Даниэль снисходительно хмыкнул, и Роз тут же понял, какие мысли его приятель оставил невысказанными:

— Себя она не продает, если ты об этом. Попробуй подступись к ней, если она того не хочет. Как думаешь, почему ее не видят в обществе? Она никогда не стремилась найти себе покровителя. А ведь Пассаван в свое время был готов завалить ее золотом. Но она ему отказала.

— Отказала Пассавану?.. — у Даниэля заплелись ноги, и он чуть не споткнулся на ровном месте, но вовремя успел выставить перед собою трость. Роз пожал плечами:

— Да, его знаки внимания ее не впечатлили. С тех пор он обижен на нее до глубины души. Хотел даже явиться сюда, потребовать свои дары назад, но Месье живо его отвадил. С Месье, знаешь ли, вообще лучше не шутить…

Даниэль хотел спросить у него еще что-то — например, как может происходить в действительности то, что он давно и прочно полагал про себя немыслимым, — но увидел качнувшуюся над их головами вывеску «Северной звезды» и решил, что лучше ему будет увидеть все своими глазами. Впрочем, пока он не видел ничего — у кабаре было темно и тихо, ни звука не доносилось из погасших окон, да и у входа не толкалась обычная для любого заведения толпа. Роза это видимо насторожило: отбросив в сторону тлеющий окурок, он первый подступился к двери и потянул ее на себя, но та ожидаемо не подалась, только скрипнула давно не смазанным, наглухо закрытым засовом.

— Что за чертовщина, — вырвалось у Роза, и он отступил, окинул взглядом притихший, будто уснувший дом. — Что-то произошло.

— Смотри сюда, — Даниэль, будучи менее пьяным и от того более внимательным, указал ему на табличку, явно наспех прибитую к стене над дверью — там было неровно выведено сегодняшнее число и уведомление о том, что вечернее представление отменено. — Похоже, не судьба нам сегодня полюбоваться на эту Бабетт.

— Похоже, так, — согласился Роз, отступая. — Знать бы, что случилось. Просто так они не стали бы закрываться: сегодня суббота, вечер должен быть хлебным.

— Вскоре узнаем, — Даниэль повел плечами: зима понемногу вступала в свои права, и воздух постепенно пропитывался ее морозным дыханием, поэтому у молодого человека не было никакого желания подолгу оставаться на улице. — Слухи донесут до нас все, что нам не захотят рассказать… тогда по стаканчику у Бурботта?

— Всецело поддержу, — подхватил Роз, и они удалились прочь, чему Даниэль про себя был только рад — не оборачиваясь на «Северную звезду», он чуял нутром, что дом, онемевший, захлопнувший свои двери, продолжает недружелюбно щериться незадачливым гостям вслед.

***

Из груди Бабетт вырывались вместе со сбитым дыханием протяжные, бессвязные хрипы; пребывая в бессознательном состоянии, она не чувствовала чужого присутствия у своей постели и едва ли могла осознать, что мэтр Дюбуа, убирая в сумку стетоскоп, сокрушенно качает головой.

— Скажите мне, — надтреснутым голосом произнес Месье, стоявший тут же — он был непривычно для себя бледен, но ничем не выдавал своего внутреннего состояния, в отличие от Андре, который бросил бестолково носиться возле постели лишь тогда, когда на него прикрикнули и отправили в кухню греть воду, — скажите мне, что это не чахотка.

— К счастью, нет, — ответил тот, и Месье шумно выдохнул, сделав это, возможно, против собственной воли. — Но дело обстоит скверно. Простуда успела спуститься в легкие, и я, увы, не могу сейчас дать вам обнадеживающих заверений.

Андре, возникший на пороге, услышал это, и вода в тазу, который он принес, заходила ходуном, едва не переливаясь через край.

— Не думаю, что в кровопускании будет толк, — сказал месье Дюбуа, бросив на него взгляд. — Вы же знаете, я скептик в отношении этого метода.

— Что же тогда делать? — спросил Месье, забирая у Андре таз, дабы все его содержимое не оказалось тут же на полу. Несчастная Бабетт разразилась приступом надрывного, мучительного кашля, но глаз не открыла; Андре оказался рядом, чтобы поправить ее сбившееся на сторону одеяло, а затем опустился, лишенный сил, на край ее постели, сжал ее руку между своими ладонями и остался сидеть так, замерев, как статуя.

— Ждать, — приговорил месье Дюбуа смиренно и сострадательно. — Если она переживет эту ночь и последующую — скорее всего, ей удастся пойти на поправку. Наша задача — поддержать в ней силы. Отвары, растирания… я выпишу рецепт.

— О расходах не думайте, — заметил Месье, вместе с ним покидая комнату, — я заплачу, сколько необходимо.

Они спустились в зал, замерший и пустой, освещенный лишь слабым светом нескольких настенных светильников. Чтобы месье Дюбуа не напрягал и без того подслеповатые глаза, записывая свои назначения, Месье водрузил на стол рядом с ним газовую лампу.

— Не ошибитесь, — веско сказал он и, дожидаясь, пока тот закончит, сел за соседний стол — тот, который занимал обычно, наблюдая за представлениями. Там стояла, дожидаясь его, початая бутылка вина и шахматная доска с расставленными на ней фигурами; Месье прервали на середине партии, которую он играл с самим собою, чтобы сообщить, что Бабетт стало дурно — с того момента прошло несколько часов, которые обитателям «Северной звезды» могли показаться днями, но на доске ничего не изменилось; сняв с нее черного ферзя, Месье принялся задумчиво вертеть его между пальцев.

— Я навещу ее завтра вечером, — сказал месье Дюбуа, положив перед ним усеянную убористыми буквами бумагу. Месье в ответ вручил ему несколько банкнот, извлеченных им из потрепанного, но пухлого кошелька, и на том они разошлись — хозяин заведения остался в одиночестве, но ненадолго, ибо на лестнице показался Андре. Он шел нетвердым шагом, будто сам был болен или пьян, с трудом нащупывая перед собою ступеньки, и Месье посмотрел на него с нешуточной тревогой.

— Как она?

— Кажется, заснула, — пробормотал Андре, подходя к уставленной бутылками стойке, хватаясь за коньяк и тут же возвращая его обратно. Безнадежное отчаяние на его лице сменялось непонятным ожесточением; он бесцельно блуждал взглядом по залу, не соображая, за что ему взяться, и Месье строго окликнул его:

— Сядь. Выпей. Тебе нужно успокоить свои нервы.

— Вы думаете, это возможно? — спросил тот с печальной усмешкой. Тогда Месье поднялся со своего места, тоже подошел к стойке, наполнил коньяком первую подвернувшуюся рюмку и вручил ее Андре, а следом вручил ему рецепт, оставленный месье Дюбуа.

— Иди к аптекарю, но сначала выпей. Я не хочу, чтобы ты свихнулся от беспокойства и забыл дорогу назад.

Принимая резонность его доводов, Андре опрокнул себе в рот содержимое рюмки и, сжимая в руке бумагу, бросился к двери, чтобы отпереть засов и выбежать на улицу. Месье снова остался в зале один, но и теперь его уединение оказалось прервано весьма быстро, ибо рядом с ним появилась Софи. Все это время она сидела, притихнув, у себя, ожидая, не позовут ли ее для какой-либо помощи, а теперь вышла в зал, чтобы разузнать, чем кончилось дело; каким-то образом поняв по виду Месье, что самого страшного не произошло, она облегченно вздохнула и спросила очень осторожно, едва дрогнувшим голосом: