за другим умирали наши старики, а знамения искупления все не было и не было. Мы не смели даже приближаться к человеческим женщинам. Казалось, артеас все-таки обречены на вымирание...

– К счастью, женщины сами приблизились к нашим предкам, - усмехнулся Рамио. - Открытые, как дети, любопытные, как элпи и дерзкие, как кугуары, они не могли исцелить от скорби тех, кто помнил гибель наших женщин. Но подрастающие юноши не сумели приказать своим сердцам не биться, правда?

– Да, конечно, - Аррабах слегка улыбнулся. - Молодые влюблялись, и рождались дети. Что мы могли сделать с этим? Это была надежда - или продление агонии.

– Рождались только мальчики? - поинтересовалась Хенайна, завороженно осматривавшая Аррабаха.

– Всегда рождалась двойня, - пояснил Страж. - Мальчик-артеас и двочка-человек. Словно напоминание, словно насмешка. Мы усилили дисциплину среди наших воинов, мы запретили долгие отлучки в города, но совсем прекратить это мы не могли. Нам пришлось решать, что делать с нашими детьми. Если бы мы оставляли их матерям, очень скоро люди узнали бы о нашем происхождении. Конечно, некоторые женщины были достойны доверия, и готовы помочь нашей расе. Но не все оказались такими. Боясь повторения кошмара полукровок, мы приняли решение о подкидышах. Мы брали мальчиков и подкидывали их в селение, расположенное как можно дальше от места их рождения...

– Вы, конечно, забирали детей без согласия матерей? - презрительно оттопырила губу Эмми.

– А что нам оставалось? - пожал плечами Страж. - Мы усыпляли рожениц и всех присутствующих, забирали мальчика, а девочка служила утешением для матери, не подозревавшей о двойне.

– А почему вы не воспитывали своих детей сами? - изумилась Каона. - Ведь вы должны были очень-очень любить их!

– Мы идем долгим путем смирения, - пояснил Страж. - Наши дети должны были продолжить этот путь служения. Воспитанные в наших башнях, они могли вырасти заносчивыми, презирающими людей. А вот выросшие в Общинных домах, они ощущали себя людьми в той же мере, что и артеас. Тем более, что память предков приходит ко всем нам, от нее невозможно отгородиться или отказаться. А знание человеческой жизни можно только воспитать с годами.

– Вы создали институт Общинных домов? - уточнила Вивиан.

– Нет, мы только расширили его. Сделали так, чтобы Общинный дом появился почти в каждом поселке. И наши учителя стали обучать подкидышей, чтобы знание о нашей расе не обрушивалось на неподготовленных детей. Заодно мы тренировали мальчиков и подыскивали девочек-целительниц. Советы поселений были довольны таким порядком вещей. К тому же, у людей стало незазорным подкидывать собственных нежеланных детей. Раньше многие предпочитали относить их в лес или топить в океане, и мы ничего не могли поделать с этим, - Страж вздохнул. - В Долине раньше случались неурожаи и голодные годы, когда дети гибли сотнями, потому что их некому было кормить, но после постройки Общинных домов люди предпочитали относить сирот туда, а мы выхаживали изо всех сил...

– Моя мать жива? - спросил неожиданно Рамио. - Почему мой отец не пришел ко мне в эти дни? Почему он скорбит?

– Твоя мать умерла несколько лет назад, - отозвался Аррабах. - Твоя сестра живет в семье своей тетки и вполне счастлива. Твой отец... очень любил твою мать. Он ощущает себя виноватым и перед ней, и перед тобой. Это все очень непросто.

– Пусть собирается с духом, - махнул рукой слепец. - Время скорби кончилось, мы будем молится об умерших в храмах Та-Сэйя-кери.

– Прости, Рамио, но ты ведь знаешь пророчество, - вздохнул Аррабах. - Точно так же, как ты не можешь принуждать эту девочку быть рядом с тобой, мы не можем требовать, чтобы ты выполнил невозможное. Твое правление будет спокойным. Я уверен, что Сэйя пошлет нам новую надежду... в будущем.

– Это мое право, не так ли? - усмехнулся Рамио. - Если я даже не попытаюсь - зачем я тогда вообще родился?

Стражу нечего было возразить на это. Но один из учителей - как догадались по внешности путешественники, тоже артеас, смуглый и скуластый мужчина, принялся убеждать Рамио не делать глупости. Тот выслушал равнодушно и жестом приказал учителю замолчать.

– Благодарю за заботу, - пожал он плечами. - Я все-таки хочу попытаться.

– Попытаться? Что именно? - спросила у него Каона.

– Само по себе мое рождение еще не означает искупления, - вздохнул Рамио. - Я должен найти спрятанный храм, где хранятся те жемчужины, оставшиеся от наших женщин. Найти его без помощи остальных артеас. И проникнуть в него только с воздуха, - и он горько усмехнулся и добавил упрямо. - Я попытаюсь!

– Боюсь, что у тебя будет не так много попыток, правитель, - вздохнул Аррабах. - Открой уж нашим гостям и последнюю тайну артеас. Бог Сэйя, избирая свой путь для созданных им разумных, решил, что сила, ум, ловкость и крылья дают нам и так слишком много преимуществ перед прочими расами. Поэтому он не дал нашему народу безрассудности выморока. Артеас умирают один раз - по-настоящему и навсегда.

– Ужас! - прикрыла рот ладошкой гномишка. - Совсем-совсем один раз?

– Если целитель не успеет раньше - да, - кивнул Страж Его лицо не выражало особого страха, ведь это знание сопутствовало его расе много тясячелетий.

– Я знаю это, - отозвался Рамио, - я буду... осторожен, - он слегка улыбнулся.

И вот, несколько дней спустя, Рамио упорно пытался взобраться на холм возле поселка, а Каона следовала за ним как привязанная. Все осталось позади - этот тяжелый разговор, в котором пришельцев с одной сторны благодарили за оказанную Рамио помощь, с другой упрекали в применении магии. И уговоры целительницы, поймавшей Каону за оградой школы, рыдающей и умоляющей девочку остаться рядом со слепым правителем артеас. И ледяной, высокомерный гнев мальчишки, услышавшего эти уговоры. В нем, маленьком, неловко двигающемся, вместе с памятью предков прорезалась такая гордая сила, словно его растили в императорском дворце с рождения. Изменилась осанка, изменился тон речи.